Федор Сологуб - Том 8. Стихотворения. Рассказы

Возвратясь домой, Хоакин, несмотря на поздний час, немедленно пошел к отцу и рассказал ему все, что слышал. Дон Родриг пришел в великий гнев. Он уже собирался идти к Лауре, восклицая:

— Я выбью из нее дурь!

Но Хоакин остановил его:

— Подождем, последим. Теперь она может отпереться от всего. Лучше изобличить их на деле.

— Ты прав, — сказал дон Родриг. — Ты — умный малый.

Хоакин самодовольно усмехнулся. Отец и сын долго беседовали, понижая голос до шепота, — все совещались, как отомстить Габриелю. Решили пока таить гнев и наблюдать за поступками влюбленных.

Вскоре дон Родриг услышал, что в Кадикс пришли корабли из Индии, на которых были погружены его товары. Дон Родриг обрадовался случаю уехать из города и предоставить другим распутывать эту неприятную историю. Ссориться с богатым Габриелем не входило в его расчеты. Как он ни любил сына, но все же предпочел в этом случае остаться в стороне. В его черствое сердце закралась даже досада на Хоакина, из-за которого ему грозили неприятности. Притом же он был уверен, что его любимец устроит все хорошо. Он думал: «Пусть заслужит мое наследство».

Он выехал со своими слугами из Санлукара. В доме остались только Хоакин со своим пажом и Лаура с Мерседес и молодою служанкою.

Проводив отца, Хоакин почувствовал некоторое беспокойство. Дерзкая отвага Габриеля внушала ему страх, но этот страх все же не отклонял его от исполнения замышленного. Хоакин усердно следил за Лаурою. В одну ночь он увидел, как Габриель разговаривает с нею под ее окном. Тогда Хоакин решил приступить к исполнению злого замысла.

Лаура, заметив, что Хоакин с нею особенно холоден, решилась воспользоваться отсутствием отца, чтобы уйти к Габриелю. С этою целью, увидев, что Хоакин уехал после обеда со двора, Лаура села писать своему милому. Она просила Габриеля прийти к ней в ближайшую ночь, чтобы посоветоваться, что им надлежит делать.

Лаура не знала, что отъезд ее брата был притворный. Он хотел застать ее врасплох. Отъехав недалеко, он вернулся и тихо вошел в дом. Никто его не видит: старая Мерседес дремала в саду под пиниею, убаюканная тихим журчанием фонтана, а Лаурина служанка и Хоакинов паж о чем-то шептались, укрывшись от зноя в густые кусты около забора, шептались так тихо, словно боялись, что ютящиеся там рогатые жуки подслушают и разжужжат соседям их секреты. Хоакин прокрался к дверям Лауриной комнаты. Слегка приоткрыв дверь, он увидел, что Лаура пишет. Усмехнувшись злорадно, он ждал. Едва только Лаура окончила письмо и собиралась его запечатать, Хоакин поспешно вошел в комнату. Лаура затрепетала, хотела спрятать письмо, но было уже поздно.

Хоакин вырвал из ее рук письмо и прочитал его. Он закричал с диким хохотом:

— Вот твоя девическая скромность! Вот твое послушание!

Лаура упала на колени и молила о пощаде. Но Хоакин, не желая ничего слушать, вышел из комнаты и запер ее на ключ. Затем он громким криком созвал слуг.

— Старая ведьма! — крикнул он на испуганную Мерседес, — хорошо ты смотришь за Лаурою! Иди в свою комнату и молись Богу на досуге. И ты, скверная девчонка, иди туда же!

И он запер на ключ служанку и Мерседес.

— Кто носил письма дону Габриелю? — грозно спросил он пажа.

— Не знаю, — равнодушно отвечал мальчишка.

Ему было забавно, что его подруга попала под замок. Ни о чем другом он не думал. Хоакин велел ему идти за знакомым священником.

— Скажи отцу Бенедикту, что умирающий ждет исповеди.

Паж посмотрел на Хоакина с удивлением.

— Разве донне Лауре плохо? — спросил он. — Не позвать ли врача?

— Врача я сам приведу, — отвечал Хоакин, — а ты делай, что тебе велят, да беги живее, пока не бит.

Испуганный паж во всю прыть проворных голых ног помчался к отцу Бенедикту. Скоро отец Бенедикт пришел. Хоакин встретил его на пороге дома.

— Кто умирает? — спросил священник.

— Идите за мною, — угрюмо сказал Хоакин.

И повел его к Лауре. Старец, многое видевший в жизни, не особенно был удивлен тем, что дверь к умирающему была замкнута на ключ. Хоакин ввел священника к Лауре. Она стояла на коленях перед резным темным Распятием и со слезами молилась. Услышав звук отмыкаемой двери, она обратила к вошедшим испуганные глаза и схватилась рукою за тяжелое Распятие. Хоакин сказал отцу Бенедикту:

— Исповедайте и разрешите от грехов эту несчастную девицу. Она заслужила наказание смертью и примет смерть из моих рук, как только вы окончите ваше дело.

