Нам нужно поговорить о Кевине - Лайонел Шрайвер

я не то чтобы подслушивала… ну ладно, предположим, я подслушивала. Мне очень хотелось подслушивать под этой дверью накануне вечером, и это желание не исчезло.

– Эй, помнишь толстую задницу того копа, свисающую из штанов? – Ленни предавался воспоминаниям. – Прямо улыбка работяги, который ухмыляется от уха до уха! Спорим, если бы этот чувак обосрался, пока бежал, ему бы полегчало!

Кевин вроде бы не присоединился к хихиканью Ленни.

– Типа того, – сказал он. – Повезло тебе, что от меня отвязался мистер Пластик. Жаль, что ты не слышал, какая тут была сцена, Пью. Прямо «Бухта Доусона»[214]. Гребаное тошнилово. Думал, что прямо разрыдаюсь перед рекламной паузой от наших партнеров.

– Эй, я понимаю, чувак! Это, с теми копами, чувак, ты был такой вежливый, чувак, я думал, что тот жирдяй отведет тебя куда-нибудь в уголок и вышибет из тебя дух, ты ж его дико из себя выводил! Сэр, я действительно должен очень сильно возразить: это был я, сэр…

– Должен серьезно возразить, ты, придурок! Просто запомни, приятель: за тобой теперь должок.

– Конечно, братан. За мной еще какой должок! Ты принял удар прямо как супергерой какой-то, как… как будто ты Иисус!

– Я серьезно, приятель. Это будет тебе кое-чего стоить, – сказал Кевин. – Потому что твоя дешевая выходка могла нанести серьезный ущерб моей репутации. У меня есть стандарты. Всем известно, что у меня есть стандарты. На этот раз я спас твою задницу, но не ожидай второй серии в духе «Спасение Задницы-2». Я не хочу участвовать в этом дерьме. Бросать камни с пешеходного моста. Это ведь банально, старик. В этом нет совершенно никакого шика, это гребаная банальщина.

Ева

3 марта 2001 года

Дорогой Франклин,

ты все правильно понял. Мне было стыдно за высказанные мной ложные обвинения, и именно по этой причине я решила пригласить Кевина сходить куда-нибудь со мной, только мы вдвоем – он и я. Ты счел это странной идеей; когда ты так сердечно одобрил меня и сказал, что нам с Кевином следует делать подобное чаще, я поняла, что тебе это не нравится, особенно после того, как ты добавил колкость насчет того, что нам лучше избегать пешеходных мостов: «Ведь ты же знаешь, у Кева может возникнуть неконтролируемое желание бросить на дорогу целое кресло».

Я нервничала, не зная, как к этому подступиться, но все же заставила себя, подумав: нечего стенать, что твой ребенок-подросток никогда с тобой не разговаривает, если ты сама этого не делаешь. И я рассудила, что поездка во Вьетнам позапрошлым летом привела к обратным результатам, потому что это был перегиб: целых три недели пребывания в тесном семейном кругу, при том что в тринадцать лет дети не выносят, чтобы их кто-то видел в компании родителей – пусть даже это будут коммунисты. Наверняка по одному дню за раз должно пойти легче. Кроме того, я насильно навязывала ему свой энтузиазм по поводу путешествий, вместо того чтобы приложить усилие и сделать то, чего хочется ему – чем бы оно ни было.

Мои предварительные колебания и раздумья, как лучше поднять этот вопрос, заставили меня чувствовать себя робкой школьницей, которая готовится пригласить нашего сына на рок-концерт. Когда я наконец приперла его – а вернее, себя – к стене в кухне, я сказала именно с этим чувством:

– Кстати, я хотела бы пригласить тебя на свидание.

Кевин недоверчиво посмотрел на меня.

– Зачем.

– Просто заняться чем-то вместе. Развлечься.

– Заняться, типа, чем.

Вот это и была та часть, из-за которой я нервничала. Думать о чем-то «развлекательном», чем можно заняться с нашим сыном, – это все равно что пытаться изобрести по-настоящему классную поездку со своим домашним любимцем, в качестве которого выступает булыжник. Он ненавидел спорт и проявлял равнодушие к большинству фильмов. Еда была для него ерундой, природа – источником раздражения, просто фактором жары, или холода, или мух. Поэтому я пожала плечами.

– Может, немного походить по магазинам перед Рождеством. Сходить поужинать.

