снарк снарк: Чагинск. Книга 1 - Эдуард Николаевич Веркин

про Габриэля Гарсию Маркеса, который всю жизнь страдал мокнущей экземой, приехал в СССР и был вылечен фельдшером гостиницы «Украина» мазью за тридцать восемь копеек. Так вот там была точно такая же дверь, будущий лауреат Нобелевской премии верно отметил, что главное не дверь, а то, что за нею.

— Но я не страдаю экземой, — заметил Хазин.

— Ты и не Маркес, — сказал я.

Мы выбрались из машины, Хазин толкнул дверь. В приемном покое оказалось гораздо светлее, чем снаружи. И уютнее. И…

— Клеенки, — сказал Хазин. — Пахнет клеенками, слышишь?

Медики отсутствовали, Хазин умилился, уселся на лежанку и стал дружески гладить клеенку.

— У моей бабушки была точно такая же…

Он подул на руку.

— Смотри, какая толщина пропитки! — Хазин теребил скатерть. — Как раньше делали! Какое качество! Помнишь, как Рогожин?! Укрыл Настасью Филипповну, так только через три дня завоняло…

Хазин понюхал воздух.

— Да уж… Запах детства… И цвет детства…

В стенах, крашенных давнишней зеленой краской, были просверлены многочисленные отверстия, причем недавно; из дырок сочился красный кирпичный прах, несколько пугающее зрелище.

— Бегемота расстреляли, — оценил Хазин. — Зачем?

Я не смог ответить.

— Странно, — сказал Хазин.

— Что?

— Дырок насверлили, а ничего не приделали. И насверлили… как попало… Дры-дры-дры… Где все? Я тут погибаю…

Хазин постучал ногой по стеклянному шкафу, и почти сразу показалась заспанная медсестра.

— Что у вас? — буркнула она не глядя.

Хазин протянул ей руку.

— Ожог, вижу, — утвердительно сказала медсестра. — В кастрюлю, что ли, сунул?

— Меня сюда мышь укусила, — пожаловался Хазин.

Я кивнул, подтверждая.

— Понятно, — сказала медсестра. — Подождите, я сейчас.

Медсестра удалилась, мы снова остались одни.

— Я однажды два месяца в такой больнице пролежал, — сказал вдруг Хазин. — Угорел на сепараторе, такое случается…

— Ты работал на сепараторе? И на нем можно угореть?

— Все возможно в этом мире. Знаешь, это был весьма необычный…

В приемный покой вошла женщина в синем халате, доктор, и уставилась на нас. Хазин потряс и протянул руку.

— Что случилось?

— Меня два раза укусила гигантская мышь, — показал Хазин.

— Крыса? — уточнила доктор.

— Нет! Это была именно мышь! Никогда не видел такой огромной! Эта мышь… конкретная мышь…

— В процедурную давайте, — махнула рукой доктор. — Рану промыть, там посмотрим.

Мы отправились в процедурную. Я предполагал, что она найдется за дверью, но там обнаружился лишь коридор, и мы долго пробирались по темному ходу, заставленному железными ящиками и бочками. Хазин болтал.

— Доктор, мне не впервой такое, — говорил он. — Меня раньше кусали, но в этот раз не обошлось — смотрите, вся рука разбухла…

Хазин пытался показать руку доктору, но она шагала слишком быстро. А я вовсе отстал, зацепившись рукавом за штырь, торчащий из стены. Меня дожидаться не стали, я остался в коридоре и некоторое время избавлялся от штыря. Хазин, доктор и медсестра повернули за угол и скрылись. Но я слышал Хазина, он жаловался и врал.

Я остался один в коридоре и подумал, что сейчас погаснет свет и послышатся зловещие шаги, но ничего такого не произошло. Рукав пришлось порвать. После чего я быстро дошел до поворота, направо обнаружился такой же длинный коридор, в конце дверь с табличкой «ПРЦД-2». Процедурная ничем не отличалась от приемной, только стена не иссверлена и на стеллажах множество автоклавов. Доктор писала за столом, медсестра промывала руку Хазина фурацилином.

