Собрание сочинений. Том 4. 1999-2000 - Юрий Михайлович Поляков

class="p1">– Хотите научиться?

– Мне уже поздно.

– Вам? – Она засмеялась. – У вас еще все впереди!

Дашка, услышав это, как-то странно посмотрела сначала на отца, потом на Вету. А ведь между ним и Ветой тогда еще ничего не было, ничего, кроме разговора в галерее над дилингом. Ничего, кроме печального рассказа, после которого Олег Трудович погладил ее смуглую руку и вместо чего-то умного, достойного зрелого мужчины, отлепил любимую присказку тещи Зинаиды Ивановны:

– Перемелется – мука будет…

И все.

Башмаков сидел в кресле и смотрел, как Вета, отведя ракетку, стремительно убегает от своих развевающихся черных волос, как она мелкими изящными шагами настигает желтый, похожий на цыпленка мяч и, звонко цокнув, отправляет его через сетку, а потом замирает, полуприсев, в ожидании ответного удара… Олег Трудович и помыслить тогда не мог, что пройдет не так уж много времени, и юная Вета, закусив губу и зажмурившись, будет выгарцовывать на нем, Башмакове, свои первые женские восторги.

За ужином проинформированная Катя заметила:

– Во времена нашей с тобой юности, Тапочкин, молоденькие девочки приглашали мужчин на белый танец. А теперь, значит, приглашают на теннис? Хочешь заняться теннисом?

В этой фразе уместилось каким-то третьим смыслом все – и не забытая до сих пор Нина Андреевна, и постельно-бытовые конфузы, накопившиеся за столько лет совместной жизни, и многое другое.

– Да ну тебя! Я бегом занимаюсь, – отмахнулся Башмаков.

– Правильно, – кивнула Катя.

Конечно, останься Дашка в банке, не было бы никакого романа с Ветой и никаких сборов на Кипр. Не было бы и быть не могло.

Но!

Дашка стремительно вышла замуж.

Итак, Олег Трудович, стоя на балконе и наблюдая соседского парня, бьющего теннисным мячом о стенку котельной, сначала почуял табачное веяние с завьяловского балкона, а потом услыхал мужские голоса.

– Значит, во Владик? – спросил голос Анатолича.

– Во Владик, – ответил другой голос, молодой и звонкий.

– Это хорошо. Смолоду лучше помотаться, а потом, когда детишки пойдут…

Башмаков заглянул за перегородку и увидел Анатолича, а рядом с ним высокого моряка-лейтенанта.

– Трудыч! – обрадовался сосед. – Кость, это Олег Трудович, Дашкин отец… Помнишь?

– Конечно! Здравствуйте!

– Здравствуйте…

– А вы меня помните?

– На улице ни за что не узнал бы.

– Давай к нам! – позвал Анатолич. – Коська из Питера водку привез. Называется – ты только не падай! – «Залп “Авроры”»! Очень, между прочим, приличный напиток!

– Ладно, – кивнул Башмаков, – сейчас приду!

– Кость, ты посмотри на человека! Он придет! Раньше чуть что – шасть через перила – и у нас. А теперь – «приду». Банковский работник, между прочим! Кость, ты посмотри: каждое утро трусцой бегает, а через балкон перекинуться не может!

– Ну почему же не могу!

Через минуту он уже выпивал штрафную «Залпа “Авроры”». За разговорами выяснилось, что Костя закончил престижное военное училище. Устроил его туда один генерал, с которым отец Кости, сам карьеры так и не сделавший, познакомился в Ессентуках на язвенной почве. И они стали дружить сначала язвами, а потом и семьями. Генерал сильно пошел в гору – ему даже поручили разработку военной реформы. Но судьба жестока. Проект реформы из Кремля отправили на экспертизу в Пентагон, и отзыв пришел неутешительный: мол, многовато имперских амбиций. Генерала отстранили. От расстройства у него случилось прободение язвы… В общем, когда Костя закончил институт, помочь с хорошим распределением было уже некому. И он получил направление во Владивосток, что, в общем-то, не так уж и плохо.

– Кость, а может, не стоило? – осторожно начал Башмаков. – Вот у нас ребята, твои ровесники, в дилинге по нескольку тысяч баксов в месяц зашибают!

– А кто Россию вытащит и защитит? – Костя посмотрел на Олега Трудовича ясными глазами. – Вы?

– Ты в Пиночеты, что ли, готовишься?

– Там посмотрим…

– Правильно, Коська! Так его, дилера! Все зло от банков. Ильич, он, конечно, был прав, – Анатолич разлил по рюмкам «Залп “Авроры”», – банки надо брать в самую первую очередь!

– А с банкирами что делать? – поинтересовался Башмаков.

– Как – что? На стройки возрождения.

– Романтик ты, Анатолич! Ничего не изменится. Это – навсегда. Демократы армию скоро совсем доедят. Ну и куда Костя пойдет, к тебе на стоянку?

– Нет, не навсегда. Не доедят! Подавятся, – строго молвил лейтенант.

