Максим Горький - Сомов и другие

С о м о в. Не смей шутить!

Л и д и я. Да - не кричи же!

С о м о в. Ты должна подумать... Может быть, эта Арсеньева...

Л и д и я. Тише! Кто-то идёт...

(Пение за сценой. Оба слушают. Сомов закуривает папиросу, дрожат руки. Он отходит от жены, глядя на неё изумлённо и тревожно.)

С о м о в. Как могло случиться, Лидия, что ты, вдруг...

(Слышно, что поют двое, Яропегов и Троеруков, на голос "Интернационала".)

Любовь считал он чистым вздором,

Тра-та-та-та! Тра-та-та-та-а!

Вдруг пред его учёным взором

Она предстала как мечта.

С о м о в. Вот - слышишь? Вот - Виктор...

(Яропегов, Троеруков, за ними - Лисогонов, все трое сильно выпивши.)

Я р о п е г о в. Чета супругов при луне... Учитель - катай!

Т р о е р у к о в. О, как завидно это мне!

(Лисогонов, пытаясь подняться, сел на лестнице.)

Я р о п е г о в. Браво, каналья! Лидочка - извини! Благодаря бога мы выпили! Мы так весело выпили, что... вообще... выпили! Учитель истории... композитор - пой! На третий глас! Никола, слушай! Учитель - раз-два!

Т р о е р у к о в.

Отречёмся от старого мира,

Отряхнём его прах с наших ног.

С о м о в. Прошу прекратить!.. Виктор - ты понимаешь...

Я р о п е г о в. Ни черта не понимаю! Страшно рад! Не хочу понимать!

Л и д и я (смеясь). Виктор! Вы с ума сошли!

Я р о п е г о в. Вот именно! Страшно рад. И почему нельзя петь? Разве кто-нибудь дрыхнет?

С о м о в. Я прошу тебя...

Т р о е р у к о в. Простите... Позвольте мне объяснить, я - учитель пения, пре-пода-ватель! Я говорю молодёжи: слова - чепуха! Смысл всегда в мелодии, в основной музыке души, в милой старинной музыке... бессмертной...

Я р о п е г о в (Сомовым). Это он - ловко! Это - не без ума! Это, брат, такая ракалья...

Т р о е р у к о в. Хорошо, говорю я, церковь мы ликвидируем, но идея церковности, соборности, стадности... она - жива! (Смеётся.) Жива! Я учу владеть голосами... го-ло-совать. Голое - совать, совать голое слово! Я учу молодёжь.

С о м о в. Послушайте! Довольно!

Я р о п е г о в. Нет, он - хитрая бестия! Ты - пойми: совать в жизнь пустое, голое слово, а? Замечательно придумал, негодяй! Учитель! Ты негодяй?

Т р о е р у к о в. Да!

Я р о п е г о в. Видишь - сам понимает! Самосознание, брат... Чёрт знает, как интересно! Лида - интересно?

Л и д и я. Страшно интересно!

Т р о е р у к о в. Я - негодяй, да! Я не гожусь в рабы д-дикарей...

(Лидия хохочет.)

С о м о в (Троерукову). Вон отсюда! Пьяный дурак!

(Анна идёт.)

Т р о е р у к о в. Н-нет, не дурак! И - меня нельзя оскорбить...

А н н а (строго). Господа! Вы слишком шумно веселитесь...

Я р о п е г о в. Одолевает радость бытия...

Т р о е р у к о в. Вот - Анна Николаевна, она знает, что я не оскудел! Троеруков - не оскудел! Он может бороться, он способен мстить... Его стиснули - он стал крепче! Трагическое веселье, Анна Николаевна. Веселье глубокого отчаяния.

А н н а. Я понимаю, но не забывайте, что мы живём в окружении врагов.

С о м о в. Я прошу тебя, Виктор, - уведи этого шута!

