Собрание сочинений. Том 7. 2010-2012 - Юрий Михайлович Поляков

Представляете картину: женщину, которая полчаса назад отправила на нары киллера, берут за руку и ведут домой, словно ребенка из школы… Как писал великий Сен-Жон Перс в «Поэме чужестранке»: «Злая прикольщица-жизнь, лучше бы нам не встречаться!» Рассказал я вам все это не случайно. У судьи Доброедовой тоже есть слезонепробиваемый жилет, но мы должны его пробить. Понимаете? Насквозь! Сначала я хотел сделать это с помощью телевидения. Не срослось. Потом понадеялся на певуна Скурятина. Не вышло. Теперь мы сделаем это сами. Больше некому…

– Каким же образом?

– С помощью античного хора.

– А если она уже взяла деньги у Ибрагимбыкова?!

– Ну и что? Поймите, коллега, судья – тоже человек. Ему нужны средства к существованию, как и всем нам. Но вот вы, например, ради того, чтобы подарить Наталье Павловне колечко с камешком, не пойдете же грабить на большую дорогу?

– Нет, конечно…

– И Доброедова тоже не пойдет. Как любой судья, она готова поправить свое благосостояние, пользуясь тем, что законы у нас в отечестве такие же, как дороги: с выбоинами, колдобинами, ремонтами, объездами, а иногда и попросту кончаются в чистом поле, где торчит одинокий указатель «Приехали!». Конечно, попадаются судьи-злодеи, сросшиеся с преступным миром. Но наша не такая. Она хорошая! Я навел справки: мать двоих детей, любит мужа, кандидата наук, специалиста по прикладной герменевтике. В студенчестве сочиняла песенки под гитару, даже как-то прошла в финал Грушинского фестиваля, где, кстати, и познакомилась с будущим супругом, тоже бардом-любителем. И сейчас, служа в суде, она под настроение поет на корпоративчиках свои песенки:

Под черной мантией судьи

Простое сердце бьется.

Смотри, дружок, не навреди,

Невинного не посади,

Преступника не прогляди,

И это все зачтетсяТебе, тебе, тебе

На Страшном на суде…

Припев:

У нашей Фемиды, у нашей Фемиды

Весы и повязка совсем не для виду!

Ля-ля! Ля-ля! Ля-ля!

– Вы-то откуда все это знаете? – недоверчиво поинтересовался Кокотов.

– Из Интернета, мой заскорузлый друг! Зашел на сайт «Суд&Дело». Рекомендую! Там можно найти даже диету для судей, способствующую правовой определенности. Понимаете, у Доброедовой две кошки, хомячок и старенькая дворняжка Дуся, подобранная на помойке. Дети-погодки хорошо рисуют и учат китайский. Муж регулярно сплавляется на байдарках. Она его ждет. Мы обязательно пронзим ее жилет и раним в самое сердце!

– Как?

– С помощью наших знаменитых старичков.

– А если она уже взяла деньги у Ибрагимбыкова? – снова спросил писодей.

– Ну что вы заладили! Большое дело – взяла! Вернет. Она не сможет, глядя в глаза ветеранам, отобрать у них кров и пустить по миру. У нее самой жив еще прадедушка, ветеран Халхин-Гола. К тому же дело это, как говорится, резонансное. Поднимется шум, старики напишут президенту, выйдут с плакатами «Не троньте нашу старость!». Конечно, Доброедовой надо кормить детей, хомячка, кошек, собаку, прадедушку и своего прикладного герменевтика. Но ведь можно отыскать множество других способов заработать, не лишая стариков…

