Собрание сочинений. Том 7. 2010-2012 - Юрий Михайлович Поляков

спаситель! – Она наклонилась и поцеловала писодея в плечо. – Федя согласился делиться по-честному…

– Это как? – важно спросил автор «Жадной нежности».

– В общем, так, – объяснила Наталья Павловна. – Если я беру квартиру в Котельниках и дом на Рублевке, то мне достается еще дачка в Крыму, в Симеизе, и моя галерея. Он получает квартиру на Ленинском, свой тренажерный зал «Мистер Мускул», коттедж на озере, домик на Волге и дачу в Сазополе. Но можно и наоборот…

О грандиозном дележе недвижимости, который малоимущему Кокотову казался чем-то вроде Третьего раздела Польши, она говорила со щебечущей легкостью, словно спор шел о прикроватных ковриках из спальни бывших супругов.

– Я бы, конечно, взяла Рубляндию, Сазополь, Котельники и галерею, но на такой вариант он, жадина, не соглашается. Вы должны мне помочь!

– Как?

– Советом. Поддержкой.

– Надо подумать!

– Вы правы, надо хорошо подумать. Поймите, мой друг, это очень, очень серьезно! Если мы согласимся и подпишем мировую, потом ничего изменить нельзя!

– Конечно! Я понимаю. Рыбка плывет – назад не отдает…

– Не отдает! Еще нужно разобраться с акциями «Газпрома», «Сибнефти» и «Норникеля». Но это я уж как-нибудь сама…

– Да, там что-то у них с котировкой…

– Я в этом ничего не понимаю… – пожала плечами Обоярова.

Некоторое время ехали в том неудобном молчании, какое обычно предшествует неловкому вопросу или просьбе. Наконец она решилась:

– О мой рыцарь! Мне, право, совестно, но не могли бы вы одолжить мне немного денег?

– Я? Конечно! Но дело в том…

– Нет-нет, если для вас это проблема… – молвила Наталья Павловна с обидной улыбкой.

– Вы меня не поняли. Я хотел сказать, что деньги у меня дома. А сколько нужно? – Он положил ладонь на ее кожаное колено, благодарно дрогнувшее в ответ.

– Немного. Сколько есть… Я задолжала адвокату и еще кое-кому по мелочи. Вы где живете?

– На Ярославке, сразу за Строительным институтом…

– Роскошно! Это же совсем рядом.

Вскоре они остановились у кокотовского подъезда. На лавочке сидели бомжи и пили из пластмассовой бутылки жидкость, напоминающую цветом шартрез, а густой пеной – пиво. Контейнеры по обыкновению не вмещали мусорного изобилия. Знакомая крыса на том же самом месте мыла лапками мордочку. Наталья Павловна оглядела все это с вежливой улыбкой приезжей принцессы, которой на высшем уровне решили показать гордость мегаполиса – свежеотремонтированные трущобы:

– Здесь мило!

– Рядом парк! – пояснил Кокотов, стыдясь своего панельного ничтожества: был бы хоть дом кирпичный!

– Я хочу посмотреть, как вы живете! На каком этаже? – объявила она голосом все той же принцессы, собравшейся теперь пожать руки обитателям уютного дна.

– Нет, у меня не прибрано! – вскрикнул Андрей Львович, вспомнив о кошачьих запахах подъезда и уликах Нинкиного визита. – В другой раз! Я скоро вернусь…

– Только побыстрей! Мы опаздываем.

В квартире он вынул деньги из второго тома «Коммунистов» и разложил на две равноценные кучки: Наталье Павловне – десять отборных опаловых «хабаровок», а себе остальное: сорок изумрудных «ярославок», шестнадцать аметистовых «архангелок» и двадцать палевых «квадрижек». Потом, вздохнув, он прибавил из своей доли в ее кучку еще десять «ярославок», остальное же вернул в тайную полость, поставил книгу на полку и поспешил к выходу.

