Причуды старика - Флойд Делл

нищего из сказки, нашедшего волшебный кошелек, в котором всегда блестит золотая монета. И нищий, внезапно разбогатев, безбоязненно созерцает все сокровища, выставленные на продажу. Но одного только он не знал — не знал, что сейчас он добивается ее любви, а она бессознательно ему подчиняется; вот почему она взволнована, вот почему она кажется такой прекрасной.

Была минута, ими не замеченная, когда он мог взять ее в свои объятия и поцеловать. Этот миг пролетел, и оба были смущены и испуганы. Спустилось молчание, но это молчание уже нельзя было назвать легким и беззаботным. Казалось, их окутала тьма, и они ощупью искали друг друга. Он смотрел в сторону. И постепенно рассеялось смущение. Они взглянули друг на друга и улыбнулись.

— Расскажите что-нибудь о себе, — попросил он.

— В сущности и говорить-то не о чем, — сказала она, но все-таки с увлечением начала рассказывать о том, где она жила, когда была ребенком. Говорила она и о том, что часто играла одна в лесу таком же густом, как этот. Теперь лес вырубили и проложили железную дорогу. С гордостью говорила она о своей матери, которая была подругой Люси Ларком, поэтессы. Люси Ларком посылала ее матери все свои книги с такой надписью: «В память нашей работы на фабрике». Дело в том, что они вместе работали на фабрике в те далекие дни, «когда жизнь была другой, и никто не осуждал девушек, работающих на фабрике». Затем она ему сообщила, что ее отцу не повезло, они обеднели, и она сама работает там, где когда-то работала ее мать. Но теперь на фабрике служат большей частью иностранцы, а фабричные девушки распущены и грубы; не так было раньше. Мать очень недовольна, что она работает на фабрике. Братья ее уже взрослые люди, хорошо зарабатывают, и в сущности семья не нуждается в ее жаловании. Но она не может сидеть, сложа руки, дома. Лучше быть фабричной работницей, чем стоять за прилавком: и работа гораздо интереснее и платят лучше. Пусть люди болтают, — гордо добавила она, — ей нет дела до того, какого они о ней мнения! Потом она застенчиво открыла ему свое желание: не будь они так бедны, она поступила бы в колледж, а по окончании колледжа «взялась бы за дело».

— А что вы хотели бы делать? — с недоумением спросил Натэниел.

— О, мало ли интересной работы! Работают же мужчины!

С энтузиазмом начала она развивать свою мысль. Кристофер никогда не касался вопроса о правах женщин, об этом Натэниел слышал впервые, но благодаря разговорам с Кристофером он привык не пугаться новых идей.

— Понимаю, — глубокомысленно сказал он.

В сущности он не совсем понял. Эта новая идея была для него такой же туманной, как и рассуждения Кристофера, но тем не менее он ее принял. Он знал, что Ада поверяет ему свои мечты так же, как он поверял ей свои… смелю открывает ему свои мысли, не опасаясь, что он поднимет ее насмех. И он с радостью выслушивал ее признания. Не нужно было ему понимать до конца ее мысль. Ведь это не имело никакого отношения к реальному миру. Ради нее он готов был принять идею женского равноправия так же, как она ради него приняла Шелли. То была страна грез, где они странствовали рука об руку…

— О, пожалуй, глупо об этом говорить, — смущенно заявила она. — Ведь мир иначе устроен. А жаль, что он не таков!

— Да, жаль, — сочувственно отозвался Натэниел.

— Когда я была маленькой, — задумчиво продолжала она, — я часто мечтала, что веду в бой великие армии. Я была королевой в какой-то неведомой стране. А потом я прочла рассказ об исчезнувшей Атлантиде… знаете, об этом материке, который, кажется, опустился на дно морское. Я себе рассказывала бесконечные истории, будто я живу в Атлантиде, и в этой стране все мои желания и мечты сбываются. Вы не знаете, как приятно было там жить!

— Могу себе представить! — с жаром подхватил Натэниел, очарованный этой странной фантазией. — И там жизнь была бы другой — прекрасной и не такой скучной. Атлантида! Мне самому хотелось бы жить там!

— Вы меня понимаете, не правда ли? — отозвалась она и благодарно ему улыбнулась. — А большинство мужчин не понимают… Я… я не могла бы говорить об этом с Биллем.

Это неожиданное напоминание о мире, лежащем за гранью их тихой дружбы, мучительно на него подействовало. Он вспомнил, что она была в сущности «подругой Билля». Это показалось ему невероятным. Тревожно взглянул он на нее и увидел, что она нахмурилась.

Дело в том, что сейчас она сама отказывалась этому верить. Мысль о Билле была неприятна, и она поспешила от нее отделаться. Снова вернулась она, улыбающаяся, в свою Атлантиду.

Заметив эту счастливую улыбку, Натэниел забыл о внешнем мире. А затем она задала вопрос, показавшийся ему чудом ясновидения.

— Скажите, наверно, вы с вашим другом Крисом снимали ботинки и носки и болтали ногами в воде?

Он серьезно кивнул головой.

— Давайте, и мы это сделаем, — предложила она.

Он привык к тому, что женщин конфузятся, словно считают свои ноги чем-то постыдным, но она, нимало не смущаясь, сняла чулки. При ней он не испытывал той неловкости, какая всегда связывала его в присутствии девушек. Теперь он понял, что девушка может быть товарищем и другом. «Как и мальчик», подумал он. В Аде было что-то мальчишеское, но, несмотря на это, она оставалась очаровательно женственной… девушкой, которой он не боялся, потому что их не разделял барьер стыда. Сидя над самым прудом, они опустили ноги в прохладную воду.

— Как приятно уйти от всего! — сказала она.

— Да, — серьезно согласился он. — От цивилизации. От машин.

Эти слова он слышал от Кристофера.

— И от людей, — добавила она. — Но вы действительно ненавидите машины?

— Да. А вы?

— Нет… не думаю. Мне нравится моя работа на фабрике. Конечно, я бы ее полюбила, если бы она вела к какой-то цели… если бы я могла учиться. Я не хочу быть всю жизнь фабричной работницей. А цивилизация… я понимаю, что вы хотите сказать. Люди делают столько глупостей. Но, быть может, не всегда так будет. Когда-нибудь мир изменится. И мне бы хотелось для этого поработать. Да, я бы хотела… доказать людям!

Он понимал, о чем она говорит, хотя вряд ли сумел бы выразить эту мысль яснее. Она хотела доказать людям, что можно жить красиво и честно, и в эту минуту он тоже презирал людей и их мудрость.

— Они думают, будто им все известно, — сердито пробормотал он.

— Какое