Площадь атаки - Кори Доктороу

где мне присесть, и попросишь всех остальных оставить меня в покое на часок.

Баррикады вокруг площади уже давно были накрыты брезентовыми навесами и превращены в убежища, где демонстранты могли при необходимости отвлечься и отдохнуть. Через несколько минут Кристина вернулась и отвела меня в свободный уголок одной из таких нор. Это место пахло немытым телом и полупереваренной капустой, зато было укрыто от ветра и посторонних глаз. Я подогнула для тепла полы длинного пальто, уселась, скрестив ноги, и раскрыла ноутбук. Через несколько минут у меня перед глазами развернулась вся электронная переписка Литвинчука. Я заранее установила на его компьютер удаленный рабочий стол и могла бы войти через его собственный веб-интерфейс, но для быстроты напрямую проникла в его почтовый сервер. К счастью, он, вступив в должность, первым же указом велел перевести всех сотрудников с гугл-почты Gmail, надежно защищенной могучими хакерами, которым я в подметки не гожусь, на местный почтовый сервер, расположенный в том самом дата-центре, где я провела шестнадцать часов. Его защита держалась на благих намерениях, жвачке и слюнях. Это означало, что если госдепартамент США захочет выяснить, чем занимается словстакийское правительство, то им не придется иметь дело с въедливыми юристами корпорации «Гугл», надо всего лишь взломать этот сервер.

Главный принцип борисовской политики гласит: не доверяй никому. А значит, им приходится все делать своими руками.

Все данные с развернутых Литвинчуком ложных сетевых узлов стекались в большую аналитическую систему, которая строила социальные графы и составляла досье. Он велел полицейскому и военному начальству собрать в единую базу идентификаторы всего персонала и внести их в белый список системы – ведь нельзя же ставить под подозрение каждого копа просто на том основании, что он присутствовал на беспорядках. Этот файл находился в его сохраненной почте.

Я переключилась на другой интерфейс, вошла в гаджет, оставленный «КЗОФом» на самой дальней полке. Он быстренько переварил файл и выдал все эсэмэски, переданные или полученные всеми без исключения копами с момента включения. Я подозвала Кристину. Она присела рядом со мной, сунула мне где-то раздобытый термос. Кофе был ужасный, и я невольно вспомнила Маркуса, ярого обожателя этого напитка. В настоящем радикальном восстании он бы не продержался и десяти часов, потому что в гуще схватки не сумел бы найти гурманскую кофейную жаровню.

– Кристина, помоги мне найти строчки о том, что нацистов приказано пропустить за линию оцепления.

Она поглядела на экран, где прокручивался длинный список сообщений с полицейских телефонов.

– Что это?

– Что видишь. Все сообщения, переданные или полученные полицейскими телефонами за последние десять часов. Я не могу их прочитать, поэтому нужна твоя помощь.

Она отпрянула. Торчащие скулы, раскосые глаза, чувственные губы. Потом схватила мышку и стала прокручивать ленту вверх и вниз, читая про себя.

– Черт возьми, – буркнула она по-словстакийски – это была одна из немногих фраз, которые я понимала. Потом, к ее чести, сумела справиться с удивлением и стала вникать в смысл сообщений. – Как вести поиск?

– Вот. – Я открыла диалоговое окно. – Скажи, если нужна будет помощь с подстановочными символами.

Кристина была далека от хакерства, но для прошлых проектов я немного научила ее обращаться с регулярными выражениями. Это один из видов секретного оружия хакеров – компактная цепочка символов, с помощью которой можно прочесывать огромные файлы и быстро находить соответствия. Если ничего не испортите – а это со многими случается.

Кристина осторожно попробовала вести поиск.

– Что мне искать? Имена? Пароли?

– То, чем можно напугать министерство внутренних дел. Мы перешлем им порцию этих сообщений.

Она замерла и уставилась на меня, хлопая ресницами:

– Шутишь, что ли?

– Они не догадаются, что это исходит от нас. Будет выглядеть так, будто источник находится внутри министерства.

Кристина не сдвинулась с места, в ее глазах бегали в своих колесах хомячки.

– Маша, как ты это делаешь?

– Помнишь, мы договорились. Я тебе помогаю, а ты не задаешь вопросов.

Мы с ней заключили этот договор после нашей первой ночи на баррикадах, когда я научила ее прошивать телефон с помощью «параноид-андроид», и мы шли по площади и любовались, как бессильно отскакивают от нас сигналы телефонных перехватчиков. Кристина «знала», что я занимаюсь какой-то работой для американского подрядчика в сфере безопасности, и, покопавшись в интернете, вычислила мою связь с M1k3y, которого она, разумеется, боготворила. Я читала ее сообщения в чате их революционной ячейки – она горой стояла за меня, доказывая, что я заслуживаю полного доверия, потому что работаю вместе с их «американским героем». Кое-кто из ее соратников вполне разумно (и почти угадав) допускал, что я при этом стучу в полицию. Похоже, Кристина была готова пожалеть, что не послушала их.

Я выжидала. Заговорить первой значило бы уступить инициативу и выглядеть слабой.

– Если тебе нельзя доверять, значит, нам крышка, – наконец заключила она.

– Верно. К счастью, мне можно доверять. Ищи.

Мы вместе обработали несколько запросов, и я показала ей, как пользоваться подстановочными символами, чтобы расширить зону поиска и при этом не перелопачивать весь массив сообщений. Дело пошло бы быстрее, если бы я понимала кириллицу, но в этом приходилось полагаться только на Кристину.

Набрав довольно репрезентативную подборку – штук сто запросов, достаточно, чтобы выглядеть убедительно, и не слишком много, чтобы Литвинчук сумел их переварить, – я составила для него письмо на английском. Замысел был не такой дурацкий, как может показаться, ведь он набирал ведущих сотрудников по всей Европе и даже пригласил пару человек из Южной Африки, и все они общались между собой на ломаном английском, то и дело вставляя большие куски из гугл-переводчика, потому что надо ведь соблюдать оперативную маскировку, верно?

Подделать ломаный английский гораздо проще, чем речь человека, для которого этот язык родной. Но даже при этом я не собиралась пускать дело на самотек. Отсеяла пару сотен писем одного из бюрократов среднего уровня, под которого намеревалась мимикрировать, и закинула их в облачную машину, где у меня лежала версия Anonymouth, детектора плагиата, который на основе стилометрии составлял профиль заданного текста по грамматике, синтаксису и словарю, а потом оценивал новые тексты и выдавал вердикт, принадлежат ли они одному и тому же автору. Я заложила в свой Anonymouth несколько тысяч индивидуальных профилей, от журналистов и блогеров до каждого своего босса, и это часто помогало понять, пишут ли они сами или поручили дело литературным рабам, а может, передоверили подчиненным. Но чаще всего я им пользовалась, чтобы выдавать себя за других.

Не сомневаюсь, мысль об использовании стилометрии для тонкой настройки перевоплощений приходила в