— Витя, скажи им! — попросил Хазин плаксиво. — Надо укол сделать…

— Да сейчас все вам сделаем, — заверила врач, не отрываясь от бумаг. — Потерпите…

— У него воспаление, — сказала медсестра. — Я чувствую узлы на запястье.

— Какие узлы?! — перепугался Хазин. — Какие еще узлы?!

— Ему антикоагулянты бы надо, — сказала медсестра.

Доктор отодвинула бумаги, достала из стеклянного шкафа стакан с градусниками, вдруг уставилась на меня. Зубная паста на лице или еще что, скосился в зеркало — ничего, все нормально.

— Что? — спросил я.

Доктор продолжала смотреть.

— Витя, что происходит?! — перепуганно спросил Хазин. — Какие тромболитические?! Мне от бешенства надо…

— Хазин, не пыли, — сказал я.

— Что значит «не пыли»?! У меня какие-то узлы!

Доктор сунула Хазину градусник и посмотрела на него свирепо, Хазин замолчал.

— Нам можно поговорить? — спросил я.

Доктор молча вышла в другую дверь, я за ней. Мы оказались в обычном больничном коридоре с зелено-белыми стенами и старинными плакатами про пользу витаминов, физкультуры и закаливания.

— Доктор, я хочу кое-что прояснить…

— Надо провести анализы, — сказала доктор. — Померьте температуру.

Сунула градусник. Я послушно пристроил его под мышкой.

— Подождите здесь немного, — сказала доктор. — Я должна сообщить…

— О чем сообщить?

Но доктор убежала по коридору, я остался один. Ненавижу больницы, в них всегда воняет сыростью и хлоркой.

Я стал разглядывать плакаты, я видел их много раз, в детстве, но сейчас плакаты изменились. Выцвели, пожелтели, от этого лица физкультурников стали безнадежные; раньше они лучились уверенным оптимизмом, я верил, что гимнастика, витамины и воздушные ванны оказывают оздоравливающее действие, сегодня, глядя на трансформацию физкультурников, я подозревал, что физкультура им на пользу не пошла.

В коридоре показался следующий доктор, бодрый мужчина в свежем накрахмаленном халате. Доктор улыбался и пах туалетной водой. Другой доктор, новенький какой-то.

— Салахов Рамиль, — улыбнулся доктор. — Главврач Чагинской районной больницы.

Мы пожали руки.

— Виктор…

— Мы встречались, — сказал Рамиль. — На банкете в клубе. Не помните?

Я не помнил, если честно.

— Да-да… — сказал я. — Вы, кажется…

— Я вручал подарок. И цветы. Прекрасный был вечер, прекрасный прием…

Салахов с тоской посмотрел на плакат с цингой.

— Да… — вздохнул Салахов. — Старье… У нас тут все так и есть, к сожалению. Сокращение единиц, сокращение окладов. А ФАПы закрывают, народ к нам едет, а у нас… Работать некому. Специалисты бегут.

— Да, — сказал я. — Это ужасно.

— У нас и кардиологическое отделение было, — пожаловался Салахов. — Представляете? Медицинская авиация. На том месте, где сейчас готовят котлован, там взлетное поле, если у кого-то случался приступ, мы вызывали вертолет.

— А сейчас?

— А сейчас мы его везем на «Скорой» в Верхневолжск. Это два с половиной часа, сами понимаете, ни о каком «золотом часе» речи быть не может…

Послышался вскрик Хазина.

— Это ваш друг? — спросил Салахов.

— Хазин? Коллега. В том смысле, что мы вместе над книгой работаем.

— Как интересно… Про что книга?

— Про Чагинск. Краеведческая литература. Хазин фотограф, мы как раз работали — и вдруг мышь! Это может затруднить, сами понимаете.

— Да… Иногда мыши действительно кусают… Надо было вам вчера вечером обратиться…

— Вчера мы были заняты, — сказал я. — Поисковая операция — до вечера по лесу бегали…

— Да, мы тоже участвовали. Надеюсь, что мальчиков найдут.

— Сегодня поиски продолжаются, — сказал я. — Я бы хотел успеть…

— А