Дороги, ведущие в Эдем - Трумен Капоте

сквернословие, хамские выходки и толкотню гуляк помоложе, но не расходились. У бокового входа собрались чернокожие, которые веселились особенно шумно. Всем хотелось ловить момент и радоваться. Обычно в здешних местах бывает очень тихо: подобные гулянья у нас редкость. Я не ошибусь, если скажу, что к нам стянулся весь округ Уачата, за исключением больных и, конечно, Руфуса Макферсона. Я выглядывал Шпингалета, но его нигде не было.

Мистер Маршалл прочистил горло и захлопал в ладоши, призывая всех успокоиться. Гвалт сменился напряженной тишиной — хоть ножом режь; и мой дядя, как заправский аукционист, начал:

— Прошу внимания! Вот в этом конверте, который вы видите у меня в руке, — он поднял над головой плотный бумажный конверт, — запечатан правильный ответ, который покамест известен одному лишь Господу Богу и Первому национальному банку, хе-хе. А в этом гроссбухе, — другой рукой он взял амбарную книгу, — мною записаны те суммы, которые вы называли. Вопросы есть?

Никто не проронил ни звука.

— Прекрасно. Тогда мне потребуется добровольный помощник…

Ни один из присутствующих даже не шелохнулся: на людей будто легло жуткое заклятие скромности; даже самые отъявленные выскочки смущенно переминались с ноги на ногу. И вдруг раздался пронзительный голос — это прибежал Шпингалет:

— А ну расступись… Посторонитесь, мадам.

Он локтями прокладывал себе путь, сзади семенила Мидди, а с нею какой-то долговязый увалень — очевидно, брат-скрипач. Шпингалет оделся как всегда, но физиономию отмыл до румянца, надраил башмаки ваксой, а набриолиненные волосы гладко зачесал назад.

— Мы не опоздали? — запыхавшись, спросил он.

На что мистер Маршалл ответил вопросом:

— Итак, ты готов быть добровольным помощником?

Шпингалет осекся, но потом решительно закивал.

— Возражения против кандидатуры этого молодого человека имеются?

Толпа безмолвствовала. Мистер Маршалл вручил конверт Шпингалету; тот принял его не моргнув глазом, прикусил нижнюю губу и внимательно осмотрел клапан.

В воздухе по-прежнему висело гробовое молчание, нарушаемое разве что непроизвольным покашливанием да тихим позвякиванием колокольчика мистера Джадкинса. Хаммурапи, облокотившись на стойку, смотрел в потолок. Мидди с отсутствующим видом заглядывала братишке через плечо, но тихонько ахнула, когда он начал вскрывать конверт.

На свет появился розовый листок бумаги; Шпингалет, держа его перед собой, словно хрупкую драгоценность, беззвучно прочел запись. Тут он вдруг побледнел, а в глазах блеснули слезы.

— Не тяни, малец, объявляй! — гаркнули из толпы.

Тогда вперед шагнул Хаммурапи. Недолго думая, он отобрал листок, прочистил горло и начал было читать, но внезапно до смешного изменился в лице.

— Ох ты, мать честная… — вырвалось у него.

— Громче! Громче! — требовал гневный хор.

— Жулье! — завопил мистер Р. К. Джадкинс, успевший приложиться к фляжке. — Я сразу неладное унюхал, а теперь вонь аж до неба поднялась!

Воздух содрогнулся от улюлюканья и свиста.

Брат Шпингалета резко развернулся и погрозил кулаком:

— А ну молчать, всем молчать, кому сказано, не то сшибу вас лбами — и будут шишки с дыню, понятно?

— Сограждане! — вскричал мэр Моуз. — Сограждане… послушайте, сегодня Рождество… послушайте…

Мистер Маршалл, вскочив на стул, бил в ладоши и топал ногами, пока не восстановил некое подобие порядка. Замечу: позднее стало известно, что не кто иной, как Руфус Макферсон, заплатил мистеру Р. К. Джадкинсу, чтобы тот поднял бучу. Одним словом, когда вспышка негодования улеглась, розовый листок оказался… у кого бы вы думали? У меня. А как это произошло — лучше не спрашивайте.

Не подумав, я выкрикнул:

— Семьдесят семь долларов тридцать пять центов.

В этой сумятице я, конечно, не сразу осознал смысл этой записи: ну, цифры и цифры. Брат Шпингалета с воплем рванулся вперед, и до меня дошло. Над толпой зашелестело имя победителя: уважительные, благоговейные шепотки ревели не хуже лавины.

На Шпингалета жалко было смотреть. Мальчишка плакал, как смертельно раненный, но после того, как Хаммурапи подхватил его на руки и усадил себе на плечи, чтобы толпа увидела победителя, Шпингалет утер слезы рукавом и расцвел улыбкой. Мистер Джадкинс заголосил: «Мошенник! Подлый мошенник!» — но вопли его утонули в оглушительном громе аплодисментов.

Мидди схватила меня за руку.

— Зубки мои, — пискнула она. — Теперь у меня зубки будут.

— Зубки? — Это сбило меня с толку.

— Вставные, — ответила Мидди. — Вот на что деньги пойдут — на распрекрасные, белоснежные вставные зубки!

Но моим умом владела лишь одна мысль: как он узнал?

— А ну-ка, — решился я, — скажи мне, как, во имя Господа, он угадал, что туда поместилось именно семьдесят семь долларов и тридцать пять центов?

И тут она парализовала меня тем самым взглядом.

— Вот так раз, я думала, он тебе признался, — без улыбки ответила Мидди. — Он сосчитал.

— Ну, допустим, а как… каким образом он это сделал?

— Фу ты! Не знаешь, что ли, как люди считают?

— И это все?

— Ну-у, — задумчиво протянула она, — еще он немного помолился.

Уже собравшись уходить, Мидди повернулась и добавила:

— К тому же братику моему судьба ворожит.

Никто так и не смог приблизиться к разгадке этой тайны. Но в дальнейшем, стоило только спросить Шпингалета: «Каким образом?» — как он тут же, хитро улыбаясь, переходил на другое. Спустя годы их семья переехала куда-то во Флориду, и с тех пор мы больше о нем не слышали.

Однако в нашем городе легенда о нем живет по сей день. Под Рождество баптисты ежегодно приглашали мистера Маршалла (до самой его смерти, последовавшей в апреле прошлого года) в воскресную школу рассказать эту историю. Хаммурапи даже отпечатал ее на машинке и разослал в многочисленные журналы. Но рассказ так и не увидел свет. Один редактор написал: «Если бы девочка впоследствии действительно стала кинозвездой, тогда ваш сюжет, возможно, оказался бы приемлемым». Но чего не было, того не было — зачем же выдумывать?

Перевод Е. Петровой

Мириам

(1945)

Вот уже несколько лет миссис Г. Т. Миллер занимала уютную квартирку (две комнаты и небольшая кухня) в солидном, недавно перестроенном доме близ Ист-Ривер. Она осталась вдовой, но по смерти мистера Г. Т. Миллера получила вполне приличную страховку. Круг ее интересов не отличался широтой, приятельниц она, по сути, не завела и редко выбиралась дальше углового продуктового магазина. Соседи по дому, казалось, ее не замечали: одета неприметно, стрижка самая обыкновенная, волосы — перец с солью — уложены кое-как; не подкрашена, черты лица заурядные, неброские, да и в возрасте уже: недавно шестьдесят один год исполнился. Занималась она в основном рутинными делами: наводила идеальный порядок в комнатах, изредка выкуривала сигарету, готовила себе поесть, ухаживала за