Гумус - Гаспар Кёниг

Леа, обеспокоенная всей этой негативной энергией, взяла на себя миссию миротворца. Она отправилась на «Лесную ферму». Увидев похудевшего и обросшего Артура, лежащего на честерфилдском диване в гостиной, она поняла, что с момента их последнего разговора ситуация сильно ухудшилась. Леа не стремилась образумить или переубедить его. Она просто предложила помощь. Она приходила несколько раз в день, пытаясь навести порядок в этой коммуне без руля и ветрил. С мягким авторитетом, свойственным ей от природы, она установила для Салима более разумные часы посещений и, насколько могла, усмирила остальных, создав некое подобие дисциплины и распределения обязанностей. Жителей деревни и клиентов Леа успокаивала: не стоит опасаться этой горстки идеалистов; они поняли, что натворили, и впредь будут вести себя хорошо.

Сама Леа в это не верила. Она чувствовала, что Артур уже достиг некой точки невозврата. Теперь он жил в новой вселенной – мрачной, серьезной и бескомпромиссной, из которой уже вряд ли вернется.

Тем временем через интернет Салима разыскали активисты движения Extinction Rebellion. Они настаивали на встрече с Артуром, «лицом к лицу и без телефона в комнате». Салим колебался. После истории с надписями на стенах он стал боязливым. Артур взял дело в свои руки и сам предложил дату и время.

В назначенный час, с удивительной для таких людей пунктуальностью, перед воротами фермы предстали два посланника, девушка и парень, эдакие Бонни и Клайд. Им было не больше двадцати, и выглядели они совершенно обычно. Аккуратная прическа у парня, шерстяной берет у девушки. Ни татуировок, ни пирсинга, ни косичек, ни даже маленькой козлиной бородки. Серьезные лица. Артур внезапно осознал, что он старше их. Он больше не относился к молодому поколению.

Гости убедились, что телефон Артура убран, и, не удосужившись представиться, быстро перешли к делу. Они говорили со старомодной чопорностью и на протяжении всего разговора обращались к Артуру на «вы». Это сбивало его с толку, но пришлось смириться.

– Вы знакомы с Extinction Rebellion, – начал Клайд.

– Конечно.

– Мы с большим интересом следим за вашими действиями. Вы становитесь лидером нового движения.

Артур был польщен. Находясь в Сен-Фирмине, трудно оценить свое реальное влияние. Стать гуру – разве не это было его мечтой с самого начала?

– Вам удалось собрать вокруг себя сообщество, готовое последовать за вами. Но возникает вопрос: что именно вы собираетесь делать дальше?

Артур совершенно не знал, что ответить. Кстати, банда сквоттеров тоже спрашивала его об этом.

– Каждый самостоятельно выбирает себе цель, – гордо произнес Артур.

Клайд промолчал. Он знал теорию.

– Мы хотели бы предложить вам сотрудничество.

Артур ожидал чего-то подобного и поэтому ответил быстро:

– Послушайте, мои юные друзья, если вы хотите приклеить себя к решетке у Министерства экологии, вам придется делать это без меня. Я не собираюсь развлекать галерку медийными штучками, финансируемыми миллиардерами в поисках смысла жизни.

Клайд улыбнулся.

– Другой реакции от вас мы и не ожидали. И мы согласны. Подобный активизм – просто ширма. Чтобы успокоить систему. Интеллектуалы и журналисты любят нас, ведь с нами они могут пошуметь забесплатно. Обливать супом картины в музеях, устраивать сидячие забастовки на автострадах – это все игрушки.

Артур закусил губу.

– То, что я расскажу вам сейчас, носит строго конфиденциальный характер.

– Да, разумеется.

– Это не так уж и очевидно. Я бы попросил вас не рассказывать об этом никому, даже вашему другу Салиму.

– Не понимаю, почему я должен что-то скрывать от Салима. Он первым присоединился ко мне…

Клайд бросил вопросительный взгляд на Бонни, которая отрицательно покачала головой.

– У Салима есть прошлое, – вмешалась она, сохраняя бесстрастный вид. – Он участвовал в нескольких движениях и всегда покидал их со скандалом, публично изливая злость и распуская сплетни.

– В то время у него было тридцать подписчиков…

– Неважно. Он ненадежен.

– Вы ошибаетесь на его счет. Сегодня, по крайней мере, его не в чем упрекнуть.

– Возможно, но гарантий нет. А у нас очень строгие инструкции.

«Гарантии? Инструкции? – удивился Артур. – Это что еще за новая бюрократия?» Он на мгновение задумался, не слишком довольный тем, какой оборот принимает разговор. Но любопытство пересилило.

– Ладно, не скажу Салиму, – ответил он, картинно закатив глаза.

– Клянетесь?

– О, не смешите меня.

Бонни, судя по всему, сомневалась, но в конце концов кивнула своему напарнику.

– Extinction Rebellion, – принялся объяснять Клайд, – это увеселительное прикрытие для гораздо более серьезной организации, Extinction Revolution. У нее одна цель: уничтожение средств производства, которые наносят вред живому. И есть только один способ добиться этого – захватить политическую власть.

– Вы собираетесь участвовать в выборах в Европейский парламент?

Бонни глубоко вздохнула.

– Я же говорила тебе, что он еще не созрел, – обратилась она к Клайду.

Потом продолжила, повернувшись к Артуру:

– Мы считаем, что представительная демократия не способна совершить необходимый рывок. Экономический рост приводит к отчуждению избирателей. Их сознательному волеизъявлению мешает непрекращающееся удовлетворение их желаний. Под их «политической львиной шкурой», используя выражение Маркса, наросла потребительская плоть. Они говорят, что нужно сбавить обороты, а сами покупают новые модели смартфонов. Нефть – вот опиум для народа.

– И что вы предлагаете? Диктатуру?

– Тут все просто. Во-первых, без революции не может быть никаких преобразований: все разговоры о «переходе» направлены исключительно на сохранение статус-кво.

– Здесь я с вами согласен.

– Во-вторых, успех революции, если проанализировать историю последних трехсот лет, зависит от наличия необходимого, хотя и не всегда достаточного фактора: количества погибших. Французская революция и большевистская революция были настоящей бойней. Но современные «мягкие», «цветные» революции, такие как «арабская весна» и прочие, обречены на провал. Без кровопролития никто не воспринимает их всерьез.

– То же самое Алекс Кожев[55] говорил о мае шестьдесят восьмого: трупов не было – значит, ничего не было. Но мне всегда это казалось слишком радикальным.

– Люди уничтожили и продолжают уничтожать сотни миллионов живых существ. Разве это не радикально?

– Радикально! Я первый об этом и заявляю.

Артур разозлился, что ему возражают, используя его же аргументы.

– Чтобы искупить свою вину, человечеству придется принести определенную жертву.

– Типичная христианская фразеология!

– Я могу сказать это языком исторического материализма: без трагедии не будет реформы сознания.

– Ну, допустим.

– По окончании восстания Extinction Revolution, переименованная в Extinction Now, организует уничтожение всех источников энергии: нефтезаводов, электростанций, включая и так называемую альтернативную энергетику. Как видите, мы разработали совершенно новый тип революционной доктрины: вместо того чтобы рушить здание по кирпичику, нужно подорвать фундамент. Вместо того чтобы пытаться переделать общество, нужно