Отель одиноких сердец - Хезер О’Нил

Она сняла рубашку, служившую ей нижним бельем, тоненькую, как дымок от сигары. На спине остались отметины там, где ее били палкой. А на боку – во время предыдущего избиения ей сломали ребро – все еще виднелся коричневато-бурый след. В нижней части трусиков алели три пятнышка, потому что у нее были месячные. Они выглядели как лепестки розы.

Девичье тело представляет собой самую большую опасность в мире, поскольку именно над ним, вероятнее всего, может быть совершено насилие.

Роза натянула на себя ночную рубашку и прыгнула в кровать. Она долго вертелась под одеялом, думая о Пьеро. Она не знала, что означает желание постоянно быть рядом с кем-то. Ей хотелось, чтобы его переживания совпадали с ее ощущениями. Ей хотелось так его ударить, чтобы синяк появился на теле у нее.

– Я ужасный человек, – шептала Роза в потолок.

– Я тоже нехорошая, – шептал ей в ответ Пьеро.

7. Снег, идущий снизу

Рождественские праздники в Монреале волшебные. Снежинки в это время года огромные. Они такие белые, что у детей болят глаза, когда они на них смотрят. Повсюду царит удивительная белизна. Повсюду царит поразительная чистота.

Под Рождество в приюте надо было провести большую работу. Там всегда готовились к представлениям для публики в мэрии. К примеру, в 1926 году показывали пьесу о пророке Данииле во рву львином. Головы детей украшали гривы, сделанные из ермолок с пришитыми желтыми нитями. Им приходилось тщательно следить за тем, чтобы перед представлением эти желтые нити не упали в их суп. В этом спектакле принимала участие Роза, зрители громко смеялись, когда она неподражаемо рычала и покачивала головой.

На следующий год, когда Пьеро и Розе исполнилось тринадцать лет, художественный комитет приюта, состоявший из монахинь, собравшихся за обеденным столом, принял решение о постановке представления о зиме. Вечером перед началом представления все дети оделись снежными ангелами. На них были крылья, сделанные из белых перьев, с тесемками, чтобы надевать их на плечи, и маленькие проволочные нимбы, приделанные сзади к их одеяниям с таким расчетом, чтобы они парили у детей над головами. Когда все спешили к повозке, которую лошадь должна была довезти до места выступления, они приподнимали руками одежды, чтобы не испачкать полы и подолы в слякоти и грязном снегу. Цокот лошадиных копыт чем-то напоминал звуки, раздающиеся в комнате, полной детей, которых мучает икота.

Дети прошли на сцену. Все они молитвенно сложили руки. Их взгляды были устремлены в пол, губы сжаты. Они боялись смотреть на собравшихся, потому что при этом могли рассмеяться. Все они старались поскорее выстроиться в одну линию. Одна девочка повернула голову и взглянула на зрителей. На пару секунд она замешкалась, спешившие за ней дети толкнули ее, и она упала.

Они пели песню о зиме. Дети повторяли вууууу, вууууу, вууууу, подражая вою ветра. Они тянули вверх ручонки с растопыренными пальцами и раскачивали ими из стороны в сторону, как будто это были не руки, а ветви деревьев. Некоторые совсем маленькие дети вышли на сцену и стали бить в металлические барабаны, имитируя звуки бури. Внезапно грохот стих, и все дети взглянули вверх. И тут к восторгу зрителей с «небес» над детскими головками посыпались бумажные снежинки.

Пока они падали, дети пели «Тихую ночь».

Когда Пьеро поднимался на сцену, Роза с нее спускалась. Он сильно сжал ей запястье:

– Стой здесь. Я хочу сыграть эту мелодию для тебя.

Снежинки еще падали, когда Пьеро вышел из-за занавеса. Он прошел к большому коричневому фортепиано, которое выкатили на середину сцены. Раньше Пьеро никогда не видел этот инструмент. Он устроился на табурете, чуть склонил голову к клавиатуре и провел рукой по клавишам, не нажимая на них, как будто хотел их согреть. Когда он на них нажал, Пьеро тут же в удивлении отдернул руки – настолько клавиатура этого инструмента была мягче, чем у приютского пианино. Этим клавишам гораздо больше хотелось быть его соучастниками, чем тем. Этот инструмент любил, когда на нем играют, в отличие от того, упрямого и своенравного. Он пробежал пальцами по клавишам, очаровав и себя, и собравшихся в зале. Его игра звучала как смех в школьном дворе. Поначалу он играл сумбурно, но вскоре присутствовавшие стали улавливать ненавязчивую, изящную, трогательную мелодию, которую он исполнял, импровизируя и развивая ее прямо тут, перед ними. Ее звучание производило такое впечатление, как будто только что раскрыли шкатулку с самым магическим драгоценным украшением.

Эту мелодию он впервые играл, когда Роза стала под нее танцевать. С тех пор Пьеро работал над ней каждый день. Вспоминая о том, что она не смогла устоять перед его музыкой, он хотел соблазнить Розу снова. Девочка закрыла глаза, слушая мелодию и наслаждаясь ею, в эти мгновения весь мир утратил для нее значение. Она начала танец, перенося тяжесть тела с одной ноги на другую, двигаясь за кулисами в ритме музыке. Внезапно сзади раздался взрыв смеха. Ей казалось, что она находится в безопасности за черным занавесом, непроглядным, как ночь в безлунном лесу. Но когда Роза открыла глаза, оказалось, что она стоит на сцене лицом к этому занавесу. Она очень медленно повернулась – зрители смотрели только на нее.

Все в зале мгновенно успокоились в тот момент, когда увидели бледное, потрясенное лицо Розы. Они не могли отвести от нее взгляд. Она выглядела такой удивленной оттого, что была еще жива. Никто не мог взять в толк, почему они все находят ее такой красивой. Что заставляет их смотреть на нее неотрывно? Огромные глаза, казавшиеся необычайно темными? Или темные волосы? Или рот, подобный розовому бутону? Порозовевшие щеки?

Пьеро продолжал играть. Он играл как бы в нерешительности, будто сама мелодия тоже удивилась и тревожилась оттого, что звучала перед собравшимися. Роза улыбнулась зрителям. Чтобы выйти из положения, в котором она оказалась, девочка взмахнула руками, словно пытаясь взлететь к небесам, но при этом оступилась и упала на попу.

Всех рассмешило обаятельное выражение ее лица и то, сколь эксцентрично она продолжала стремиться улизнуть со сцены. Роза ощутила восхищение публики. Казалось, она стояла у огня, который обдавал жаром. И каждое ее движение вызывало у нее такое ощущение, что она в этот огонь подбрасывала хворост.

В этот момент на сцену выбежала сестра Элоиза. Ей было необходимо прекратить происходившее перед зрителями. Но она не смотрела себе под ноги. Монахиня споткнулась о веревку, привязанную к наполненному искусственными снежинками