В лифте его охватило странное беспокойство, похожее на обычные страхи по поводу невыключенной воды и неперекрытого газа. Однако, привычный по форме, этот страх был новым по содержанию: Кокотову померещилось, что Обоярова по неведомым приметам догадается об оставленных в тайнике тридцати изумрудных «ярославках», шестнадцати аметистовых «архангелках» и двадцати палевых «квадрижках». А ведь она уже заподозрила героя своих первых эротических фантазий в жадности. Автор «Кентавра желаний» был и в самом деле скуповат, но ему страшно не хотелось, чтобы об этом узнала Наталья Павловна. Кроме того, сумма в сто тысяч рублей обладала какой-то магической повелевающей силой: не случайно именно столько ненормальный Рогожин заплатил горячечной Настасье Филипповне, а та бросила всю пачку в камин. Кстати, еще со школы в этой знаменитой сцене писодей больше всех жалел бедного Ганечку.

Он вернулся в квартиру, проверил газ-воду и вынул из Арагона все деньги, опустошив тайник. Даже заменил неряшливые сторублевки новенькими пятисотками, отложенными под скатерть, как это делала покойная Светлана Егоровна, на коммунальные расходы. Андрей Львович с удовольствием вспомнил, какими глазами смотрела бывшая жена на Обоярову, усмехнулся и вложил деньги в красивый фирменный конверт журнала «Железный век». Несколько таких конвертов он стащил в приемной редакции. На плотной веленевой бумаге было оттиснуто красивое сердце, склепанное, как броня. Оставшиеся мятые, замусоленные «квадрижки» и «ярославки» он засунул в бумажник – на непредвиденные расходы.

Когда перед выходом Кокотов освежался одеколоном, раздался телефонный звонок:

– Алло… Андрей Львович?

– Да…

– Ну говори… говори… – Голос показался ему знакомым. – А то я сама все скажу!

– Слушайте, девушка, не морочьте голову! Я тороплюсь! – Он сердито бросил трубку.

– Что так долго? – спросила Наталья Павловна.

– Звонили. Из издательства. Предлагают новый договор. Здесь сто тысяч. – Бедный Кокотов с вельможным равнодушием протянул конверт.

– Спасибо, мой рыцарь! – Обоярова приняла эту огромную для писодея сумму, словно пятачок, недостающий на метро, и небрежно бросила в сумочку. – Заскочим в «Суперпродмаг»? Это по пути.

…В «Суперпродмаге» Андрей Львович почти никогда ничего не покупал из-за дороговизны, но бывшая пионерка, почти не глядя на ценники, сметала с полок коробки конфет, бутылки вина и водки, сыры, колбасы и прочую снедь. Кокотов, для которого каждая самая мелкая покупка являлась результатом сложной душевной борьбы, смотрел на этот потребительский смерч с болезненным удивлением, ведь все то же самое можно было купить вдвое дешевле в обычном универсаме. Пока писодей, поставленный перед фактом, расплачивался с кассиром, Обоярова рассовывала продукты и напитки в пакеты по какой-то ей одной ведомой системе.

Через полчаса они уже мчались по Нуворишскому шоссе. Внешне оно напоминало европейский автобан – широкое, многорядное, с петлистыми развязками и разделительным газоном. Однако внезапные колдобины с выбоинами, встряхивавшие машину, как пьяный бармен – шейкер, не давали забыть о родовом проклятии российских дорог. Потратившийся Кокотов грустно разглядывал в окно пегую роскошь подмосковной осени, а Наталья Павловна снова и снова рассказывала про то, как чудесно переменилась ее жизнь после вмешательства начфукса Скурятина. Во-первых, Константин Иванович с благословения Гамлета Отелловича, одобрения Камала Исмаиловича и разрешения Доку Ваховича прижал-таки Лапузина. Во-вторых, Федю вызвали в ФСБ и показали досье, куда были аккуратно подшиты все его художества, включая махинации с землями товарищества «Советский генетик» и продажу институтского корпуса сайентологам. Там же оказался и доклад, сделанный им в 1994-м на научной конференции в Сан-Франциско. Объяснили: пока доклад условно считается свободным обменом научными идеями, но при желании его можно