Ровно год - Робин Бенуэй

и поет в кулак, словно рок-звезда на стадионе в концертном туре с аншлагом. Лео копирует сестру. Обе распевают во все горло, показывая друг на дружку перед припевом. Нина сгребает руку Лео, та крепко стискивает пальцы сестры, хохочет, поет и едва сдерживает слезы — так сильно ей хочется, чтобы это мгновение не кончалось. Она мечтает, чтобы оно длилось вечно.

Однако песня в итоге сменяется другой. Песня новая и популярная, но в ней нет этого щемящего налета ностальгии, и Ист слегка убавляет звук.

— Ладно, — говорит Нина, — теперь очередь Лео.

— Очередь Лео! — хлопая в ладоши, повторяет Лео.

— Не волнуйся, — обращается Нина к Исту, — ей пятнадцать, у нее есть права, и она водит как пенсионерка, так что все в порядке.

— Чего-чего? — возмущается Лео.

— Я просто цитирую папу. Не казни гонца.

— Я вожу не как пенсионерка! — протестует Лео.

— Так, — говорит Ист, — Лео может проехать за рулем, как пенсионерка, три метра. Не больше. И только по тихим переулкам, где нет машин. Боже, да у вас, сестрички, отличная команда!

Нина невозмутимо отхлебывает молочный коктейль.

— Мы знаем.

— Но правила прежде всего, — продолжает Ист. — Пристегнуть ремни.

— Ясно, — кивает Лео.

Нина, увлеченная коктейлем, не отвечает.

— Руль держать двумя руками.

— А куда еще их положить?

— Не разгоняться.

— Говорю же, она ползает, как черепаха, — с заднего сиденья подает голос Нина.

— Я соблюдаю осторожность, — спорит Лео.

— Папа сказал, быстрей пешком дойти, чем с тобой ехать.

Ист вопросительно смотрит на Лео.

— Он сильно преувеличил, — пожимает плечами та.

Нина коротко фыркает.

Они съезжают на обочину. Скоро полночь, на дороге никого, Ист и Лео проворно меняются местами. Над головой мерцает ночное августовское небо. Десятки созвездий указывают путь, и Лео успевает подумать о том, что часть этих звезд уже погасла, а их свет все еще идет.

— Музыку выбирает водитель, — объявляет Лео, пристегнувшись ремнем.

Ист и Нина недовольно бурчат, но Лео права и победа остается за ней. Она так волнуется, что даже забывает отрегулировать боковые зеркала и высоту сиденья, просто наклоняется вперед и выпрямляет спину. Нина включает следующую песню, и Лео, чувствуя под пальцами рулевое колесо, твердое и чуть шершавое, выезжает на дорогу. Звуки музыки мерцают и переливаются, совсем как звезды в ночном небе.

— Один кружок по кварталу, и все, — строго говорит Ист, и Лео кивает, хоть и уверена, что сделает не меньше двух кругов. Далеко впереди — встречный автомобиль, его фары едва видны над линией горизонта, но других машин нет, так что все в порядке.

На заднем сиденье Нина выворачивается из своего мешковатого розового худи, бросает его рядом с собой и начинает подпевать магнитоле. Даже Ист барабанит пальцами по боковой стойке в такт музыке. В волосах Лео — ветер, в сердце — любовь, и ощущение своих безграничных возможностей так распирает грудную клетку, что трудно дышать. Если это и есть счастье, то Лео его принимает.

Она давит на газ, крепче сжимает руль и с ликующим воплем устремляется вперед. Нина сзади бормочет:

— Уф-ф, из-за спины Иста ничего не видно, я пересяду.

Раздается щелчок отстегнутого ремня.

— Нина, лучше не… — начинает Ист.

Встречный автомобиль приближается, заполняет собой всю дорогу, а потом со всех сторон — только яркий свет. Мир взрывается и рассыпается на осколки, которые Лео уже никогда не соберет, несмотря на все старания.

17 августа, 00:54. 23 часа 28 минут до аварии

До Лео запоздало доходит, что Нина забралась к ней в постель.

Лео спит, ей снится что-то очень знакомое, доброе и светлое, что-то, чего после пробуждения она не запомнит. Хуже всего видеть такие сны, когда наяву остается лишь пустота и никаких воспоминаний, когда на задворках сознания шелестит слабый шепот, но стоит повернуть голову, как он исчезает.

Первое ощущение: холодно, и, кажется, не только ей. Лео выныривает из глубин сна, пробивается сквозь толщу волн к поверхности, открывает наконец глаза, шарит вокруг себя рукой и нащупывает простынь, подушку и сестру.

— Нина? — шепчет она и закашливается, потому что в пересохшем горле першит.

Она что, забыла закрыть окно? Так или иначе, сейчас оно распахнуто, воздух сырой и прохладный, с побережья в комнату вплывают прозрачные завитки тумана.

— Тсс, — шепчет в ответ Нина. Она придвигается ближе к Лео. — Мама спит, не буди ее.

— Ты замерзла.

— Знаю. — Сестра прижимается к ее спине и тихонько смеется, когда Лео, брыкаясь, отползает в сторону.

— Почему ты… У тебя мокрые ноги? — шепотом кричит Лео, затем пытается оттолкнуть сестру, но все, что ей удается, — пару раз шлепнуть ту по боку, обтянутому мягким одеялом.

— Я потеряла кроссовку, — Нина просовывает ступни между щиколоток Лео и накрывается одеялом с головой. Она всегда так спит, с самого детства. — Нам пришлось бежать по траве. Одна кроссовка свалилась.

Лео вздыхает, приподнимается на локтях и переворачивается лицом к Нине. Глаза старшей сестры лукаво поблескивают, в уголках собрались морщинки — она улыбается. Лео пересчитывает морщинки. Семь.

— Подвинься, — со вздохом бормочет она, отпихивая сестру, и Нина самую чуточку сдвигается в сторону, впрочем, продолжая греть ступни о ноги Лео. — Который час?

— Ночь на дворе.

— Удрала тайком?

— И тайком вернулась, вот что важнее. — Нина коротко потягивается, напомнив Лео Денвера в его щенячестве, когда песик так радовался прогулке или лакомству, что извивался всем туловищем, от головы до пушистого хвоста.

— Где ты была? — Лео безуспешно пытается подавить зевок.

— Просто гуляла.

— С Истом?

Морщинок в уголках Нининых глаз становится восемь.

— Лео, ты обязательно должна с ним познакомиться, — шепчет она. — Он тебе понравится, вот увидишь. Вы очень похожи.

— Вообще-то мы знакомы, — напоминает Лео. — Целый год вместе ходили на математику.

Нина так выразительно закатывает глаза, что Лео практически слышит хлопок ресницами.

— Это не такое