Аристотель и Данте Погружаются в Воды Мира - Бенджамин Алире Саэнс

***

В пятницу утром я чувствовал себя каким-то героем — и при этом ничегошеньки не сделал. Фотография моей мамы была на первой полосе Эль-Пасо Таймс. Там цитировали одного из её бывших учеников, молодого юриста, окончившего Гарвардскую юридическую школу.

— Всю мою учёбу в колледже и в юридической школе я часто думал о ней. Она была лучшим учителем, который у меня когда-либо был.

Мистер Блокер весь лучился.

— Передай своей маме, что она мой образец для подражания.

Все мои учителя поздравляли меня, как будто я сам приложил руку к награде мамы.

После школы мы шли к моему пикапу на парковке. Сьюзи, Джина и Кассандра всё смотрели на меня.

— Ари, ты такой молчаливый.

Я пытался дышать. Будто я не мог отдышаться. Мне просто хотелось дойти до своего пикапа. Я должен был дойти до своего пикапа. И вот я увидел его в нескольких метрах от себя.

— Ари, ты в порядке? — Я услышал голос Кассандры. Я оперся о свой пикап, как будто собирался отжаться, и посмотрел на небо.

— Какое синее небо, — прошептал я.

— Ари?

— Сьюзи, тебе когда-нибудь говорили, что у тебя такой голос, что он мог бы исцелить весь мир?

— Ой, Ари…

— Я скучаю по отцу. Он никогда не вернётся. Я это знаю. Я всё время думаю, что он войдёт в дверь и скажет маме, как он гордится ею. Я рад за маму. Она так много работала. А мне так грустно. Бывают дни, когда я ничего не хочу чувствовать. Я знаю, что всему своё время. Но почему каждое время года должно причинять боль? В Библии не сказано, чего стоит каждое время года. В Библии не написано, какую цену тебе придётся заплатить, когда придёт время воздержаться от объятий.

Я уткнулся в плечо Кассандры и заплакал.

— «Сеющие в слезах будут пожинать с радостью[34]», — шепнула она.

Двадцать шесть

ДАНТЕ ПРИШЕЛ ПОСЛЕ ШКОЛЫ, неся вазу с двумя дюжинами жёлтых роз. Он протянул вазу моей матери. — Семья Кинтана очень гордится. Это от всех нас — от мамы, папы, Софокла и меня. Но в основном от меня.

— Твоя цель в жизни — заставлять всех улыбаться?

Он кивнул. — Миссис Мендоса, это лучше, чем работать ради денег.

Мы стояли близко друг к другу, и она сказала: — Останьтесь здесь. Она вернулась на кухню с фотоаппаратом. Сделала несколько снимков. — Идеально, — сказала она.

***

Данте и я лежали на спальных мешках, которые мы разложили на полу моей комнаты. Легс лежала рядом с нами. Внутри меня, казалось, не было ни одного слова. Я держал Данте, а потом он поцеловал меня и сказал:

— Я хочу, чтобы у нас всё было иначе.

— И я тоже.

— Думаешь, мы когда-нибудь будем жить вместе?

— Этим можно утешаться, правда?

— Это последняя строчка из «И восходит солнце» — и она имеет иронический смысл. Это трагическая строчка.

— Я думал, ты сказал, что никогда не дочитаешь её.

— Ну, раз ты её читаешь, я тоже должен дочитать до конца.

— Я не Джейк, а ты не леди Брет — может, у нас есть шанс.

— Этим можно утешаться, правда? — сказал он.

И мы тихонько посмеялись в темноте.

Загремел гром. Потом пошёл дождь. Сначала тихо — потом это был настоящий ливень, бьющий по крыше.

— Пошли, — сказал я, потянув его на себя. — Пойдём на улицу.

— На улицу?

— Я хочу поцеловать тебя под дождём.

Мы выбежали перед домом в одних трусах. Дождь был ледяной, и мы оба дрожали. Но когда я поцеловал его, он перестал дрожать, и я тоже перестал. — Ты красивый, безумный мальчик, — прошептал Данте, когда я обнимал его. Я мог стоять там вечно. Целуя его под дождём.

Двадцать семь

ВОКРУГ НАГРАЖДЕНИЯ моей матери званием «Учитель года» было много суматохи. Католические дочери организовали уличный праздник перед нашим домом — с полным комплектом мариачи[35]. Наш дом был завален цветами. У моей матери было много поклонников. Некоторые цветы оказались в моей комнате. Я ненавидел цветы.

И я даже познакомился с женщиной на розовом «Кадиллаке», которая пришла поздравить мою мать и подарила ей продукцию Mary Kay. Она была в восторге. Она любила Данте. — Если бы мне было на сорок лет меньше, я бы увезла тебя и забрала с собой в Лас-Вегас.

Мы с Данте просто переглянулись.

В школьном округе прошла церемония награждения, где моей матери вручили очень красивую табличку и большой толстый чек. Моя мать сказала, что это очень щедро со стороны школьного округа. Я сказал ей: — Папа бы сказал, что этого недостаточно после всей работы, которую ты проделала.

Моя мама просто улыбнулась. — Так ты будешь поступать, Ари? Всегда напоминать мне, что сказал бы твой отец?

— Думаю, да, мам. Это тяжелая работа — но кто-то должен это делать.

***

Я считал, что самой лучшей наградой для моей матери стало письмо, которое она получила от Ящерицы, её бывшей ученицы. Мама разрешила мне его прочитать:

Дорогая миссис Мендоса,

Я получил новости от одного из моих старых одноклассников из средней школы Джефферсона. Он сказал, что вы наконец-то получили признание за свою работу в классе. Учитель года. Я знаю, что вы должны гордиться этой наградой — но вы не можете быть так горды, как я.

Возможно, я упоминал это вам в одной из моих ежегодных рождественских открыток, но я храню фотографию вас и меня, сделанную на моём выпускном вечере, на своём столе. Я всегда держу эту фотографию в руках, прежде чем приступить к делу в зале суда — и разговариваю с ней. Ну, я разговариваю с вами. И я говорю: — Ладно, миссис Мендоса, давайте мы с вами пойдём в этот зал суда и покажем им, как это делается. Я всегда представляю вас в этом зале суда. И я никогда не делаю ничего такого, чем бы вы не гордились. Вы установили для меня стандарт совершенства, которому я всегда стремился соответствовать.

Мне часто говорят, что я очень преданный