Священник, испуганный словами и яростным лицом Хоакина и тронутый слезами и отчаянием юной девицы, сказал:

— Дон Хоакин, подумайте, какое жестокое беззаконие помышляете вы совершить!

Но все его увещания были тщетны. С нетерпением слушал его Хоакин и наконец яростно закричал:

— Я призвал вас исповедовать мою сестру, а не подавать мне советы. Я сам знаю, что делаю. А если вы не согласны, то идите отсюда. Я и без вас пролью кровь этой порочной девицы, которая опозорила честь нашего рода.

Тогда, видя его неумолимость, священник сел на стул, стоящий близ Распятия, и тихим голосом подозвал Лауру. Она склонила перед ним колени и исповедала свои грехи с такою кротостью и с таким смирением, что священник проникся еще большею жалостью к ней. Он снова стал умолять Хоакина, чтобы он сжалился над Лаурою и пощадил ее жизнь. Он говорил:

— Донна Лаура имела законные намерения. Если она и хотела избрать себе мужа против воли своей семьи, то все же не заслуживает за это наказания смертью.

В великой ярости Хоакин разразился страшнейшими ругательствами и богохульствами. Он закричал:

— Довольно! Не хочу я слышать вашей болтовни. Вы кончили ваше дело, так можете идти домой. Только берегитесь рассказывать кому-нибудь о том, что здесь видели и слышали, если жизнь вам еще мила.

Отец Бенедикт, дрожа от ужаса, не посмел более сказать ни слова и поспешно вышел. Меж тем Лаура стояла на коленях перед Распятием, плакала и молилась. Едва отец Бенедикт вышел из комнаты, Хоакин бросился на Лауру, ухватил ее за волосы и нанес ей несколько ударов кинжалом. Лаура едва успела вскрикнуть от ужаса и от боли и тяжело свалилась на пол. Хоакин, считая ее мертвою, вышел. Он замкнул за собою дверь, но в торопливости не вынул ключа, — спешил довершить свое злодеяние.

Паж забавлялся на дворе, бросая камешками в то окно, из которого выглядывали бледные, испуганные лица дуэньи и служанки. Хоакин позвал его и сказал грозно:

— Если ты побьешь стекла, я тебе оторву голову.

В подкрепление угрозы Хоакин хотел было поколотить мальчишку, но вспомнил, что он еще пригодится сегодня для важного дела, требующего верности и точности, а потому переменил намерение, вытащил из кошелька, хотя не без колебания, золотой дублон и отдал его пажу. Вместе с тяжелою монетою Хоакин отдал пажу и то письмо, которое отнял у Лауры.

— Отнеси это письмо к дону Габриелю Ромеро и скажи ему, что письмо дала тебе сама донна Лаура. Понял? Обо мне не смей говорить ни слова. Да попроси ответа. Скажи: донна Лаура просит ответа. Если сделаешь все хорошо, получишь еще столько же.

Паж был очень обрадован, первый раз в жизни сделавшись обладателем столь крупной суммы. С видом большого усердия он ухватил письмо и монету и побежал. За воротами он осмотрелся и быстро куснул монету, чтобы узнать, не поддельная ли она. Потом, не доверяя крепости карманов, он сунул дублон за щеку, помчался, сверкая на заходящем солнце красною курткою и смуглыми ногами, и в душе его было сильное желание заслужить обещанную награду. Он исправно сделал все, что ему было велено.

Габриель очень удивился тому, что письмо не Мерседес ему принесла и даже не Лаурина девушка. Не случилось ли чего со старухою? Но Габриель не решился спросить об этом у пажа, чтобы не выдать неосторожным словом верную дуэнью. Он только спросил:

— Тебя дон Хоакин послал?

— Нет, — отвечал мальчишка, — донна Лаура. Дон Хоакин куда-то уехал верхом.

Почерк письма убедил Габриеля, что письмо действительно от Лауры. Не показывая своего удивления, прочитал письмо и сказал мальчишке:

— Передай, что я все исполню, что здесь сказано.

Мальчишка побежал к своему господину. Выслушавши его сообщение, Хоакин подарил ему второй дублон и отправился к одному из своих собутыльников, Гильерму Варела.

— Друг мой Гильерм, — сказал ему Хоакин, — завелся соловей ночной, повадился ночью распевать под нашими окнами и мешает мне спать.

— Если ты, Хоакин, — отвечал Гильерм, — хочешь убить ночного соловья, то я охотно помогу тебе.

— Этим ты окажешь мне большую услугу, — сказал Хоакин. — А если тебе придет нужда в верной шпаге, то рассчитывай на меня смело.

— Между друзьями что за счеты! — отвечал Гильерм. — Но не понадобится ли нам третий?

— А кого позвать? — спросил Хоакин.