Портрет в коричневых тонах - Исабель Альенде

и расписном, кресле. Напротив, на другом конце стола, располагалась донья Эльвира, а по обеим его сторонам рассаживались сыновья со своими жёнами, две тётушки-вдовы, несколько двоюродных братьев или же близких родственников. Среди них была и какая-то бабуля столь преклонного возраста, что её приходилось кормить при помощи бутылочки с соской, а также прочий люд, которого всегда набиралось с избытком. При этом за столом ещё оставалось порядочное количество мест для гостей, как правило, заявлявшихся без предупреждения и, порой, задерживающихся в доме не на одну неделю. Посетители здесь всегда были желанными, ведь гости представляли собой главное развлечение в непреходящем деревенском уединении. Скажем более, на юге проживали несколько чилийских семей, вклинивавшихся на территорию как индейцев, так и немецких поселенцев, без которых данное место так бы и оставалось практически диким. Не один день требовался для того, чтобы объехать верхом личные владения семьи Домингес, простиравшиеся вплоть до границы с Аргентиной. По вечерам люди молились, и их календарь на весь год был расписан по датам религиозных праздников, которые непреклонно и с должными почтением и радостью всеми соблюдались. Мои свёкор со свекровью отдавали себе отчёт в том, что я выросла практически без католического образования, хотя проблем по этому поводу у нас не возникало. Да я и сама крайне уважительно относилась к вероисповеданию членов семьи, а они, в свою очередь, никоим образом мне его не навязывали. Донья Эльвира объяснила мне, что вера – это чудеснейший дар: «Бог сам называет твоё имя, сам выбирает тебя», - говорила она. Именно это и освобождало меня от чувства вины, читаемое в их глазах, - получалось так, что Господь ещё не произнёс моего имени, хотя если я и стала жить в такой христианской семье, то только потому, что вскоре подобное должно было случиться. Моё воодушевление, с которым я содействовала различной благотворительности, чем, как правило, занималась бóльшая часть местных жильцов, уравновешивало мой недостаточно религиозный пыл. Я полагала, что речь шла о живущем во мне сострадательном духе, являющимся определённым знаком моего доброго нрава. Тогда я даже не догадывалась, что всё совершающееся представляет собой своеобразную подготовку к дальнейшему вступлению в Дамский клуб моей бабушки, а также обыденный интерес, заключающийся в знакомстве с простыми деревенскими рабочими и последующем их фотографировании.

Помимо дона Себастьяна, Эдуардо и Диего, которые воспитывались в стенах закрытого учебного заведения и осуществили своё обязательное путешествие по Европе, никто в этих краях даже не задумывался об истинных размерах окружающего мира. В этой семье не приветствовались какие-либо романы, и я осмелюсь предположить, что дону Себастьяну просто не хватало духу подвергать цензуре чуть ли не каждый и не допускать того, чтобы кто-то прочёл хотя бы одно произведение из утверждённого церковью чёрного списка. Скорее, тот выбрал бы более решительные действия и избавился бы разом от всех этих книг. Газеты доходили сюда с такой задержкой, что приносили людям не новости, а информацию, успевшую стать историей. Донья Эльвира читала свои молитвы, а Адела, младшая сестра Диего, имела в своём распоряжении несколько томиков стихов, некоторые биографии исторических персонажей и заметки путешествующих – книги, которые она перечитывала снова и снова. Позже я поняла, что совершенно случайно наткнулась на непонятные романы, под обложками которых была лишь разрешённая её отцом литература. Когда из Сантьяго привезли мои баулы и сундуки, донья Эльвира попросила меня своим привычным ласковым голосом, чтобы я тщательно спрятала их от остальных членов семьи. Как правило, каждую неделю бабушка либо же Нивея посылали мне что-нибудь почитать, и все эти книги я хранила строго в своей комнате. Мои свёкор со свекровью вообще ничего не говорили, а лишь, полагаю, обнадёживали себя тем, что подобная дурная привычка сразу пройдёт, как только у меня появятся собственные дети. Ведь тогда уже не останется столько досужего времени, сколько до сих пор имеется в распоряжении моей невестки Сюзанны, пусть и матери троих прелестных, хотя и крайне невоспитанных, малышей. Никто, однако, не воспринимал в штыки моё увлечение фотографией; те, возможно, догадались сами, что было бы чрезвычайно трудно сбить меня с толку в этом деле. Хотя семья никогда не выказывала любопытства, пытаясь увидеть мою работу. И всё же мне определили комнату в глубине дома, где я, никому не мешая, могла оборудовать собственную лабораторию.

Я выросла в городе, в полностью устраиваемой меня космополитической среде бабушкиного дома, и, насколько я помню, всегда вела себя куда свободнее любой чилийки тех лет и даже нынешнего времени. Надо сказать, что, хотя мы и подходим к концу первого десятилетия двадцатого века, положение же вещей для девушек этих мест практически никак не осовременилось. Смена стиля, происходящая по мере того, как я обживалась в лоне семьи Домингес, показалась мне несколько грубой и простецкой, несмотря на то, что они сделали всё возможное, дабы помочь мне почувствовать себя в этом доме ещё удобнее. Со мной люди держались мило и вежливо, отчего полюбить их представлялось делом лёгким. Ласка всех членов семьи, несомненно, брала вверх над сдержанным и часто нелюдимым характером Диего, кто при посторонних обращался со мной, как с сестрой, и практически со мной не разговаривал, стоило нам остаться наедине друг с другом. Первые несколько недель моих попыток как-то приспособиться к сложившейся обстановке прошли крайне интересно. Дон Себастьян подарил мне красивую чёрную кобылицу с белой звездой во лбу, а Диего, представив мне приказчика, поручил объехать поместье и познакомиться с рабочими и соседями, жившими друг от друга на таком расстоянии, что на каждое их посещение уходило три-четыре дня. После этого меня, наконец-то, оставили в покое и представили свободу. Мой супруг вместе со своими отцом и братом ходили работать в поле и на охоту, из-за чего, порой, отсутствовали дома по несколько дней. Я с трудом выносила домашнюю тоску, заключавшуюся в нескончаемом баловании детей Сюзанны, в приготовлении сладостей и различных запасов, уборке и проветривании помещений, шитье и вязании. И тогда я поняла, что по завершении моей работы в школе или в фармакопее земельного владения можно спокойно надеть брюки Диего и отправиться скакать галопом. Свекровь меня предупреждала, чтобы я не скакала верхом, как мужчина, потому что в дальнейшем так можно нажить себе «женские проблемы». Этот её эвфемизм я никогда не могла разъяснить себе полностью, однако ж, вряд ли кто бы осмелился ехать верхом по местности, в основном, состоящей из гор и больших утёсов, на какое-то время при этом не прекратив соображать.

Я то и дело замирала не дыша