Я р о п е г о в. Слушаю. Я - тоже шут! Беспризорные, за мной! Учитель - шагом марш! Пой.

Т р о е р у к о в. Я очень прошу...

Я р о п е г о в. Никто, брат, ни черта не даст! Пой! (Поёт.)

Отречёмся от старого мира

И полезем гуськом под кровать.

Т р о е р у к о в. Саша Чёрный сочинил, гениальный Саша, талантливейший! Аверченко... Гениальный! "Сатирикон" - а? Где все они, где? Никого нет, ничего! Всё погибло...

Я р о п е г о в. Пой, чёртова шляпа! Лисогонов, варёный идиот, шагай! (Идут вдвоём, поют в темпе марша.)

Чёрный, гладкий таракан

Тихо лезет под диван.

От него жена в Париж

Не уедет, нет - шалишь!

Я р о п е г о в (орёт). Браво!

[Яропегов и Троеруков уходят.]

С о м о в (жене). Пойдём, Лидия...

Л и д и я. Нет, я не хочу...

А н н а. Это - кто? Ах, это - Лисогонов. Вам - плохо?

Л и с о г о н о в (опускаясь на колени). Дорогие...

А н н а. Что с вами? Зачем вы?

Л и с о г о н о в. Любимые... Работайте! Покупайте. Снабжайте! Как я буду благодарен вам...

Л и д и я. Чего он хочет?

С о м о в. Просто - пьян! Нам нужно кончить, Лида...

Л и д и я. Что - кончить? Подожди...

А н н а. Встаньте!

Л и с о г о н о в. Не могу. Мне - запретили пить, но я - вот... выпил! Тоска! Один! Сын был... Подлец, и негодяй...

А н н а. Николай, помоги ему!

Л и с о г о н о в. Пошёл служить им... против отца и нар-рода! Издох, как пёс... заездили! От чахотки. Он смолоду был чахоточный. Жена первая... его мать, дворянка, тоже чахоточная... Вот как! Николай Васильевич... прошу вас Христом богом...

Л и д и я. Какой гнусный человек!

А н н а. Нужно понять: он - страдает!

Л и д и я (мужу). О чём он просит тебя?

С о м о в. Ты же видишь, он - пьян!

Л и д и я. А - трезвый?

А н н а. Николай, да помоги же мне...

С о м о в. Ну, вы! Вставайте...

А н н а. Как грубо! Сведи его с лестницы.

С о м о в. Идите... Эх вы...

Л и с о г о н о в. Родной мой - фабричку-то, фабричку... Об... оборудуйте, пора! Везде - строят, всем - покупают...

(Лидия смеётся.)

А н н а. Какой неуместный, какой жестокий смех! Какая жёсткая душа у вас, Лидия. Люди сходят с ума...

Л и д и я. Вообразите, что я - тоже... (Ушла в комнату.)

А н н а (грозя пальцем вслед ей, бормочет). Подожди! Смеётся тот, кто смеётся последний.

С о м о в (идёт). Где Лидия?

А н н а. Бедный мой Николя! Какая жизнь...

С о м о в (шипит). Что вам угодно? Это всё ваши... ваши приятели... (Убежал в комнаты.)

А н н а. Боже мой... я не узнаю сына. Боже мой...

ЧЕТВЁРТЫЙ АКТ

Там же, у Сомовых. Поздний вечер. На террасе - С е м и к о в, сидит, пишет, шевелит губами, считает, загибая пальцы; рядом с ним на полу свёрток чертежей. Из комнат выходит с подносом чайной посуды Д у н я ш а.

Д у н я ш а. Ты всё ещё ждёшь, франтик?

С е м и к о в (бормочет). К своей какой-то тёмной цели...

Д у н я ш а. Сочиняешь? Ты бы частушки сочинил на Китаева, на дурака.

С е м и к о в. Китаев - грубый, а не дурак.

Д у н я ш а. Ну, много ты понимаешь в дураках! Вот сочини-ка что-нибудь смешное.

