Несбывшаяся жизнь. Книга 2 - Мария Метлицкая

– Как обездолить родного ребенка, ты бы смогла? В конце концов, войди в мое положение! Я скажу тебе, когда придет время, – жестко отвечал он. – Ты узнаешь об этом первая. И все, Лиза, прошу тебя, больше не надо!

Ага, он всех жалеет. А ее, Лизу?

Она входила в его положение. Ждала. Дала себе слово молчать. И молчала – сколько могла. Семь месяцев, девять…

Но терпение кончилось. В конце-то концов, сколько можно!

Жизнь летит, как скоростной поезд, ей давно за тридцать, у нее дочка-подросток. Максим – ее судьба, она в этом уверена. И она, а не он, уволилась из больницы, чтобы ему же было проще. А ведь ей светило место заведующей отделения, она разрушила свою карьеру – ради него, ради их любви.

А можно было не увольняться, он оказался прав – пошушукались и забыли: подумаешь, мало, что ли, романов заводится среди коллег? Юные медсестры, молоденькие врачихи, молодые и зрелые доктора, даже светила! Все помнили роман зама главного, человека вполне пожилого, к шестидесяти. С регалиями, заграничными поездками, свободным входом в министерства и уважением самых строгих коллег. И безупречной репутацией верного семьянина. Ни разу строгий профессор не был замечен в интрижках, а в этом многие себе не отказывали. И что, чем кончилось дело? Банальностью кончилось – правда, в этом случае весьма неожиданной.

Шумно и ярко отметил он шестидесятилетний юбилей. Гости, ученики, коллеги, высокое начальство. Родня – сын, сноха, дочь, зять, трое внуков. Все вместе, на даче, в наследном гнезде: полгектара земли, столы на улице, белые скатерти, тонкий фарфор – все честь по чести, без скидок на природу.

Вечером, при свете цветных фонариков – танцы. Юбиляр танцевал с женой. Крашеную блондинку со следами былой красоты разглядывали и хмыкали – ничего особенного! Пожилая, слегка полноватая, с умными, проницательными глазами. С высоко взбитой прической, яркой помадой и маникюром.

Потом дружно пускали петарды, пили чай, а официанты разносили пирожные… Все смеялись, украдкой обнимались и снова поднимали бокалы. А какие слова говорились в честь юбиляра, какие пелись панегирики, слагались оды!

Все как положено. Статьи в журналах и газетах. Фотографии на фоне чудесного дома с черепичной крышей. Юбиляр, конечно же, с женой-блондинкой, в красивых плетенных креслах, под сенью вековых сосен, у раскидистого куста жасмина. Вокруг – симпатичные дети (тоже врачи) с очаровательными внуками.

А через месяц наш почтенный герой ушел из семьи.

Это был шок. Кто бы мог подумать? Самые изощренные, развращенные, пошлые умы и не подозревали! Гении конспирации, не иначе. И он, наш светило, и его женщина – молодая незаметная докторица из соседнего отделения. Внешне, как говорится, ни о чем: серая курточка, синий беретик, минимум косметики. Разведенная одиночка, живущая с семилетним сыном в общежитии. Обычная тихая женщина, переехавшая из близлежащего городка.

Как это возможно? Всю жизнь вокруг профессора – мужика властного и интересного – роем вились первые и вторые красавицы городской больницы! И он держался! А тут? Возраст, последний вагон, бес в ребро, лебединая песня?

Да нет, вряд ли. Это была любовь.

Следом – скандал. Дети на стороне матери. Квартира в центре и та самая дача остались в семье, казалось бы, какие претензии? Обида – это да, и это сильнее претензий.

И что? А ничего. Посплетничали полгода, разделившись на две группы – сторонников «молодого» и его противников. И все прошло. Старая семья по-прежнему жарит на даче шашлыки и пускает петарды, внуки носятся по поляне, стучат ракетками и лупят мячом по соседскому забору.

Сын уволился и перешел в другую больницу. И правильно, зачем ему ежедневно смотреть на счастливого папашу? А дочке и увольняться не пришлось: она служила в научном институте и занималась наукой. Оставленная жена постарела и погрустнела, ее все жалели. А свеженькие молодожены зажили в новой, только отстроенной квартире у Кольцевой – окнами в поле, зато какой вид! Не вид, а сказка.

Новая жена похорошела, порозовела, расцвела, и доброжелательные люди называли ее красавицей. Да и наш герой не захирел, а был здоров и счастлив. Что делать, если уходит любовь? Мучиться дальше? Или решиться, сломать свою жизнь и попробовать быть счастливым? Впрочем, слово «сломать» здесь не подходит. Не сломать, а построить заново. Правда, и цена у этого «заново» велика: дети, внуки, жена…

– Федосеев смог, а ты не можешь? – усмехнулась Лиза. – Он не побоялся, а ты боишься? А ему было что терять!

– Лиза, опять! – застонал Максим и схватился за голову.

А потом посерьезнел и загрустил. Сел напротив, уронил голову в красивые руки. Кивнул.

– Ты права. Давно пора поговорить на эту тему, – тихо сказал он и поднял глаза. – Неужели ты думаешь, что я об этом не думаю? Да с утра до ночи, а ночью особенно…

Он замолчал.

Дрогнувшим голосом Лиза спросила:

– И что надумал? Или в процессе?

Он болезненно поморщился:

– Давай без твоих подколок! Мне тоже непросто. И все-таки, – он слегка улыбнулся, – решать должен я. Потому что мужчина и потому, что ты свободна. Это я несвободен, и решать мне.

Лиза кивнула.

– Прогресс! А временные рамки, – насмешливо спросила она, – они есть? Или как катится, а там как бог пошлет?

– Это и есть самое главное, – не замечая очередной подколки, ответил он, – именно так. Подождать, пока возникнет ситуация. Ну, удобная, что ли… Дурацкое слово, согласен. Но так, с бухты-барахты, ледяным дождем – я не могу.

– Интересно, – усмехнулась она, – а если эта самая удобная ситуация возникнет, к примеру, лет через десять? Или вообще не возникнет?

Максим пожал плечами.

– Я не знаю, но думаю, все случится гораздо раньше. Ты же сама понимаешь, кто-то да проговорится, мы не на острове, а доброжелателей много.

На этом и закончили. Что тут еще добавишь?

И надо же: как в воду глядел! Ситуация возникла совсем скоро – буквально через три месяца. Как говорится, бойся своих желаний.

Конечно, стукнули, кто бы сомневался.

– Скажи спасибо, – раздраженно бросил Максим, – ей все доложили!

Он смотрел на Лизу чужим, почему-то осуждающим взглядом, как будто доложила именно она.

Лиза застыла от возмущения.

– Спасибо? – переспросила она. – Но ты говорил, что самое страшное – начать разговор! Самое страшное – объявить, что ты уходишь. Тебе помогли, но ты, кажется, расстроился.

– Я должен сам,