Та, которой нет - Маша Ловыгина

— Неумытая, — смутилась Влада.

— Неумытая, — согласился Глеб и осторожно опустился, накрыв ее своим телом.

Его руки скользнули под ее лопатки. Широкие ладони пробежались по гладкой коже, обрисовывая контуры фигуры. Он почувствовал, как она вздрогнула и с легким стоном подалась навстречу. Сердце замерло, когда его глаза встретились с ее глазами, и от этого глубокого зрительного контакта кровь вспыхнула и побежала по венам горячим потоком.

— Ты моя, — прошептал Глеб, касаясь губами ее губ.

— А ты мой, — выдохнула Влада.

Через мгновение мир вокруг перестал существовать — остались лишь они вдвоем, их дыхание и бесконечное удовольствие. Влада с восхищением смотрела на то, как горят глаза Глеба, полные любви и нежности. К ней.

Словно ребенок, впервые увидевший салют, полная восторга, она готова была разлететься на тысячи, миллионы радужных искр. И каждый раз ей казалось, что именно это с ней сейчас и случится — она исчезнет, став радугой над его головой, ведь то, что в ней множилось и росло с каждой минутой, могло бы осветить всю землю и небо.

…В тот день, когда Глеб привез ее к себе, она поняла главное — доверие не может вырасти на пустом месте. И то, что он нуждался в ней так же, как и она в нем, есть истинное единение душ. И в такие моменты понимаешь, что прошлое не имеет значения. Опыт тела пасует перед тем, чего на самом деле хочет твое сердце.

В первую ночь они просто были рядом в тишине его дома. Не торопили события, хотя искры, пролетавшие между ними от одного лишь прикосновения или взгляда, заставляли вспыхивать и его, и ее. Было во всем этом что-то необыкновенное и странное, и потом, чуть позже, оно же и стало спусковым крючком. Влада заснула, окруженная кольцом его рук, и Глеб охранял ее сон, пока усталость не взяла над ним верх.

Они проспали почти до обеда. А проснувшись, уже не испытывали неловкости друг перед другом. Вместе готовили борщ, и Влада хохотала над тем, как старательно Глеб нарезает картошку и капусту, как слезятся его глаза при шинковке лука. Пока суп кипел, Влада приняла ванну, и Глеб выдал свою футболку, которая была ей почти до колен. Позже он тоже пошел в душ, а она стала накрывать на стол. Слушала, как Глеб что-то напевает в ванной, и задумчиво улыбалась.

Квартира у Глеба была небольшой — гостиная и спальня. Холостяцкая берлога, в которой стояли тренажеры, шведская стенка, и висела боксерская груша. Влада сжимала тугой кожаный цилиндр ладонями, когда Глеб появился за ее спиной. Накрыл ее руки своими, и она задохнулась от исходящего от него жара. Моментально накатила слабость, и дыхание стало поверхностным и рваным.

— Глеб… — произнесла она с трудом. Воздух вокруг словно сгустился, стал плотнее. Исчезли запахи кухни и звуки за окном. Остался лишь громкий стук сердца и непреодолимое желание раствориться в мужчине, который дышал ей в затылок и еле сдерживал нетерпение, отчего ее прошибало насквозь.

Как только она прильнула к нему, и их дрожащие пальцы переплелись, Глеб подхватил ее на руки. Словно пушинку, закружил по комнате, и Влада, закрыв глаза, счастливо рассмеялась, вбирая в себя эту легкость. И оставалась в этом состоянии еще очень-очень долго, качаясь на чувственных волнах взаимной страсти.

Она не верила, что все это происходило с ней. Впервые могла быть настойчивой и брать то, что ей нужно. Впервые получила все и сразу, осознавая свою власть.

Никакой неловкости и никакого непонимания, долгие минуты полузабытья, когда в голове не остается ни одной мысли, и лишь руки продолжают гладить и ласкать, повинуясь какому-то первобытному зову…

…Очерчивая пальчиком контур его губ, Влада смотрела на трепещущие ресницы.

— Ты покажешь мне потом свои фотографии? Где ты маленький?

Глеб хмыкнул, прикусив ее за палец.

— Очень хочется посмотреть, какой ты был в детстве, — Влада поерзала, устраиваясь поудобнее. — И на маму твою… Она…

— Нет, она умерла не здесь, — вздрогнул Глеб. — В деревне. Поехала к подруге на выходные. Ну а там, как всегда, — встреча, застолье… Выпила много… Плакала, истерила… А потом, когда все спали, ушла в сарай и…

— Прости, — Влада обняла Глеба и прижалась к нему как можно крепче. — Я не про это хотела… Она красивая у тебя была? Ты на нее похож?

Глеб кивнул. Его губы, до этого крепко сжатые, сейчас расслабились:

— Ну, не в том смысле, что тоже красивый, конечно, — поправился он.

— Красивый! — она приподнялась на локте. — Очень красивый! И такой сильный…

— Нет, давай так — ты будешь красивая, а я сильный, хорошо?

— Можно иногда меняться, — на полном серьезе предложила Влада.

Глеб рассмеялся и хохотал еще несколько минут, вытирая выступившие слезы:

— Ты чудо, знаешь это? Мое новогоднее чудо!

— А ты мое! Жаль только, что не все могут быть так же счастливы… — сказала она, подумав о Бархатове и Стасе.

68

Как это обычно бывает, сколько ни готовься, а самые важные дела сваливаются в последний день. Так было и 31 декабря. Казалось бы, салаты наструганы, печенье и торт, приготовление которых заняло в общей сложности почти сутки, стояли на столе, подарки для Юлечки и Гоши были сложены в красивые пакеты. Но утром позвонил Дмитрий Эдуардович с поздравлениями, и они с Глебом решили поехать в больницу.

— И что он тебе сказал? Как там Кирилл Андреевич? — крикнула Влада, упаковывая часть глазированного печенья в хрустящий пакет.

— Пришел в себя, — Глеб появился в кухне и, ухватив покрытый шоколадом кругляш, отправил его в рот. — М-м, божественно!

— Не порти аппетит, Глеб! — возмутилась Влада, но, получив поцелуй, махнула рукой. — Ладно, одно можно. Гистология не готова