С е м и к о в. Я смешное не люблю.

Д у н я ш а (показав ему язык). Мэ-э! Тебе и любить-то - нечем. Туда же - не люблю...

(Лидия вышла.)

Л и д и я. Кого это?

Д у н я ш а. Вот - сочинителя. (Ушла.)

С е м и к о в. Лидия Петровна, вы эту книжку читали?

Л и д и я (взяла книгу). "Одеяние духовного брака". Нет. Что это значит - духовный брак?

С е м и к о в. Тут - вообще... о боге...

Л и д и я. Вы верующий?

С е м и к о в. Нет, - зачем же! Но он говорит: хоть не веришь, а знать надо.

Л и д и я. Кто это - он?

С е м и к о в. Учитель пения.

Л и д и я. Он, кажется, чудак? И пьёт?

С е м и к о в. Нет, он очень серьёзный... Образованный. Я в этой книжке ничего не понял. Тут предисловие Метерлинка, так он прямо говорит, что Рейсбрук этот писал пустынными словами.

Л и д и я. Вот как?

С е м и к о в. Да. Я вот записал: "Созерцание - это знание без образов, и всегда оно выше разума". Это, по-моему, верно. Мысли очень мешают творчеству, сочиняешь и всё думаешь, чтобы хорошо вышло. А он говорит, что хорошо будет, если не думать, а только слушать музыку своей души, тогда и будет поэзия. В жизни - никакой поэзии нет.

Л и д и я. Это - вы говорите или он?

С е м и к о в. Он. Но он верно говорит, по-моему. Только я никак не могу без образов. Я вот пишу:

И, в облаках погребена,

Чуть светит бледная луна,

И тёмной массой идут ели

К своей какой-то тайной цели.

Л и д и я. Что же? Кажется, - это не плохо.

С о м о в (выбежал). Э, голубчик, что же вы пришли, а не сказали?

С е м и к о в. Я сказал Дуняше...

С о м о в. Давайте чертежи... Дуняша! Вы не для Дуняши работаете. Можете идти! Впрочем - подождите!

Л и д и я. Вы - скоро?

С о м о в. Да. Сейчас. (Ушёл.)

С е м и к о в. Я выписал ещё вот: "При посредстве разума высказывается многое о начале, которое выше разума. Но постижение этого начала гораздо легче при отсутствии мысли, чем при её посредстве".

Л и д и я (рассеянно). Да...

С е м и к о в. Но - как же без мысли-то? Ведь вот заметно, что и собаки о чём-то думают.

Л и д и я (потирая лоб). Видите ли, Семиков...

С е м и к о в. Я переменил фамилию, на Семиоков. Так - лучше для творчества. А то - Семиков, Кузнецов, Горшков, - какая тут поэзия?

(Выходят: Изотов и ещё двое, один - толстый, другой - сутулый; они прощаются с Лидией почтительно и молча.)

И з о т о в. Могу прислать вам масла.

Л и д и я. Спасибо, у нас есть...

И з о т о в. Анна Николаевна сказала - нет. А мёд - есть? Могу прислать. Отличный мёд!

Л и д и я. Я спрошу свекровь.

И з о т о в. Имейте в виду: товарищи организуют пищевой голод...

(Лидия указывает глазами на Семикова.)

И з о т о в. Я, конечно, подразумеваю мужика, он сам всё ест. Он рассердился на город и ест масло, яйца, мясо - всё ест! Дразнит нас, скотина. Вы, дескать, хотите без мужика жить? Гвоздей, ситца не даёте? Так я тоже ни зерна не дам! Хо-хо! Ну, до свидания!

Л и д и я. В город?

И з о т о в. Нет, мы здесь ночуем, у Богомолова. Винтить будем. Старик у нас - азартнейший винтёр. Его - маслом не корми, но - обязательно - винт! Всех благ!