Восставшая из пепла - Николай Иванович Ильинский

— Я с ними, куда их, туда и меня везите, — гладила она стриженные головки перепуганных детишек. — Ребятки, я вас не оставлю, — и они гурьбой жались к ней, как к родной матери.

Помогли уйти с поля боя и раненому Кривичскому. В отряде врач сделал ему операцию, достал пулю, звякнул ею, кинув окровавленную на металлический поднос.

— У этой пули глаз змеиный, в меня метила, — досадовал Кривичский, легким движением плеча помогая врачу перевязывать рану. — Летела ночью и на тебе!.. Я ей понадобился!.. Летела и лети себе, так нет же… Скажи кому — смеяться будут…

— Скажи спасибо, что она не вошла глубоко в ткань и не задела легкое, — сочувственно кивнул врач. — Вот я ее и вышвырнул… Рана к свадьбе заживет…

— А на мне все как на собаке, мигом заживает, — превозмогая боль, пытался улыбнуться Владимир.

— Ты не шевелись, Володя, — ласково склонилась к раненому, присутствовавшая тут же Прасковья. — Всех фашистов пересчитали, всех до одного, а детишек вывезли в лес, теперь они в безопасности…

— А девушка та, девушка? — забеспокоился Владимир.

— Галя Бацевич? Она вместе с детьми…

Си-47 приземлился на широкую площадку, со всех сторон защищаемую от врагов, словно боевым ополчением, вековыми соснами. Здесь имелась длинная, до 800 метров, ровная полоса, как раз годная для разбега не только легкой, но и более солидной авиации. Самолет сел на рассвете, стоял теперь хорошо замаскированный. С восходом солнца над площадкой уже кружилась так называемая рама, немецкий двухфюзеляжный самолет-разведчик. Встревоженные переполохом в гарнизоне и потерей детей-доноров, фашисты бросили большой карательный отряд для поимки или уничтожения возмутителей спокойствия и восстановления дешевого источника свежей крови для раненых.

Экипаж Си-47 с минуты на минуту ожидал прибытия детей, которых везли по ухабистым лесным дорогам на конных повозках. Сопровождать детей майор Демидов поручил Прасковье и лейтенанту Чернову, причем Прасковье надлежало улететь вместе с детдомовцами, поскольку группа Демидова выполнила свое основное задание.

— Мы тоже возвращаемся через линию фронта, — напутствовал ее майор. — Рация нам пока не нужна, но документы, Паша, ты лично отдашь в штаб, а если сумеешь, что было бы идеально — даже самому Сергею Савичу Бельченко…

— Постараюсь, Виталий Семенович…

— Надеюсь… А ты, лейтенант, — обратился он вдруг к Чернову, — до самолета охраняй ее, как зеницу ока…

— Давным-давно, товарищ майор, я этим только и занимаюсь, — полушутливо-полусерьезно ответил лейтенант.

— Был бы я помоложе, — в тон сказал ему Демидов и тут же добавил: — Поторопитесь на аэродром, а мы поднимем гвалт с другой стороны, чтобы отвлечь от вас карателей…

Лейтенант Чернов после отлета самолета должен был присоединиться к группе, которая вместе с отрядом «Непобедимый» планировала вести бой с фашистами. Плотной цепью немцы уже прочесали ближайший от райцентра лесной массив. Они догадывались, что партизанский аэродром находится где-то в данном районе, но не знали, где точно. Поэтому и запросили авиационную разведку. Разведчик площадку обнаружил, однако аэродром ли это? В лесу подобных площадок и полян множество. Это могло быть просто и болотистое место. Догадка немцев подтверждалась тем, что перед рассветом они слышали гул самолета над лесом и установили, что ни один немецкий самолет в это время и в этом месте не пролетал: стало быть, это советский самолет! Они разделили карателей на несколько групп и направили их в разных направлениях, о чем не догадывались ни Демидов, ни в отряде Кускова, готовясь завязать бой в желаемом ими месте.

Летчик Степанов беспокойно ходил вокруг самолета, поглядывал на небо, по которому мирно плыли клочки белых облаков. «В такой облачности не спрячешься от мессера», — с тревогой подумал он, зная, какой груз ему придется вести. Легко вздохнул он, когда услышал топот коней и скрип колес. На одной из повозок сидел партизан с перебинтованным плечом и с автоматом на перевес. В нем Прасковья сразу узнала знакомого Владимира Милого, как она с внутренней улыбкой про себя называла его.

— Ты-то зачем сюда приперся? — серьезным тоном спросила она партизана. — А кто лечиться будет?

Тот широко улыбнулся, показывая два ряда еще молодых, но уже пожелтевших от лесного комфорта и такой пищи зубов. Чистить их было некогда, да и нечем, кроме смоченного водой пальца.

— Видишь ли, Паша… Прасковья-то есть… В атаку мне идти пока несподручно, а обоз и тебя охранять я еще могу… Так что не ругай, я помогу вам с детишками.

— Быстро, быстро, — в свою очередь торопил Степанов, — дорога каждая минута… Их рама уже кружилась над нами… Надеюсь, нас не заметили… Но все равно надо торопиться… Детей немедля в самолет, а повозки, — указал он возницам в сторону лесной чащи, — туда… Растайте, растворитесь, чтобы и духу вашего не осталось…

Детей переводили и переносили в салон самолета. На какую-то одну минуту Галина Бацевич засомневалась: улетать ли ей или остаться в отряде Кускова.

— Нельзя тебе оставаться, Галя, — запротестовала Прасковья. — Немцы тебя хорошо знают, поймают, не дай Бог!.. Нет, лучше об этом и не думать, и не говорить!

— Среди партизан немало женщин!..

— А как же детишки, они же привыкли к тебе… Павел Савельевич, Галина не будет лишней в самолете? — обратилась Прасковья к летчику.

— Мы можем взять двадцать человек, — ответил Степанов, — детей у нас более тридцати, но если подсчитать их вес, то из двух их одного взрослого не получится… Садись, Галина, будь доброй няней детишкам и во время полета…

Пока усаживали в самолет детей, лейтенант Чернов находился несколько в стороне, где с площадки в чащу леса, изгибаясь, убегала поросшая травой дорога. Стояла тишина, но не было спокойствия на душе разведчика, что-то тревожило его, и он прислушивался к каждому шороху, вглядывался в гущу леса. В руках у него был ручной пулемет. Лейтенанту не понравилось, что вдруг в стороне, куда уходила дорога, закричала птица. «Не иначе, как кто-то ее спугнул», — подумал он и инстинктивно лег между двумя стволами сосен, подготовив пулемет к стрельбе.

И вскоре чуткий слух разведчика уловил впереди неясный шум, как будто кто-то шел. И не один! Чернов беспокойно обернулся и посмотрел на самолет: двигатели его молчали. «Что они медлят!» — подумал он и махнул рукой: громко кричать было нельзя! Тем более, что лейтенант уже ясно слышал шаги и голоса, чужие голоса, немецкие!

— Немцы! — вполголоса все же крикнул он, поворачивая голову к самолету. — Да улетайте же!..

Каратели, пригнувшись и надвинув на глаза каски,