Неудобные люди - Ярослав Жаворонков

Насте, достала из внутренностей пальто смятую бледно-зеленую тетрадь и какие-то документы и протянула. – Возьмите, ну же, – грязная рука с обилием папиллом – картофелина с глазками – трясла бумажками перед Настиным лицом. Комната наполнялась тяжелым, кислым перегаром.

– Татья-я-яна Эдуардовна, – пропела Наташа из своего угла. – Мы с вами на какой день договаривались?

– На ч-четверг, – женщина покачивалась.

– А сегодня что?

– Сегодня… четверг!

– Вы прекрасно знаете, что сегодня пятница. И давайте мы не будем…

– Да что вы, как я не знаю!.. Вот, это он. Как просили. Илья, подойди к женщине! – Она снова подтолкнула младшего к Насте. Мальчик налетел на нее и, покачнувшись, встал. Глаза бессмысленно оглядывали комнату.

– Женщина, аккуратнее!.. С сыном, – Настя присела и взяла мальчика за плечи. – Всё в порядке? – спросила она и потом поняла, что тот не ответит.

– Пришли как смогли! Тут всё. Анализы, направ-направления, всё! Держите. – Переваливаясь, женщина подошла и бросила на стол рядом с Настей бумаги. Оля, вцепившаяся в пиалу как в оберег, вздрогнула.

– Послушайте! Эта женщина здесь больше не работает! Мы с вами на когда договаривались?

В ответ – невнятное бурчание.

– На вчера мы с вами договаривались! Вот пойдемте сейчас и обсудим, на какой день нам переназначить.

Наташа схватила блокнот со своего стола и увела в коридор алкоголическую мамашу с детьми. Приняла удар на себя, мир ее памяти.

– Может, хоть проветрим? Мне кажется, я сейчас сама опьянею от ее перегара. – Настя подошла к окну и дернула скрипучую деревянную раму.

– Видишь, всё как обычно, – сказала Оля. – Должна была вчера привести, а сегодня мы уже что, психиатра нет.

Настя угукнула и села обратно рядом с Олей.

– Ты раньше поспокойнее была. А сейчас будто не алкоголичку с олигофреном увидела, а призрака. Вся бледная сидишь.

– Так я и не дефектолог уже сколько, – тихо ответила Настя. – Отвыкла.

Из-за дверей раздалось приглушенное дребезжание школьного звонка. Перемена. Уже скоро.

– Знаешь, а ведь Дима так ни с кем больше и не сблизился после твоего ухода.

* * *

За дверью глухо и монотонно звучала коррекционная школа. Наташа вернулась в кабинет:

– Идет, идет! – и побежала к своему столу.

В кабинет вошел мальчик – скорее, юноша, высокий, аполлонистый, с пружинистыми волосами – в лаконичной бежевой рубашке, строгих брюках и туфлях, под застегнутой жилеткой – худенький галстук (неужто опять на резинках? – мелькнуло в Насте), за спиной – рюкзак.

С днем рождения, с днем рождения, дорогой Дима, заголосили Наташа с Олей. Дима заулыбался – той же робкой, виноватой, странно открытой улыбкой.

Настя взяла со стола подарок и медленно подошла.

– Привет… Дима, – помощь улыбкой.

– Здравствуйте, – он неуверенно ответил. Не узнал?

– Дима, это я. Анастасия… – ждала, что он продолжит.

– Александровна, – продолжила Наташа.

– Я… я приехала, – закончила Настя.

– А-а. Ну. Да. Здравствуйте.

Узнал? Узнал?!

Оля зазывала к столу, пришаманивала руками, пригорюнивалась от того, что все замерли и не идут. Принесенный Настей торт она уже разрéзала, включенный чайник гудел, как взлетающий вертолет.

Настя протянула Диме подарок. Боясь неловкого молчания, спросила: Не хочешь примерить?

Он открыл пакет, засунул руку, антарктически светлую на фоне праздничного картона, атлантически неземную. Темно-бордовый матовый галстук свесился в его руках мертвой змеей. Все ждали.

Мальчик поднял растерянные глаза.

– Я… не умею, – снова посмотрел вниз.

– Мы же с тобой учились? Завязывать? – теперь растерялась Настя.

– Я больше не умею, – просто и четко. Закрыл пакет и протянул обратно.

Наташа с Олей смотрели на Настю. Дальше?

– Давай я?

Настя слегка привстала – шесть лет назад пришлось бы присесть – и стала завязывать. Дима смотрел отстраненно, сквозь Настю и сквозь стены, как умеют смотреть в какие-то другие слои только слепые – ну и вот умственно отсталые. Пока она обвязывала широким концом узкий, продевала в петлю и старалась не смотреть на лицо мальчика, в глазах щипало сильно, будто в них, опухшие, закапали белладонну. Вразнобой вертящимися руками она затянула петлю и опустила воротник Диминой рубашки. Шагнула назад. Посмотрела сверху вниз, снизу вверх, как сканер, пик, пик.

Дима тоже глянул вниз. И бормотанием:

– Спасибо.

Сели за тот же стол. Комнату заполняли простые запахи. Растворимый кофе, масленый торт, старые папки с важными бумагами. Настя по ним даже скучала, немного (так, хотя бы взглянуть бы, как на школьные фотоальбомы бы, бы, бы). Торт с аппетитом ела только Наташа. Оля растерянной дурой смотрела на всех. Настя говорила с Димой про его жизнь. Ну как – говорила она, а он отвечал первоклассно, в смысле как в первом классе. Да, всё так же, да, с ребятами не о чем, да, не хочется, да, неинтересно, да, да, да, да. да. да. да. да. . . . Да, в школе легко – русский, математика, труд (много труда), физкультура, прогулки, домой в пять ровно. Нет, дома не обижают. Брату с сестрой надоело, просто не смотрят. Настю радовало, что мир вокруг Димы перебесился и стал спокойным.

В коридоре снова задребезжал звонок. Дима встал, поблагодарил – так же сухо, простое галстуковое спасибо. Пошел.

– Дима, подожди… – Настя, встала, за ним. Он обернулся. – Я…

Что говорить, когда не о чем говорить?

– Прости меня. Прости, что не приезжала.

Дима не улыбнулся – ни слегка виновато, как обычно раньше, ни радостно – никак.

– Ничего, – повернулся к двери. – Я на урок.

Настя села – ноги стали дурные. Бывшие «девочки» смотрели на нее, одна – изучающе, другая – сочувственно, обе лучше бы вообще не смотрели, да катились бы вы обе знаете куда, на хрена я приехала-то, не на вас посмотреть, вот что я вам скажу точно.

– Я тебе торт с собой положу, – сказала Оля и кивнула. – Дочку угостишь.

* * *

С неба сыпалась мелкая ленивая перхоть. Связка шаров вырвалась из цепких веток и летела в небо, стройно, только один сдувшийся шарик метался в истерике, дергался на веревке. Настя спускалась с полуразваленного дефективного крыльца коррекционной школы. Под мышкой – коробка, за воротником – скрюченная поломанная шея. Ну и куда этот чертов торт девать?!

В метрах тридцати на скамье сидели дети, рядом – бесформенное черное пятно, тест Роршаха на снежном фоне. Настя подошла.

Женщина спала, втянув голову в пальто. Из-под него, даже на расстоянии метра, несло спиртом. Понятно: ноги довели только до скамейки. Инстинкт, рефлекс. Ее дети – один нормальный, второй УО – сидели обмотанные шарфами, укрытые от февраля шапками с козырьками.

– Вы что же это тут? Зайдите хоть? В школу.

– Нормально, – ответил старший. – Скоро проснется,