Почтовая открытка - Анна Берест

Глава 41

— Очень долго, лет, наверное, до одиннадцати, я думала, что наша семья родом из Прованса.

— Я тебе не верю, — засмеялся Жорж.

— А как иначе! Я думала, что Мириам родилась во Франции, в этой самой деревне, лежащей на Домициевой дороге, куда мы приезжали каждый год на каникулы. И еще я думала, что Ив — мой дедушка.

— Ты не знала о существовании Висенте?

— Нет. Как тебе сказать… Все было так расплывчато… Мама не говорила: «Ив — твой дедушка». Но она и не объясняла, что дедушка — совсем другой человек. Понимаешь? Я прекрасно помню, как в детстве, когда меня спрашивали, откуда родом мои родители, я отвечала: «По отцовской линии — из Бретани, по материнской — из Прованса». Я была полубретонкой, полупровансалкой. В жизни так бывает. Мириам никогда не касалась в разговоре воспоминаний, которые могли бы как-то это опровергнуть. Она ни разу не сказала «как-то раз в России», или «когда мы ездили на каникулы в Польшу», или «вот в детстве, в Латвии», или «у бабушки и дедушки в Палестине». Мы не знали, что она бывала во всех этих местах.

Мириам показывала нам, как лущить горох для супа листу, как делать «лавандовые бутылки», перевивая сухой букет нарядной шелковой лентой, как сушить липовый цвет на простыне, чтобы потом по вечерам пить липовый чай, как настаивать ратафию на вишневых косточках, как готовить оладьи с цветками кабачков, и я думала, что она передает нам семейные рецепты. И когда она учила нас чуть приоткрывать ставни, чтобы не выпустить из дома ночную прохладу, или отводить для работы одни часы, а для сна — другие, я думала, что мы продолжаем обычаи наших предков. И даже сегодня, прекрасно понимая, что по крови я совсем не местный житель, я люблю и каменистые тропы, и безжалостный зной, который выдержит не каждый.

Мириам была семенем, которое ветер пронес сквозь целые континенты и которое в итоге проросло здесь, на этом маленьком необитаемом клочке земли. Она потом жила там до конца жизни, и время остановилось.

Она смогла наконец пустить корни на этом не очень гостеприимном холме; может быть, его каменистая раскаленная почва напоминали ей Миг-даль и детство в Палестине, где на земле дедушки и бабушки ей впервые не надо было опасаться пре следований.

Все, что я помню из жизни с бабушкой Мириам, происходило здесь, на юге Франции. Именно здесь, между Аптом и Авиньоном, на люберонских холмах, я общалась с женщиной, чье второе — скры тое — имя я теперь ношу.

Мириам нужно было держать дистанцию с людьми. Она не подпускала к себе близко. Помню, иногда она смотрела на нас с каким-то испугом. Сегодня я почти уверена, что дело было в наших лицах. Внезапное сходство с теми, кто был до нас, какая-то общая манера смеяться, отвечать… Видимо, ей больно было это замечать.

Иногда казалось, что она воспринимает нас как ненастоящую семью, как приемных.

Ей приятно было делить с нами какие-то семейные радости, сидеть с нами за столом, но в глубине души она хотела вернуться к своим.

Мне трудно соединить в едином образе дочку Рабиновичей Мирочку и Мириам Бувери, мою бабушку, у которой я жила каждое лето, между горами Воклюз и хребтом Люберона.

Непросто собрать все воедино. Нелегко состыковать друг с другом все периоды истории. Эта семья как огромная охапка цветов, которую никак не удержать в руках.

— Мне хочется отыскать хижину моего детства. Надо идти через холмы, это позади деревни.

— Пойдем, — сказал Жорж.

Дойдя до конца тропы, я мысленно увидела Мириам, ее загорелую дочерна, словно выдубленную солнцем кожу, я вспомнила, как она идет по каменистым холмам, мимо колючих растений.

— Вот, — сказала я Жоржу. — Видишь ту хижину? Здесь Мириам и жила после войны вместе с Ивом.

— Должно быть, она напоминала им дом повешенного!

— Видимо, да. Тут я проводила у нее каждое лето.

Постройка из кирпича, черепицы и бетона, без ванной и туалета, с пристроенной летней кухней. Мы все вместе жили здесь с начала июля, как бы в замедленном темпе из-за страшной жары, которая сковывает все живое, обращает людей и животных в соляные статуи. Мириам воссоздала ту жизнь, которую помнила по даче отца в Латвии и палестинской ферме бабушки и дедушки. У мамы были длинные волосы, у отца тоже, мы мылись в желтом пластиковом тазике, вместо туалета надо было ходить в лесок, я садилась на корточки за большим камнем, покрытым лишайником, и увлеченно наблюдала за тем, как горячая струйка бежит по листьям, распугивая жуков и унося клопов и муравьев, как лава извергающегося вулкана.

Долгое время я думала, что все дети на каникулах спят в одной большой хибаре вместе со всеми родственниками и после обеда валяются на матрасах и бегают в туалет в ближайший лес.

Мириам научила нас готовить варенье, собирать мед, консервировать фрукты в сиропе, сажать огород и ухаживать за фруктовым садом с айвой, абрикосом и вишней. Раз в месяц приезжал рабочий с дистиллятором, остатки фруктов шли на изготовление настоек. Мы собирали гербарии, устраивали спектакли, играли в карты. Мы дудели сквозь травинки — Мириам научила нас правильно зажимать их между пальцами, надо было срывать широкие и крепкие, чтобы звук был громче. Еще мы сделали свечки из апельсинов, вставляя фитиль на ножке в пустую апельсиновую кожуру. Внутрь надо было наливать оливковое масло. Время от времени мы ходили в деревню покупать колбаски для гриля, отбивные, фарш для помидоров, жаворонков без голов. Сначала шли сквозь лес, долго брели под солнцем, в серебристом блеске листьев пробкового дуба. В детстве мы могли шагать по этим тропинкам босиком, не чувствуя боли. Мы понимали, на какой камень можно встать, чтобы не было больно; мы находили фоссилии в форме ракушек и акульих зубов. Мы стойко переносили жару и побеждали ее, как побеждают страшного врага, который испепеляет все на своем пути. А как восхитительна была победа, когда с наступлением темноты приходила спасительная вечерняя прохлада и ветерок гладил нас по лбу и, как мокрая тряпица, снимал жар. И тогда Мириам вела нас кормить лисицу, которая жила на холме. «Лисы добрые», — говорила она нам. Она добавляла, что эта лисица ее друг, и пчелы тоже. И мы верили, что она с ними тайком разговаривает.

В компании дяди, тети и всех двоюродных братьев и сестер каникулы