Стон дикой долины - Алибек Асылбаевич Аскаров

Фактов сверх этого Казтаю не требовалось. Нахмурившись, он спешно оделся и, несмотря на поздний вечер, выскочил на улицу.

— Ты куда? — удивленно спросила Нурлытай, которая пекла в передней баурсаки.

— Сейчас вернусь!

Первым делом Казтай поспешил к школе. Но там, кроме старика Амира, вышедшего вместо своей старухи сторожить школу, никого не оказалось.

Распахнув настежь входную дверь, Аужекен беспечно стругал какую-то деревяшку в кабинете завхоза. Он даже не обратил внимания на грозно надвигавшегося со стороны входа Казтая. Глядя на его беззаботный вид, можно было подумать, что Аужекен и бровью не поведет, если у него под носом растащат хоть половину школьного имущества.

— Ассалаумагалейкум! — поприветствовал его Казтай, лишь когда подошел вплотную.

— А, это ты! — приподняв голову, откликнулся Аужекен.

— Ата, вы не видели учителя Акдаулета?

Спросил, хотя давно уже понял, что учитель ушел

домой. Просто нужно было что-то сказать, ведь, войдя в школу, он не мог не поздороваться с аксакалом, а поприветствовав старика, не перекинуться с ним для приличия парой слов.

Амир вопроса не услышал.

— Хороший был человек, — заговорил он сам с собой. — Крепкий джигит, будто закаленный на огне клинок... Но вот имя его я все путаю, сынок... То ли Игилик Муслимов, то ли Муслим Игиликов?.. Никак не вспомню.

— Вы не видели учителя Акдаулета? — громче повторил Казтай.

На этот раз старик покачал головой, как бы отвечая, что не видел.

— Забывать имена таких людей — большой грех! — снова заговорил он о своем. — И я, несчастный, похоже, так и уйду в мир иной с этим грехом на душе...

Казтай в знак согласия кивнул и, тихонько ступая, вышел из школы. Аужекен же продолжал усердно стругать свою деревяшку, не обратив внимания на его уход, как и на его появление минутой раньше.

«Старик Амир скоро окончательно спятит», — подумал Казтай уже на улице.

Немного помялся на месте, не зная, что предпринять дальше, а потом надвинул шапку на лоб и решительно зашагал, взяв под прицел дом Акдаулета. Ведь Казтай специально вышел, чтобы найти рыжего учителя, нельзя сворачивать с полпути. А иначе зачем тогда он зовется мужчиной?

Конечно, было бы куда лучше встретить учителя в школе и поговорить по-мужски наедине. Что делать, теперь вынужден вот тащиться к нему домой... Акгуль наверняка и без слов догадается, зачем пришел Казтай. Все-таки она женщина, должна почувствовать.

Еще недавно, когда он только выскочил из дому, его душили гнев и решимость. Никогда в своей жизни Казтай ни на кого не бросался с кулаками, даже мыши не обидел, но в тот момент был твердо и решительно настроен на драку. Думал, непременно расквасит морду этому рыжему умнику. На кого другого силенок у него вряд ли хватит, но справиться с доходягой учителем, сквозь грудь которого просвечивает солнце, он сможет.

Только что поделаешь, бушевавшей в нем злости надолго не хватило. Когда он вышел от старика Амира, гнев остыл, словно сбрызнутый холодной водой. Теперь у Казтая было вполне мирное намерение просто переговорить с рыжим учителем и предупредить, чтобы он не зарывался да держался подальше от Дархана...

Вот и дом учителя с единственной комнатой и крохотными сенцами, больше напоминающими сарайчик для ягнят. Казтай потянул за дверную ручку — заперто изнутри. Постучал, но никто не ответил. «Может, уже спят да не слышат?» — с этой мыслью прошел к окну.

Единственное окно было закрыто наружными ставнями на крючок. Через щели брезжил свет. Значит, еще не спят.

— Акдаулет! — позвал он, пошатав ставни.

Прислушался, но никто не откликнулся.

— Ау, есть кто дома? — хрипло спросил он, опять постучав ставнями.

— Мы дома, — ответили изнутри.

Голосок тоненький. Детский. Да это же его родненький Дидар! Его голос!

Казтай размяк, ему так захотелось сказать Дидару что-нибудь ласковое и теплое-претеплое! Но мямля Ка-зекен, который обычно не мог и двух слов связать, в такой затруднительный момент, как сейчас, и вовсе потерял дар речи.

— Где Акдаулет? — спросил он наконец.

Назвать учителя «папой» язык не повернулся.

— Папа с мамой ушли в гости, — ответил Дидар.

— А кто дома?

— Мы вдвоем с Айнур...

«Какой приятный голосок!» — растаял Казтай. Ему хотелось, чтобы Дидар разговорился, но, похоже, ребенок будет молчать, если не задавать вопросы. А до каких пор он может задавать беспричинные вопросы, и вообще, по силам ли Казтаю находить для них повод?.. Беседа быстро исчерпала себя.

Тем не менее, Казтай не ушел и кружил у окна. Прикладывал к ставням то одно, то другое ухо, прислушивался к тишине и вдруг начинал отчетливо что-то слышать — то ли биение собственного сердца, то ли дыхание Дидара.

— Родной мой, ых... ых... — выдохнул он в голос, с трудом подавляя рыдания.

— Кто это? — спросил изнутри Дидар.

— Ых... ых... родненький мой!

— Кто это?

Послышался испуганный плач маленькой Айнур.

— Какой у тебя сладкий голосок, кровиночка моя! — едва не прослезился Казтай.

В это мгновение раздался оглушительный грохот выстрелившего ружья. Оконное стекло задребезжало.

Приникший ухом к ставням Казтай с перепугу поскользнулся и упал. Слава Богу, ангел-хранитель спас — пуля пролетела мимо. Отряхнув о колено скатившийся с головы борик, он надвинул его на лоб и не оглядываясь поспешил домой.

* * *

Вот и с того памятного вечера уже промчалось две зимы и два лета. Но ничего не изменилось. И Дархан, и Дидар... оба кажутся Казтаю только его родными сыновьями. Порой они представляются ему двойняшками, и будто бы он временно отдал одного из близнецов на воспитание совершенно незнакомому, чужому человеку...

Выйдя из дома Оралбека, Казтай долго шатался по улицам по колено в грязи. Дождь и не собирался утихать, нудно моросил, лишая терпения. Ноги сами повернули к деревянному памятнику, высившемуся на гребне холма, к тому самому, что старик Амир соорудил в честь погибших на войне. Дождливой ночью и бедняга солдат выглядел жалким — весь мокрый и грязный с ног до головы. Как-то помрачнел, будто мается от одиночества.

Может, потому, что слишком долго бродил под ночным дождем, яд поднявшейся в груди горькой желчи понемногу отхлынул. Что ж, пора домой...

Когда Казтай с наполовину заляпанными грязью сапогами, мокрый до нитки вошел в дом, вернувшаяся с сенокоса Нурлытай еще не спала. Сидела в передней и штопала детскую одежду. У Казтая потеплело внутри от мысли, что жена,