Иисус достоин аплодисментов - Денис Леонидович Коваленко

Соборную площадь к главному собору или к ближайшей церкви, что была всего в трех автобусных остановках, и пешком до нее — не более чем с четверть часа. Те, кто называл себя нерелигиозными, и те, кто (конечно, только для запаха) выпил пивка, были за поход на Соборную площадь. Все-таки центральный собор, и зрелище должно быть впечатляющим. Остальные же, девушки и Данил, говорили, что в свою церковь оно лучше. Впрочем, холодно было, и… не очень-то и хотелось идти в центр — Бог знает куда, возвращаться оттуда, еще неизвестно, как будет ходить транспорт, тем более что уговор был отстоять всю службу, а это значит, возвращаться рано утром, а утром совсем будет холодно, и пешком — из центра… а такси… Словом, в свою церковь оно лучше. Спорили недолго — до остановки, до нее дошли — все замерзли, и ни о каком зрелище и речи уже не было, быстрее бы хоть… куда-нибудь, лишь бы согреться. Ко всему ветер, то его нет, а то, как подует, как вдарит, как проймет — бр-р-р. Кутаясь и согревая себя шутками, смеясь над каждым словом, чуть ли не бегом шли к своей церкви.

Трудно после недельной почти июльской жары вновь надевать ненавистные плащи и пальто. Все были в свитерах и джинсовках — словно никто и не верил, словно гнали холод, одеваясь по-летнему легко. Холод не гнался; зато эти три остановки — как одну.

— Долго еще? — спрашивали Кролевские; что старший, что младший, оба были совсем в футболках, и если старший еще крепился и бодрился, вспоминая, что на Тихом еще и не такой ветер, там вообще такое… то младший не выдержал:

— Я вообще не видел, чтобы в нашем районе когда-нибудь была церковь!

— Да вот же она, уже пришли, — кивнула ему Тамара. Девушки, наскоро повязав платки, оправив, кто платья, кто брюки, еще скорее перекрестившись, кивнув, вошли в ворота. Один лишь Данил совершил весь этот обряд неторопливо, трижды, и даже что-то проговаривая про себя.

— Что это такое… Это что, церковь? — не веря, Кролевские вглядывались в огороженную железным забором стройку. Когда-то здесь был пустырь, теперь, когда город стал расширяться, пустырь по-быстренькому стали застраивать; быстренько огородили его железным забором, быстренько построили торговый центр, развлекательный клуб с боулингом, возвели жилой массив… Оба брата и еще один парень, его звали Макс, стояли и в недоумении глядели на что-то недостроенное, из обычного силикатного кирпича. Ничем это что-то не говорило, что это именно церковь. Четыре стены с рядом полукруглых оконных проемов, вагончики, стройматериалы, гора кирпича, собаки только не хватало…

— Я думал, это магазин строят или там еще чего-то, — произнес младший Кролевский, худенький, не в сравнении со старшим братом, он все стоял, растирая замерзшие плечи, и глядел, когда все уже входили в ворота. — Это что, церковь, — все еще не веря, повторил он.

— Да, церковь, — негромко ответил ему Данил и дернул за рукав; Кролевский младший и, правда, стоял, вылупившись, как… словом, несимпатично это выглядело. — Пошли, — потянул его Данил. — перекрестись, — напомнил. Кролевский перекрестился как мог и левой рукой, он был левшой. Данил смолчал. Он вообще был сегодня как-то смущен, и, пожалуй, не в меру взволнован, и даже раздражителен, как-то ревниво раздражителен. За Кролевским он еще раз перекрестился, как за него, и казалось, боясь взглянуть на остальных, точно стесняясь такой компании, встал в сторону один.

На большом, огороженном все тем же железным забором пространстве, возле церкви стояли человек пятьдесят, стараясь стоять, где был рассыпан щебень или лежали доски. После дождей земля стала мягкой и склизкой.

— А где вход-то? — младший Кролевский подошел к Даниле и прошептал ему в самое ухо; все здесь говорили крайне тихо и больше шепотом.

— Вот вход, — кивком указал Данил на ведущие в подвал бетонные ступени. — Отсюда будут выходить, а входить в большие врата, они там, с той стороны, за углом, их здесь не видно, — добавил он и в который раз перекрестился.

— А почему так? — спросил младший Кролевский, невольно перекрестившись, глядя на Данила, уже не так скоро и все левой.

— Правой крестись, — не сдержавшись, шепнул ему Данил.

— Я левша, — шепнул Кролевский.

— Ты в церкви, — шепнул Данил.

— Ладно, — больше не возражая, кивнул Кролевский.

Здесь уже никто не возражал, даже старший, который, тоже подошел к ним, даже он был теперь тих и, если можно так сказать, покорен; и он, в след за данилом, крестился, вглядываясь туда, где был вход в подвал, и все пытаясь там разглядеть что-то. было довольно темно. Лишь единственный строительный фонарь на столбе освещал пространство. Свет был рассеян и тускл, оттого все казалось загадочным и… каким-то величественным, даже кирпич, неряшливо сваленный в грязь у забора. Над входом в подвал висела икона, входившие в ворота верующие, проходя мимо, останавливались, крестились и вставали в общую тихую толпу. Все ждали Крестного хода.

— Почему в другие ворота входить? — напомнил младший Кролевский.

— Не тупи, так надо, — шепотом осадил его брат.

— Церковь только строится, — ответил Данил, — служба пока в подвале проходит. Потом, когда построят ее…

— А когда построят?

— Когда деньги будут, — вновь осадил старший младшего.

— Когда деньги будут, — эхом повторил за ним Данил.

Потихонечку все, вся компания, сгрудились возле Данила, словно чувствуя в нем защиту. Невольно все стали видеть в нем другого, неизвестного ранее человека, никто и не подозревал, что он мог так вдумчиво креститься; само крестное знамение казалось парням чем-то… неестественным, чем-то… бабьим. Не принято это было, оттого и рука не поднималась для креста, а если и поднималась, то само собой делала все наскоро и так, словно, чтобы никто не подумал… Непривычно это было. Оттого Данил и казался, чуть ли не священнослужителем. Оля и Тамара и вовсе поглядывали на него как-то… как раньше не глядели, словно, заметили, что есть вот такой человек — Данил Долгов. Сам Данил, вглядывался в толпу, казалось, он искал там кого-то. Много было молодежи, если и были старики, то незаметно их было за молодыми оживленными людьми, стоявшими тихо, и всякое время, только поднимался ветер, оглядывавшимися на вход. Никто не хотел показать, что ему холодно, даже маленькие дети, которых было на удивление много в столь поздний час, стояли и держали мам или пап за руки и не роптали, что им холодно, словно и они ощущали… словно, и они ожидали чего-то. В двух шагах от Димы, стояли две маленькие девочки лет пяти, взгляды серьезные, одеты в теплые курточки, белые платочки на головки повязаны, в