Стажер - Лазарь Викторович Карелин

— Воистину, — сказал он, — наместница бога на земле!

Кира привыкла к восторженным словам о себе, и, наверное, слова эти для нее обесценились. Такие девушки, такие красавицы живут в гомоне льстивых слов и под обстрелом слишком уж откровенных взглядов. Тяжело им.

— Вы дружите с Олегом? — спросила она, медленно и торжественно произнося слова.

— Да.

— У вас хорошая аппаратура, — сказала она медленно и торжественно. — Хотите, мальчики, я вас сниму?

— Умеете? — Саша протянул ей «зеркалку».

Она умело раскрыла аппарат, умело поднесла к глазам, сказала ласково-пренебрежительно:

— «Зеркалочка»-выручалочка. Даже автоматическая наводка. Что, лень самому подумать? Кстати, познакомьтесь. — Она кивнула на рослого парня, который безмолвствовал, подпирая сильным плечом стену. — Первая перчатка нашего института. Хвосты по всем предметам, но мы им гордимся. Кстати, а вы похожи.

Верно! Они были похожи! Пытался вспомнить, кого этот парень ему напоминает, а оказывается, что его самого и напоминает. Одного были роста и масти, одной весовой категории, одет этот парень был на тот же манер. И даже стоял сейчас так же, как и он бы мог встать: подперев плечом стенку, молчаливый и снисходительный.

— Нет, мы не похожи, — сказал Саша, сразу невзлюбив себя в этом отражении.

— А вот сниму вас рядом, на фотографии сходство и вскроется. Кто не поглядит, подумает, что близнецы. Вставайте. Коля, пробудись.

— Чего еще? — сказал Коля. — Нужна мне эта фотография. Пошли, нас ребята ждут.

— Нет, я вас сниму. Занятно. — Она отступила, вбирая в объектив и Сашу и этого Колю, прилипшего к стене, щелкнула затвором.

Пока снимала, Саша успел поглядеть на Олега. Грустным он ему показался, потерянным каким-то. Из-за этого парня? Что ж, из-за такого парня можно загрустить.

— Все? — спросил Коля. — Поупражнялась? А теперь отдай ему аппаратик, и двинули. Говорю, нас ждут. Прощайте, ребятки. Пощелкайте тут пока. — Он отлепился от стены и пошел, не оглядываясь, уверенный, что Кира последует за ним.

Она и последовала, но спохватилась, оглянулась, остановившись.

— Олег, миленький, я уговорилась побывать тут на новоселье…

— Иди…

— А с Олегом вы разве не уговорились о встрече? — спросил Саша.

Не надо было задавать этого вопроса, не его это было дело, но больно было глядеть на Олега, просто больно было на него глядеть. Когда гордых обижают, всегда это больно.

— Тебе-то какое дело? — спросил Коля и пошел назад, пошел на Сашу, привычно приподняв к плечам тяжелые кулаки. Он знал, что только шаг так ему стоит сделать, как и разговору конец. Привык парень внушать своими кулаками трепет.

— Раз спрашиваю, значит, есть дело, — сказал Саша.

И у него были свои привычки, своя была уверенность. Злило, что парень пытается пугнуть его так же совсем, почти совсем тем же способом, каким и он умел попугать. Похожи они были, — и это злило.

— Может, поучить? — спросил Коля, вкрадчиво, не сердясь.

— Коля, опомнись! — всерьез испугалась Кира. Значит, за ним это водилось, значит, он был из тех боксеров, кто любит себя показать и не на ринге. Скверный это народец. Они и боксу учатся, чтобы прибить кого-нибудь при случае, разделавшись с человеком без всякого риска для себя, но себе во славу.

— Как еще выйдет, — сказал Саша.

Олег подошел к нему, встал рядом, судорожно начал сдергивать очки.

— Нет, Олежка, — сказал ему Саша. — Это мой разговор. На, подержи. — Он снял с себя аппараты, не отводя от боксера глаз — такие бьют без предупреждения, — протянул аппараты Олегу. — Отойди. Ну!

— Мальчики, мальчики! — взмолилась Кира.

А что, мальчики?! Сама же назначила Олегу встречу и сама же… Эх ты, красавица!

Да, такие боксеры, которые любят лезть в драки, утверждая свои права кулаком, всегда норовят нанести внезапный удар и им все и кончить. А то ведь размахается противник, заденет, раскровенит по-глупому.

Прямой в лицо, злобный, беспощадный удар нанес этот боксер Саше. Без перчатки удар. Такой удар мог бы изувечить. Только бандюга мог на такой пойти удар. Ведь и ссоры настоящей не было. И такой удар. Саша принял его, подкинув руку, скользнув под локоть. Но кулак все же достиг цели, не в упор, скользнув, но достиг цели. И сейчас должен был последовать второй удар, крюком, с правой вслепую по лицу. Не выйдет! Не получится! У самбиста, если напал на него боксер, если это драка, у самбиста свои тут припасены приемы. Их множество. Сотни их. Но надо было выбрать один-единственный и в какую-то сотую долю секунды. Саша выбрал злой прием. Этот Коля снисхождения не заслуживал. Саша выбрал молниеносный борцовский прием тбилисца Элгуджы. Саша всем телом подался вперед, с резким поворотом, как бы волчком, и подбил ногой ноги боксера. И всем телом своим обрушил его на пол, припечатал к полу. Боксер, валяющийся на полу, уже не боксер. Да и стукнулся этот Коля изрядно. Застонал коротко, притих. Не ждал такого оборота?

Саша поднялся, обнял за плечи Олега и повел его к лифту. Тот как раз раздернул со звоном свои створки.

— Поехали! Вы с нами, Кира?

Но она замешкалась, и створки сошлись.

У машины Саша и Олег простились.

— Я останусь, — сказал Олег. — Она неплохая. Ты не думай, она неплохая. Ну, бездумная, как все красавицы.

— Оставайся. Смотри только, как бы он на тебе не выместил.

— Я его не боюсь. Упал, как мешок. Смешно даже. Какой ты молодец, Саша! Какой ты друг!

— Мешок… Все-таки не подходи к этому мешку. Уж очень он злобный. Неужели я на него похож?

— Что ты, Саша?! Что ты?!

До дома отсюда было совсем близко. Дорога домой отсюда шла мимо Катиной площади. Где она, Катя? Что поделывает? Поехать бы к ней, примчаться бы в ее Раздоры, тормознуть бы возле дачи и крикнуть: «Катя! Это я! Я жду тебя!»

И все бы стало просто, сгинула бы муть, в которой он жил, отступила бы печаль, которая не покидала ни на минуту, поселилась в нем, как в собственном доме.

Но Катя могла и не выйти к нему, наверняка бы не вышла. Зачем он ей? Такой. Она иначе живет, он ей не нужен. А могла бы и выйти, но не одна. С этим парнем могла бы выйти. «Мы — Локтевы!» У них своя жизнь, а у него — своя. И забор между ними, дачный забор, но он как глухая, высокая стена.

У входа в парк Советской Армии стояли девушки и военные. Смех там жил,