И тут я вынула своего козырного туза, который идеально побил абсурдистскую сильную масть Кевина:

– И сыграть пару раундов в мини-гольф.

Он изобразил свою кислую полуулыбку, и я обеспечила себе спутника на субботу. Я стала с тревогой обдумывать свой наряд.

Это было похоже на то, как поменялись местами герои в «Принце и Нищем»: я взяла на себя роль заботливой и заинтересованной родительницы, а ты должен был стать на этот день защитником Селии.

– Боже, – съязвил ты, – придется мне придумать какое-нибудь занятие, которое не напугает ее до ужаса. Полагаю, включать пылесос мне нельзя.

Было бы большой натяжкой сказать, что я хотела, по-настоящему желала провести весь день и вечер со своим раздражительным четырнадцатилетним сыном; но я очень сильно желала этого желать – если ты понимаешь, о чем я. Зная, как замедляется время в компании этого мальчика, я распланировала наш день: мини-гольф, покупки на Мейн-стрит в Найаке, а потом я угощу его хорошим ужином в ресторане. Тот факт, что ему было плевать на рождественские подарки и хорошую еду, не казался мне достаточным основанием пропустить данный урок: все это просто занятия, которым предаются люди. А что касается нашей спортивной эскапады, то ни от кого не ждут интереса к мини-гольфу, так что, может быть, именно поэтому она показалась мне такой подходящей.

В назначенное время Кевин явился в переднюю с выражением мрачной снисходительности на лице, словно заключенный, которого волокут отбывать тюремный срок (хотя именно при этих обстоятельствах спустя менее чем два года лицо его станет казаться спокойным и наглым). Его до нелепости тесный трикотажный кардиган от Izod был того же кричащего оранжевого цвета, что и тюремные комбинезоны – у меня еще неоднократно будет возможность прийти к выводу, что на нем этот цвет выглядит не очень-то привлекательно; а из-за того, что тесная рубашка тянула его плечи назад, он выглядел так, словно руки ему сковали наручниками. Широкие брюки цвета хаки с низкой посадкой, которые он носил с седьмого класса, были в авангарде моды: штанины, доходившие до середины икр, предвещали возрождение бриджей.

Мы забрались в мой новый фольксваген «Луна» цвета «ярко-желтый металлик».

– Знаешь, в мое время, – болтала я, – эти фольксвагены-«жуки» разъезжали повсюду. Обычно это были помятые колымаги, полные длинноволосых нищебродов, которые курили травку, включали на полную громкость автомагнитолы и слушали Three Dog Night[215] на кассетах. Кажется, стоили они тогда что-то около 2500 долларов. Теперь его перевыпустили, и стоит он в десять раз дороже. В него по-прежнему помещаются двое взрослых и кошка, но это автомобиль класса люкс. Не знаю, как такое назвать – это забавно, это ирония.

Тишина. Наконец, вымученно прозвучало:

– Это значит, что ты тратишь двадцать пять кусков, чтобы прикидываться, будто тебе все еще девятнадцать, и у тебя все равно нет нормального багажника.

– Ну, наверное, я все же устала от всего этого ретробума. От ремейков «Семейки Брэди»[216] и «Флинтстоунов»[217]. Но когда я впервые увидела эту машину, я влюбилась в ее дизайн. «Луна» не копирует оригинал, она на него ссылается. А старый «жук» был убогим. «Луна» по-прежнему выглядит словно маленькая кочка на дороге, но это удивительно красивая машина.

– Угу, – сказал Кевин, – ты все это уже говорила раньше.

Я покраснела. Он был прав. Говорила.

Я подъехала к тому модному маленькому гольф-клубу в Спаркхилле, который назывался 9W Golf, и тут наконец заметила, что Кевин не надел куртку. Погода была холодная и пасмурная.

– Почему ты не надел пальто? – взорвалась я. – Ты просто не можешь не испытывать дискомфорта, да?

– Дискомфорт? – спросил он. – С собственной матерью?

Я с силой захлопнула дверцу, но немецкие инженеры так постарались, что она издала лишь приглушенный щелчок.

Бог знает, о чем я думала. Мини-гольф смешон и нелеп по своей сути, и может быть, поэтому я надеялась, что он придаст нашему дню некий поднимающий настроение оттенок причуды. Или же вместо этого я надеялась на некую эмоциональную инверсию: раз все, что имеет какое-то значение для меня, совершенно неважно для Кевина, то может быть, что-то неважное для меня