Дживс и Вустер (сборник) - Пэлем Грэнвилл Вудхауз

сэр, вы достали ее, чтобы прижать к губам.

– Ну, это уж слишком, Дживс. Чтобы я стал прижимать к губам перчатки в тот самый миг, когда готовлюсь умыкнуть у полицейского каску?

– Вероятно, так поступил мистер Линкер, сэр.

Я хотел было объяснить Дживсу, что в любой ситуации Линкер поступит совсем не так, как обыкновенный, нормальный человек, у которого в голове чуть больше мозгов, чем у выскакивающей из часов деревянной кукушки, но мне помешал вновь появившийся Гасси. Он был окрылен, я понял, что дела идут неплохо.

– Берти, Дживс оказался прав, он будто прочел мысли Юстаса Оутса.

– Его заинтересовало твое сообщение?

– В жизни не видел, чтобы полицейский пришел в такое волнение. Он чуть не бросил свой пост и не помчался сломя голову сюда.

– Почему же не помчался?

– Не осмелился, ведь сэр Уоткин велел ему стоять на посту у двери.

Я понимал психологию этого человека. Он был в точности как тот парень, который стоял и стоял на горящей палубе, когда все остальные с нее попрыгали.

– В таком случае он, надо полагать, сначала известит папашу Бассета о ставших ему известными фактах и после этого попросит позволения действовать?

– Да. Думаю, он явится с минуты на минуту.

– Гасси, тогда тебе не надо быть здесь. Иди-ка лучше в холл.

– Бегу. Я только пришел рассказать.

– Как только он отойдет от двери, ты сразу в гостиную.

– Конечно. Положись на меня. Дело не сорвется. Дживс, это была гениальная мысль.

– Благодарю вас, сэр.

– Представляете, какой камень у меня с души свалился, ведь через пять минут все будет улажено. Об одном я только жалею, – задумчиво произнес Гасси, – зря я отдал старику блокнот.

Он сообщил об этом чудовищном поступке словно бы мимоходом, и я не сразу понял, какими последствиями он чреват. Когда же осознал, ужас проник в каждую клеточку моего тела. Казалось, я сижу на электрическом стуле и палачи уже включили ток.

– Ты отдал старику блокнот?!

– Да. Когда он уже уходил. Я подумал, там есть ругательства, которые я забыл.

Я схватился дрожащей рукой за каминную полку, иначе бы упал.

– Дживс!

– Слушаю, сэр.

– Еще бренди!

– Сейчас, сэр.

– И что вы носите его в маленьких рюмках, как будто это радий? Принесите бутылку.

Гасси вроде бы удивился.

– Берти, что-нибудь случилось?

– И ты еще спрашиваешь! – Я горько засмеялся. – Ха! Ну, ты меня доконал.

– Да о чем ты? Почему доконал?

– Неужели ты не понимаешь, идиот несчастный, что ты натворил? Теперь уже ни к чему красть корову. Если старик Бассет прочел то, что написано в блокноте, он никогда тебя не простит.

– Почему?

– Ты видел, какое впечатление это произвело на Спода. Уж если Спод осатанел, читая о себе горькую правду, неужели ты думаешь, она понравится папаше Бассету?

– Но он уже слышал о себе горькую правду. Я рассказывал тебе, как отделал его.

– Это еще могло сойти тебе с рук. «Пожалуйста, постарайтесь понять меня… я погорячился… вышел из себя», ну, и так далее. А вот хладнокровно записывать изо дня в день наблюдения в мельчайших подробностях – о, это совсем другое дело.

Наконец-то он понял. Лицо снова позеленело. Рот открылся, потом закрылся, как у золотой рыбки, которая нацелилась склевать муравьиное яйцо, а другая золотая рыбка ее опередила и перед самым носом слопала.

– Какой же я болван!

– Первостатейный.

– Что делать?

– Не знаю.

– Берти, придумай что-нибудь!

Я принялся напряженно думать, и старания мои увенчались успехом.

– Скажи, что именно произошло в конце этой вульгарной сцены? Ты отдал ему блокнот. Он сразу же воткнулся в него читать?

– Нет, сунул в карман.

– И, судя по его виду, по-прежнему намеревался принять ванну?

– Да.

– Тогда расскажи, в какой карман он его положил? В смысле – в карман чего? Что на нем было надето?

– Халат.

– А под халатом – думай, Финк-Ноттл, хорошо думай, от этого твоя судьба зависит, – а под халатом была рубашка, брюки и прочее?

– Да, брюки на нем были, я обратил внимание.

– Тогда надежда еще есть. Расставшись с тобой, он наверняка пошел к себе в комнату разоблачиться. Ты говоришь, он здорово разозлился.

– Раскалился докрасна.

– Очень хорошо. Знание человеческой природы дает мне основание предположить, что субъект в столь возбужденном состоянии не станет тратить время, шаря по карманам в поисках блокнота, который куда-то сунул, и тем более знакомиться со сделанными в нем записями. Он сбросит одежду и поскорее в ванную. Блокнот наверняка все еще в кармане халата, а халат он, без сомнения, кинул на кровать или на спинку стула, и тебе нужно прокрасться в его комнату и взять блокнот.

Я ожидал, что столь ясное логическое построение вызовет радостный возглас и бурные изъявления благодарности. Но Гасси лишь в сомнении водил ногами по ковру.

– Говоришь, надо прокрасться в его комнату?

– Да.

– Пропади все пропадом!

– В чем дело?

– Ты уверен, что другого способа нет?

– Конечно, уверен.

– Понятно… Берти, может, ты сходишь туда вместо меня?

– Нет.

– Многие бы пошли, не отказались помочь старому школьному другу.

– Мало ли на свете дураков.

– Берти, неужели ты забыл нашу прекрасную юность, школьные годы?

– Забыл.

– Не помнишь, как я поделился с тобой последней плиткой молочного шоколада?

– Не помню.