За зашторенными окнами - Елена Николаевна Ронина

Вера Павловна болезнь мужа переносила стойко. Домой уходила только переодеться и принять душ, всегда была рядом, не плакала, пыталась помочь, чем только могла.

Дим Димыча не стало за три недели. Все произошло очень быстро, и Катя осталась в вакууме. Она не понимала, что делать, как жить. Ей казалось, что по-новому придется учиться ходить. Отрезвляла, как всегда, мама.

– Ты думаешь, он тебя замечал? Кем ты для него была?

– Мама, перестань, и так тошно.

– А должно быть не тошно! Почувствуй наконец: теперь ты можешь начать жить полноценно. Влюбиться в какого-нибудь мальчика.

– Мама, в какого мальчика? Все мальчики мне уже в сыновья годятся.

– Катя, я образно. Конечно, не в мальчика, в мужчину.

Ясное дело, мама хотела как лучше. Они с отцом очень переживали из-за этого тихого романа. Катя была их единственной дочерью, и они с ужасом наблюдали за происходящим. Понимали, лезть бесполезно, что-нибудь говорить – тоже. Что есть, то есть. Это Катин выбор, это ее жизнь.

Смерть Дим Димыча родители восприняли как избавление, чем на какое-то время даже оттолкнули дочь от себя. И в самый сложный момент своей жизни Катерина осталась совсем одна. Помогала только работа. Она вставала за операционный стол теперь уже одна, без своего учителя, и тут же обо всем забывала. Перед ней было операционное поле и человеческая жизнь. И какое-то время после операции она чувствовала себя счастливой. Она сделала все, что могла.

Она сумела помочь, как когда-то он, – не глядя, кто перед ней, наркоманка или светская львица. Больному отдаем себя всего, до конца.

8

Операция прошла без каких-либо неожиданностей. Катерина шла к ординаторской и улыбалась сама себе. Какие красивые костюмы на сестрах! Раньше они носили застиранные балахоны непонятного размера. А врачи оперировали и вообще в ночных рубашках!

Катя никогда не забудет свою недолгую работу в 29-м московском роддоме. Оперировали с Татьяной, опытным, с двадцатилетним стажем, врачом-гинекологом. Татьяна – высокая, дородная, с широкой улыбкой и полными руками – вызывала у женщин особое доверие. Вот таким и должен быть врач.

Каждый день роды. Да по несколько в день.

– Ну, давай, родная, давай, хорошая! Знаю, что больно. Потерпи.

И никогда не могла Катя назвать эту работу рутиной. Она рожала с каждой женщиной.

– Тань, неужели и ты так же? За столько-то лет?

– И я так же! – весело отзывалась коллега. – К такому не привыкнешь.

Случай был сложный. У женщины открылось кровотечение прямо на улице, сама позвонила в «Скорую». Ребенок сильно недоношенный. Начали вызывать роды, сама родить не могла. Приняли решение делать кесарево сечение.

Измученную женщину привезли в операционную. Кесарево почему еще требует особой концентрации – длительный наркоз губительно действует на ребенка. Поэтому в наркоз вводим в самый последний момент, а все приготовления, которые только можно, делаем на бодрствующей пациентке. И вот Катя с Татьяной стоят собранные, сосредоточенные: нужно спасти ребенка. И вдруг обессиленная, заплаканная женщина начинает дико хохотать.

– Ты чего? – Доктора озабоченно склонились над женщиной.

– Вы в зеркало-то смотрелись? – выдавливает роженица.

Катя с Татьяной смотрят друг на друга. Действительно, зрелище не для слабонервных. Широкие ночнушки в сиреневый цветочек. У Татьяны – всем напоказ толстые коленки, а на Кате – с огромным вырезом, из которого того и гляди вывалится грудь. На головах туго повязанные, по самые брови, веселых расцветочек косынки. И впрямь цирк!

– Ладно, не гогочи! Зато стерильно. Никакой инфекции в твое чадо не занесем. И все, ничего не бойся. Сейчас тебя всю разрисуем. Катя, давай. Голова – рисуй! Сердце! Нам ребенка живого достать нужно.

– А я? У меня дома еще один! Ему тоже мама нужна!

– Будет ему мама, не боись! Наркоз!

Та операция закончилась хорошо. Родился маленький, но хороший мальчик, с крепкими косточками.

– Просыпайся, просыпайся, Ленусь! Сына родила! Здорового! Давай, давай, приходи в себя. Здоровый мальчик у тебя! Ну, чего ты? Ну, не реви! Чего теперь-то нашим ночнушкам не смеешься? Все хорошо у тебя. И мама есть, и сына два. Дома-то тоже мальчик?

Татьяна приводила в чувство женщину, Катя устало стояла рядом. Никогда эта Лена не узнает, как тяжело достался им этот мальчик. Уже неважно. Каждый раз комок подкатывал к горлу при виде этих женских слез.

– Давай, Лена, давай. Скажи нам что-нибудь. Мальчик у тебя. Живой. Как назовешь-то?

– Спасибо, – еле слышно проговорила женщина.

– Вот и молодец. – Татьяна грубовато похлопала Лену по руке. – Вот и ладно.

Но про зеркало Катя запомнила. И больше старалась не пугать своим видом ни больных, ни ассистентов. И даже ночнушки выбирала, во всяком случае, по размеру.

Сейчас половина костюмов вообще шьется на заказ. Цвета самые разнообразные: и коралловые, и фисташковые. Катерина по старинке предпочитала для кабинета белый цвет. А в операционной теперь и вообще все одноразовое. После операции сразу идет в отходы. Причем все хирургическое – в отдельный пакет зеленого цвета. И никакой инфекции!

– Катерина!

Навстречу бежал Заяц. Вот ведь некстати: женщина практически вышла из этого дурацкого состояния и выкинула из головы разговор с Главным.

Высокий, халат нараспашку, улыбка во весь рот. Вот, видимо, за эту улыбку его бабы и любят, не могут устоять. А он не может устоять в ответ. Только Катя-то тут как замешана?! Лично ее улыбки Леши Зайцева никак не волнуют.

– Слушай, Катерина, а ты ведь у нас красавица! Может, и впрямь за тобой приударить? – Коллега многозначительно подмигнул. – Тебе, кстати, сколько лет?

– Для тебя уже бабушка, – сквозь зубы процедила женщина.

– А я что? Нет, скажи, при чем тут я? – Леша развел руками в недоумении.

– Ну ты, Заяц, даешь! С бабами своими лучше разберись.

– Это, Катерина, невозможно. Как же с ними разобраться? Да ладно, чего ты расстроилась, из-за Римки, что ли? Из-за нее Главный сегодня вызывал? Со мной-то он еще вчера беседу провел.

– Интересно, что ж он тебе сказал? – Она сунула руки в карманы и воинственно встала напротив Зайцева.

– Что? Держись, говорит, брат, ситуация твоя непростая. Жена у тебя и кислотой облить может!

– Отлично! Прям успокоил.

– Да ты что?! Это в шутку! – Леша от души удивился и затараторил: – Да она никогда себе такого не позволит. Она, знаешь, чего приходила-то? Сапоги новые продемонстрировать! Вот скажи, зачем она к Главному поперлась? Пошла бы сразу тебе морду бить! Так нет, она зачем-то через всю администрацию прошлась, по всем коридорам. Вот ведь баба. Поэтому ты не переживай. Но кто-то на тебя капнул. – Заяц переминался с ноги на ногу. – Римма даже не поверила, это точно, иначе, знаешь, скандал бы дома какой учинила!