Дживс и Вустер (сборник) - Пэлем Грэнвилл Вудхауз

рану, милая дочь садовника, – взмолился я. – Сама того не подозревая, ты затрагиваешь весьма болезненную тему.

– А, дорогой Вустер! Я вижу, вы уже подружились с этой юной леди?

Хеппенстол прямо-таки сиял от радости. Этакий радушный хозяин – душа общества.

– Как приятно видеть, мой дорогой Вустер, – продолжал он, – что молодые люди принимают такое горячее участие в наших скромных сельских праздниках.

– Вы так считаете? – сказал я.

– Уверяю вас. Даже Руперт Стеглз. Должен признаться, за сегодняшний день мое мнение о Стеглзе значительно изменилось к лучшему.

Мое – нет. Но я промолчал.

– Между нами говоря, прежде я считал Руперта Стеглза эгоцентричным юношей, мне казалось, он не способен просто так, по доброте душевной, сделать приятное ближнему. А сегодня я наблюдал, как он дважды за прошедшие полчаса угощал в буфете миссис Пенуорти, жену нашего уважаемого владельца табачной лавки.

Я пошатнулся, но устоял на ногах. Я вырвал свою руку из цепкой ручонки юной Бакстер и, как заяц, понесся к тому месту, где должен был состояться финиш бега в мешках. У меня было ужасное предчувствие, что и здесь не обошлось без подлых трюков. Неожиданно я увидел Бинго и ухватил его за рукав.

– Кто победил?

– Не знаю. Я не заметил, – с горечью сказал он. – Во всяком случае, не миссис Пенуорти, черт бы ее побрал. Знаешь, Берти, такого мерзавца, как Стеглз, еще свет не видел. Как он про нее пронюхал – ума не приложу, но он догадался, что она опасна. И знаешь, что сделал? Заманил бедную женщину в буфет за пять минут до старта и так обкормил тортом с чаем, что она спеклась через двадцать ярдов. Разлеглась отдохнуть прямо на дорожке. Слава Богу, у нас есть Харольд.

У меня рот раскрылся от изумления.

– Харольд? Так ты ничего не знаешь?

– О чем я не знаю? – Бинго позеленел. – Ничего я не знаю. Я пять минут как приехал. Прилетел сюда прямо со станции. А что случилось?

Я ему все рассказал. Он уставился на меня невидящим взглядом, потом издал глухой стон, нетвердой походкой зашагал прочь и скрылся в толпе. Бедняга. Для него это страшный удар. Неудивительно, что он так расстроился.

Тут объявили о начале забега с яйцом, и я решил, что раз уж я тут, останусь и дождусь финиша. Не скажу, чтобы у меня были большие надежды. Малышка Пруденс – прекрасная собеседница, но что касается физических данных, на победительницу она явно не тянет.

Сквозь толпу я разглядел, что участницы благополучно стартовали. Бег возглавляла невысокая рыжая девчушка, за ней пристроилась веснушчатая блондинка, а третьей уверенно шла Сара Миллз. Наша кандидатка затерялась в толпе прочих участниц, далеко позади лидеров. Уже сейчас было ясно, кто победит. Грация и приобретенная за время долгих тренировок уверенность, с которой Сара Миллз держала ложку, говорили сами за себя. Она бежала в хорошем темпе, но яйцо ни разу не шелохнулось. Прирожденная бегунья с яйцом, ничего не скажешь.

И, как всегда, высокий класс взял свое. За тридцать ярдов до финишной ленточки рыжая бегунья зацепилась ногой за ногу и выронила яйцо. Веснушчатая блондинка мужественно боролась до последнего, но выдохлась на середине финишной прямой, Сара Миллз обошла ее и уверенно закончила бег, опередив соперницу на три корпуса. Блондинка финишировала второй. Громко сопящая барышня в голубой футболке отобрала призовое место у девочки в розовом с круглым, как блин, лицом. А протеже Дживса Пруденс Бакстер пришла не то пятой, не то шестой – я не разглядел.

После этого толпа повлекла меня к тому месту, где Хеппенстол готовился вручать призы победителям. Рядом со мной оказался Стеглз.

– Добрый день, старина, – сияя от радости, приветливо сказал он. – Похоже, у вас сегодня не слишком удачный день.

Я молча метнул на него презрительный взгляд. Впрочем, с него все как с гуся вода.

– Всем крупным игрокам сегодня не повезло, – продолжал он. – Вот и бедняга Бинго продул кучу денег на беге с яйцом.

Я не собирался пускаться с ним в разговоры, но, услышав его последние слова, насторожился.

– Что значит «кучу денег»? – сказал я. – Мы… он же поставил какой-то пустяк.

– Для кого-то, может, и пустяк. По тридцать фунтов – на победу и на призовое место для Бакстер.

Мне показалось, что земля уходит у меня из-под ног.

– Не может быть!

– Тридцать монет при выплате десять к одному. Я сперва подумал, что он что-то разнюхал, но, видимо, он просто свалял дурака. Забег закончился именно так, как мы и предполагали.

Я принялся складывать в уме и уже заканчивал подсчет убытков, понесенных нашим синдикатом, но тут раздался голос Хеппенстола. Пока он вручал призы в других видах программы, он был по-отечески ласков, но теперь в его голосе звучали боль и гнев. Он скорбно взирал на толпу.

– Теперь о состязаниях в беге с яйцом, – сказал он. – Как ни тяжело, но я вынужден исполнить свой долг. Мне стали известны некоторые обстоятельства, утаить которые я не вправе. Не будет преувеличением сказать, что я потрясен.

Он дал своим слушателям пять секунд, чтобы они поломали голову – чем именно он потрясен, и продолжил свою речь:

– Три года назад я был вынужден исключить из спортивной программы нашего ежегодного праздника бег на четверть мили для отцов, поскольку до меня дошли слухи, что в местном трактире заключаются пари, и у меня возникло подозрение, что по крайней мере в одном случае фаворит был подкуплен. Хотя эта неприятная история и пошатнула мою веру в человечество, я полагал, что одного вида состязаний не коснулись миазмы профессионального спорта. Я говорю о состязаниях в беге с яйцом для девочек. Увы, я ошибался.

Он снова сделал паузу, чтобы справиться со своими чувствами.

– Не стану вдаваться в отвратительные подробности. Скажу лишь, что до начала состязаний один человек – это приезжий, состоящий в услужении у одного из гостей