На вилле - Сомерсет Уильям Моэм

class="p1">– Хотите посмотреть на сад и фрески? – спросила она.

– Я получил бы огромное удовольствие. Когда это будет удобно?

Роули и его неожиданное предложение руки и сердца позабавили и взволновали ее. Ложиться спать она не собиралась.

– Почему не сейчас? – неожиданно даже для себя предложила она.

– Сейчас? – в удивлении повторил он.

– Почему нет? Сад особенно красив под полной луной.

– Мне будет очень приятно, – чинно ответил он.

– Садитесь в машину. Я вас отвезу.

Он сел рядом с ней, Мэри тронула автомобиль с места, продолжив подъем. Скоро они подъехали к сбившимся в кучку коттеджам.

– Здесь я живу, – указал он.

Мэри чуть сбавила скорость, задумчиво оглядев маленькие обшарпанные домишки. Они просто кричали о бедности их обитателей. Мэри проследовала дальше. Нашла ворота виллы открытыми, заехала в них, остановила автомобиль.

По узкой подъездной дорожке они прошли к дому. Жилые комнаты и спальня Мэри располагались на втором этаже, куда они поднялись по красивой лестнице. Она открыла дверь и включила свет. В коридоре смотреть было не на что, и она повела молодого человека в гостиную с расписанными стенами. Новые владельцы виллы обставили ее мебелью того же периода. Цветы в больших вазах отчасти скрашивали строгость интерьера. Время не пощадило фрески, их сохранности особого внимания не уделялось, но во всех этих фигурах в средневековых одеждах ощущалось биение жизни.

– Прекрасно! Удивительно! – воскликнул он. – Я думал, что такое можно увидеть только в музее. Представить себе не мог, что этим можно любоваться у себя дома.

Его восторг порадовал Мэри. Она не стала говорить ему, что в гостиной нет ни одного удобного стула, а с мраморными полами и сводчатым потолком здесь всегда, за исключением самых жарких дней, дрожишь от холода.

– Это все ваше? – спросил он.

– Нет. Вилла принадлежит моим друзьям. Они позволили мне пожить здесь в их отсутствие.

– Извините. Вы такая красивая, и вам должны принадлежать прекрасные вещи.

– Пойдемте, я налью вам стакан вина, а потом мы посмотрим на сад.

– Нет, я не обедал. Вино ударит мне в голову.

– Почему вы не обедали?

Он беззаботно, по-мальчишечьи рассмеялся:

– У меня не было денег. Но это не важно. Поем завтра.

– Как это ужасно. Пойдемте на кухню, думаю, мы наверняка найдем там что-нибудь из еды.

– Я не голоден. Это лучше, чем еда. Позвольте мне взглянуть на сад под сияющей луной.

– Сад никуда не денется, как и луна. Сейчас я накормлю вас ужином, а потом вы увидите все, что захотите.

Они пошли на кухню. Просторную, с каменным полом, с огромной старинной плитой, позволяющей приготовить обед на пятьдесят человек. Нина и Сиро давно уже легли и заснули, кухарка вернулась в свой коттедж. Жила на этом же холме, только гораздо ниже. Мэри и незнакомец обшаривали кухню в поисках еды, будто два грабителя. Нашли хлеб, вино, яйца, бекон и масло. Мэри включила электрическую плиту, установленную Леонардами, и тостер, чтобы поджарить несколько гренок. Разбила яйца для яичницы-болтушки.

– Срежьте немного жира с бекона, – велела она молодому человеку, – и мы его поджарим. Как вас зовут?

Держа бекон в одной руке, а нож в другой, он щелкнул каблуками.

– Карл Рихтер, студент. Изучаю искусство.

– А я думала, вы – итальянец. – Она сбивала яйца. – Но фамилия-то немецкая.

– Я был австрийцем, пока существовала Австрия.

Сердитость его тона заставила Мэри бросить на него вопросительный взгляд.

– Где вы научились говорить на английском? Бывали в Англии?

– Нет. Изучал английский в школе, а потом в университете. – Внезапно он улыбнулся. – Это здорово, что вы можете это делать.

– Делать что?

– Готовить.

– Вас удивит, если я скажу, что в свое время работала и не просто могла приготовить себе еду, но мне не оставалось ничего другого.

– Я бы не поверил.

– Вы бы скорее поверили, что я всегда жила в роскоши, окруженная множеством слуг?

– Да. Как принцесса из сказки.

– Тогда это правда. Я могу сбить яйца для яичницы и поджарить бекон, потому что это один из даров, полученных от моей феи-крестной.

Приготовив еду, они поставили все на поднос и, Мэри – первая, пошли в столовую, большую комнату с разрисованным потолком, гобеленами на торцевых стенах и золочеными деревянными подсвечниками на боковых. Сели друг против друга на стулья с высокими спинками за обеденный стол.

– Мне стыдно за мою старую, изношенную одежду. – Он улыбнулся. – В этой комнате положено сидеть одетым в шелк и бархат, совсем как мужчины на старинных картинах.

Но он сидел в потрепанном костюме, залатанных ботинках, застиранной рубашке, расстегнутой на шее, без галстука. В свете высоких свечей, стоящих на столе, его глаза напоминали глубокие темные озера. Коротко стриженные волосы, выступающие скулы, запавшие щеки, бледная кожа… Мэри вдруг подумала, что одетый, как молодой принц, скажем, с картины Бронзино в галерее Уффици, он превратился бы в красавца.

– Сколько вам лет? – спросила она.

– Двадцать три.

– Разве что-то может быть важнее?

– Что хорошего в юности без возможностей? Я живу в тюрьме, из которой невозможно сбежать.

– Вы – музыкант?

Он рассмеялся:

– Нужно ли спрашивать после того, как вы слышали мою игру? Я – не скрипач. Покинув Австрию, я нашел работу в отеле, но дела шли не очень, и меня рассчитали. Потом я работал еще в одном или двух местах, но работу найти сложно, если ты – иностранец и твои документы не в порядке. Я играю на скрипке, когда есть такая возможность, чтобы заработать на хлеб, но удается мне это не каждый день.

– А почему вы уехали из Австрии?

– В числе нескольких студентов я протестовал против объединения с Германией. Мы пытались организовать сопротивление. Глупость, конечно. Мы взялись за безнадежное дело. В результате двоих из нас застрелили, остальных отправили в концентрационный лагерь. Мне дали шесть месяцев, но я бежал и через горы перебрался в Италию.

– Как ужасно все это звучит.

Фраза получилась жалкой, неубедительной, но ничего другого она придумать не смогла. Его губы искривила ироничная улыбка.

– Я такой не один, знаете ли. Нас тысячи и тысячи, по всему миру. В любом случае, я свободен.

– И каковы ваши планы на будущее?

На его лице промелькнуло отчаяние, он уже собрался ответить, но нетерпеливо махнул рукой и рассмеялся.

– Не позволяйте мне думать об этом. Дайте возможность насладиться этими бесценными мгновениями. Ничего подобного со мной никогда не случалось. И я хочу вкусить это наслаждение в полной мере, чтобы потом, что бы со мной ни произошло, у меня остались воспоминания, которыми я всегда буду дорожить.

Мэри как-то странно взглянула на него, и