– Хорошо, не доедят. Дослужишь ты, Костя, до пенсии… Анатолич, пенсия у тебя какая?

– Как у петушка хрен.

– Во-от! На что жить будешь?

– А ты думаешь, он ничего не умеет? Они теперь ученые, не то что мы. Коська, сколько ты языков знаешь?

– Два.

– С русским и матерным? – спросил Башмаков.

– С русским и матерным – четыре, – улыбнулся Костя. – Еще английский и китайский.

– Китайский?!

Из дальнейшего разговора выяснилось, что новое поколение умудряется сочленять учение с бизнесом, что Костя неплохо подрабатывает толмачом на переговорах с фирмами и переводит сложную техническую документацию.

– Кость, скажи что-нибудь по-китайски!

Но тут раздался звонок в дверь.

– Калька вернулась, – заволновался Анатолич. – Если прицепится – бутылка была одна. Одна!

Но это пришла Дашка. Она выскочила без ключей в магазин.

– Папец у вас?

– И папец у нас, и не папец у нас. Пойдем покажу тебе кое-кого! – ласково молвил Анатолич и повлек ее на кухню.

Дашка была одета не по-банковски, а по-домашнему – в черные джинсы, кроссовки и футболку. Она даже не накрасилась. Под мышками от жары расплылись темные полукружья.

– Коська, ты?! – полувопросительно воскликнула Дашка. – Ты откуда?

– Из Питера.

Он встал и оказался почти на полголовы выше ее. Они стояли и смотрели друг на друга. Башмаков готов был поклясться, что в этот момент от этих двух молодых стройных тел отделились колеблющиеся прозрачные силуэты, сблизились и осторожно, словно незнакомые аквариумные рыбки, несколько раз коснулись друг друга.

– Ты отлично выглядишь! – произнес наконец Костя.

– Спасибо. Ты тоже…

– Ребята, ну что вы все не по-русски говорите! – возмутился Анатолич. – «Ты отлично выглядишь!» Тьфу!

– А как надо? – спросил Костя.

– По-русски?

– По-русски.

– Какая, Даша, ты сегодня красивая! Вот как по-русски!

– Какая, Даша, ты сегодня красивая!

Дашка покраснела и потупилась, чего Башмаков за ней давно не замечал.

– Даш, ты на дачу поедешь? – спросил он.

– Я завтра приеду. У меня теннис сегодня.

– Те-еннис, – покачал головой Анатолич.

– Только не надо говорить, что городки лучше, – засмеялась Дашка.

– Городки? Лучше! – твердо сказал бывший настоящий полковник.

– Даш, а ты возьми с собой Костю! – посоветовал Башмаков.

– Ко-остю?

И по тому, как насупился лейтенант, стало ясно: то давнее Дашкино пренебрежение, та отроческая обида не забылись. Дашка это тоже почувствовала и спохватилась:

– Кость, конечно, пойдем! Конечно! Посмотришь, как я у стенки стою. А потом куда-нибудь сходим!

– А можно я тоже у стенки с тобой постою?

– Конечно, можно!

Через полчаса Дашка, одетая и причесанная так, словно собралась не на корт, а минимум на прием, увела Костю. Вскоре явилась Калерия и, как всегда, спокойно, но твердо прекратила несанкционированное дневное выпивание, забрав со стола ополовиненную бутылку «Залпа “Авроры”»:

– Ну и сколько было залпов?

– Один! – доложил Башмаков.

– Ско-олько?

– Полтора, – со вздохом признался Анатолич, не умевший врать жене.

Потом вернулась из школы Катя, собрала сумки, навьючила их на Башмакова, и они помчались на вокзал. Электричка была переполнена. Сдавленный со всех сторон, Олег Трудович потел, страдая от страшной духоты, впитавшей запахи жратвы, которую перли с собой дачники. К концу дороги Башмакову стало казаться, что его и без того поджарое тело умяли еще размера на два.

Зинаида Ивановна вместе с облезлым Маугли ожидала их у калитки. Она была свежа, бодра и сельскохозяйственно использовала каждую пядь своих шести соток, даже держала козью парочку Аллу и Филиппа. Зять с дочерью наведывались не часто, и теща заранее тщательно обдумывала фронт работ. Едва Башмаков отдышался после электрички, как получил почетное задание вычистить хлев.

– Картошечку завтра окучивать будем! – пообещала теща и отправилась на кухоньку варить вместе с Катей клубничное варенье.

Ужинали на зимней террасе под большой фотографией, запечатлевшей живого, улыбающегося Петра Никифоровича в обнимку с Нашумевшим Поэтом.

Дашка приехала на следующий день к обеду в сопровождении Кости. Он был одет не по форме, а в джинсы и майку. Лишь короткая стрижка и выправка выдавали в нем офицера. По тому, как они, дурашливо толкаясь, отпирали калитку, по тому, как шли по узкой дорожке к крыльцу, сплетя мизинцы, по тому, как дружно засмеялись, увидав Башмакова