– …тихой пристани талантов…

– Вы злой, Кокотов! И жизнь вас за это накажет. Но подумайте сами: разве мало в производстве таких дел, когда истец и ответчик – оба как есть вороватые уроды, обобравшие народ, и без того уже обобранный государством? Кто бы из них ни выиграл суд, Фемида лишь скорбно отвернется и утрет мраморные слезы отчаяния, выкатившиеся из-под повязки. И здесь вступает в силу принцип правовой определенности, который гласит: взять деньги у одного из жуликоватых сутяжников – не только разумно, но и справедливо. Согласитесь, признать правоту мерзавца бесплатно – верх непрактичности. А так все по-честному: проигравший жучила теряет, допустим, спорную фирму, а выигравший ловчила расстается с крупной суммой денег. В природе главное – равновесие. Разве это не социальная гармония? Таким образом, оба зла наказаны. Если бы президентом был я, то издал бы закрытый указ: половину полученной взятки судья обязан под страхом отставки анонимно перечислять на счет Национального Фонда Справедливости – НФС. Эти средства пойдут на финансирование честных истцов и ответчиков, ведь они бедны: сегодня приличный человек не может быть при деньгах. Зато их процессуальные оппоненты отвратительно богаты и судятся, обложившись адвокатами, как стареющий султан Брунея юными одалисками. И вот тогда маленький русский человек перестанет чувствовать себя в зале суда точно бомж в магазине «Картье». НФС наймет честным беднякам ушлых законников, выделит средства на взятку, половина которой вновь вернется в фонд… Улавливаете?

Возле директорского кабинета соавторов поджидали, волнуясь, обе бухгалтерши.

– Дима, Огуревич задерживается! – доложила Регина Федоровна.

– Почему?

– Он сегодня в Международной нано-академии, – объяснила Валентина Никифоровна, скользя по Кокотову тщательно равнодушным взглядом.

– А что, теперь и такая есть?

– Есть.

– Кажется, осталось завести только Академию Невежества. И что же он там делает?

– Ему вручают диплом члена-корреспондента.

– Ого! А дети?

– Дети будут, – кивнула брюнетка.

– И на том спасибо!

– Меделянский тоже опаздывает, – наябедничала блондинка.

– А этому змееведу что вручают? – Жарынин нахмурил кустистые брови.

– Ничего. Он поехал к адвокату Морекопову.

– Хорошо.

– Дим, а можно нам посмотреть репетицию? – попросила Регина Федоровна.

– Нельзя!

– Почему-у?

– Творчество – это одиночество, как сказал Сен-Жон Перс.

– А он? – Валентина Никифоровна с легкой гадливостью кивнула на писодея.

– Он мой соавтор.

– А мы-ы тебе кто-о-о?! – в один голос оскорбились бухгалтерши.

– Ладно уж… – сжалился игровод. – Но сидеть у меня тихо!

Глава 99

Репетиция античного хора

В холле, возле телевизора, толпились ветераны, пришел и Агдамыч со своим «дощаником», из которого, как обычно, торчала гадючья головка гвоздодера. В кресле расположился казак-дантист Владимир Борисович, явившийся с фельдшерской сумкой, вероятно, на случай, если кому-то из стариков станет плохо. Чуть в стороне от всех сидел Жуков-Хаит. Шевеля губами и покачиваясь взад-вперед, он читал маленькую книжку в старинном кожаном переплете. На его макушке каким-то чудом, вероятно, на шпильках, держалась кипа, напоминающая маленькую тюбетейку.

Ящик по-военному подошел к режиссеру, щелкнул каблуками и вручил листок, неровно вырванный из тетрадки. Заглянув через плечо соавтора, Кокотов увидел перечень ипокренинцев, допущенных на репетицию. Жарынин сверил список со старческой наличностью и остался доволен. Тут был весь цвет «Ипокренина»: комсомольский поэт Верлен Бездынько, кобзарь Пасюкевич, всенародный цыган Чавелов-Жемчужный, заслуженный остряк и конферансье Трунов, вдова внебрачного сына Блока, акробатка Злата Воскобойникова, Ян Казимирович в роскошном шейном платке, акын Агогоев в полосатом халате, актриса Саблезубова, композитор Серж Глухонян, архитектор Пустохин, народная певица Надежда Горлова, мосфильмовский богатырь Иголкин, живописец Чернов-Квадратов и его вечный супостат виолончелист Бренч…

– Ласунскую так и не уговорили? – строго спросил игровод.