Каменная сладость прощения - Лори Нелсон Спилман

мать. – У меня срывается голос, приходится сделать паузу, и только потом я продолжаю: – Папа звонил ей и все рассказал. Она словно сама ждала, когда я это предложу. Выйдя из офиса, он сказал просто: «Все в порядке, детка. Ты свободна». – Я прикрываю рот ладонью и с трудом сглатываю, впервые радуясь, что Дороти не видит моего лица. – Два года спустя она пришла в старшую школу на мой выпускной и делала вид, что очень мной гордится. Мне было восемнадцать, и я ощущала такую обиду, что едва могла с ней разговаривать. Что она ожидала после двух лет молчания? С тех пор я не видела ее.

– Ханна, я знаю, как много значил для тебя отец, но… – Дороти замолкает, словно подыскивает верные слова. – А не мог он препятствовать твоему общению с матерью?

– Конечно мог. Он хотел меня защитить. Она бы обижала меня снова и снова.

– Это твое видение – твоя правда. Ты в это веришь, и я тебя понимаю. Но это не значит, что так и есть на самом деле.

Могу поклясться, что, несмотря на слепоту, миссис Руссо умеет заглянуть в самую душу. Я провожу рукой по глазам:

– Мне не хотелось бы говорить об этом.

Ножки скамейки скрипят по бетону, когда я поднимаюсь, чтобы уйти.

– Сядь! – сурово произносит Дороти, и я невольно подчиняюсь ей. – Агата Кристи как-то сказала, что внутри каждого из нас есть потайная дверца. – Нащупав мою руку, она сильно сжимает ее, и ногти впиваются в кожу. – За ней спрятаны наши сокровенные тайны. Мы следим, чтобы эта дверца была плотно закрыта, тщетно пытаясь обмануть самих себя, внушить себе, что тех тайн не существует. Некоторые счастливчики даже в это верят. Но боюсь, ты, дорогая моя, не их тех счастливчиков.

Она ощупью находит мои руки и забирает у меня камешек. Засовывает его в бархатный мешочек, где уже лежит другой камешек, и затягивает шнурок. Вытянутыми руками Дороти шарит в воздухе в поисках моей сумки и, найдя ее, кладет туда мешочек.

– Ты никогда не построишь будущее, пока не примиришься с прошлым. Иди. Помирись с мамой.

* * *

Я стою босиком в своей кухне, где над кухонным островом с гранитной столешницей висят на крюках медные кастрюли. Суббота, и уже почти три часа пополудни, а Майкл должен прийти в шесть. Я стараюсь подгадать, чтобы к приходу Майкла квартира наполнилась ароматом свежеиспеченного хлеба. Такая вот неприкрытая попытка соблазнения домашним уютом. Сегодня мне понадобятся все средства, какие придут на ум. Я решила воспользоваться советом Дороти и напрямую сказать Майклу, что не хочу покидать Новый Орлеан, то есть расставаться с ним. При одной мысли об этом сердце начинает учащенно биться.

Смазанными маслом руками я достаю из миски шар вязкого теста и выкладываю его на присыпанную мукой доску. Я мну тесто руками, растягиваю, наблюдая, как шар податливо меняет форму. В шкафчике под островом менее чем в футе от меня хранится сверкающий миксер для теста «Бош», три года назад подаренный мне отцом на Рождество. У меня тогда не хватило духу сказать ему, что мне важно месить тесто руками, выполняя ритуал, придуманный еще четыре тысячи лет назад древними египтянами, которые первыми стали использовать дрожжи. Интересно, было это для египтянок утомительным занятием или приятным, как для меня? Меня успокаивает монотонное разминание теста, когда почти невидимые химические реакции муки, воды и дрожжей делают тесто шелковистым и клейким.

В свое время мама рассказала мне, что слово «леди» произошло от средневекового английского выражения «та, кто месит хлеб». Как и я, мама обожала возиться с выпечкой. Но откуда она об этом узнала? Я никогда не видела ее с книгой, мама не закончила даже старшую школу.

Тыльной стороной ладони я убираю со лба прядь волос. С того момента, как три дня назад Дороти велела мне помириться с матерью, я постоянно о ней думаю. Неужели она действительно пыталась наладить со мной связь?

Об этом может знать только один человек. Не раздумывая, я наспех мою руки и беру телефон. Сейчас час по тихоокеанскому времени. Я слышу гудки, представляя себе Джулию на веранде с любовным романом в руках. Или, может быть, она красит ногти.

– Ханна-Банана! Как поживаешь?

Радость в ее голосе вызывает во мне чувство вины. В первый месяц после смерти папы я звонила Джулии ежедневно, но вскоре мои звонки случались уже раз в неделю, а потом и раз в месяц. В последний раз я разговаривала с ней на Рождество.

Я бодро даю отчет о Майкле и о работе.

– Все отлично, – говорю я. – А как ты?

– Салон отправляет меня на обучение в Лас-Вегас. Шиньоны, наращивание волос и всякое такое. Ты тоже могла бы попробовать. Это очень удобно.

– Могла бы, – отвечаю я, прежде чем перейти к главному. – Джулия, хочу кое о чем тебя спросить.

– Знаю. Квартира. Пора выставить ее на продажу.

– Нет. Я же говорила, что хочу оставить ее тебе. На следующей неделе позвоню миссис Сейболд и спрошу, почему так долго оформляют передачу права собственности.

Слышу в трубке легкий вздох.

– Ты чудо, Ханна.

Отец начал встречаться с Джулией в год моего поступления в колледж. Он рано вышел на пенсию и решил вместе со мной переехать в Лос-Анджелес, где находится Университет Южной Калифорнии, в который я поступила. Они с Джулией познакомились в тренажерном зале. В то время ей было тридцать пять, на десять лет моложе отца. Мне сразу понравилась эта привлекательная дружелюбная женщина, питающая слабость к красной губной помаде и Элвису Пресли. Как-то она призналась мне, что всегда хотела иметь детей, но в результате выбрала моего отца, по ее словам большого ребенка. Очень жаль, что семнадцать лет спустя рядом с ней нет ни детей, ни ее «большого ребенка». Мне кажется, папина квартира поможет хотя бы немного компенсировать все ее невзгоды.

– Джулия, одна моя подруга кое-что сказала мне, и это не выходит у меня из головы.

– Что же это?

– Она… – Я тереблю прядь волос. – Она думает, что моя мама пыталась наладить со мной контакты, что она написала мне письмо… или несколько писем. Не знаю, когда именно. – Я замолкаю, испугавшись, что мои слова могут прозвучать как обвинение. – Она считает, что папа об этом знал.

– Не знаю, право. Я уже вынесла кучу мешков с вещами. Этот мужчина ничего не выбрасывал.

Она тихо смеется, и у меня сжимается сердце. Я сама должна была разобрать его шкафы. Вместо этого я, как и папа, свалила на Джулию все самое неприятное.

– Тебе никогда не попадались письма от моей