Лев Толстой - ПСС. Том 27. Произведения, 1889-1890 гг.

Стр. 87, строки 17–18.

Вместо: Христианского брака быть не может и никогда не было, как никогда не было и не может быть — в лит. ред.: Христианского брака быть не может, как не может быть

Стр. 87, строки 24–28.

Вместо: Идеал христианина есть любовь к Богу и ближнему, кончая: и потому с христианской точки зрения — падение, грех. — в лит. ред.: Идеал христианина не есть брак, но любовь к Богу и ближнему, и потому для христианина плотское общение в браке не только не может представляться законным, праведным и счастливым состоянием, каким оно представляется в нашем обществе, нашими церквами, а всегда падением, слабостью, грехом.

Стр. 87, строка 29—стр. 88, строка 11.

Вместо: Вступление в брак не может содействовать служению Богу и людям кончая: т. е. быть вполне целомудренным (Мф. XIX, 10–12) — в лит. ред.: Христианского брака никогда не было и не может быть. Христос не женился и не устанавливал брака, и ученики его не женились. Брака христианского не может быть, но есть христианское отношение к браку. Отношение это таково: христианин, я говорю не про того человека, который считает себя христианином потому, что его крестили, и он говеет каждый год, а про христианина, руководящегося в своей жизни учением Христа, христианин не может смотреть на плотское общение иначе как на отступление от учения, как на грех, как это и сказано в Матф. V, 28 (так называемый христианский обряд брака не может ни на волос изменить этого), и потому никогда не будет желать брака, а всегда будет избегать его.

Если же христианина застанет познание истины уже в браке, или, не преодолев слабости любви, христианин вступит в половое общение, при условиях церковного брака или без них, то он не может делать ничего иного, как, не покидая жены (или жена мужа, если говорить о женщине), стремиться вместе с участницей (или участником) греха к освобождению себя от него — к наибольшему целомудрию в браке и к конечному идеалу, к замене плотской любви чистыми отношениями брата и сестры. Таково христианское отношение к браку, и иного нет и не может быть для человека, руководящегося в жизни учением Христа.

Стр. 88, строка 12.

Вместо: мысли эти покажутся странными — в лит. ред.: мысли, высказанные в рассказе и здесь, покажутся странными и неясными.

Стр. 88, строки 15–16.

Вместо: мысли ли эти или жизнь миллионов людей и моя? — в лит. ред.: мысли ли, которые кажутся справедливыми, или жизнь людей и моя?

Стр. 88, строки 17–18.

Вместо: когда приходил к тем убеждениям, которые теперь высказываю: — в лит. ред.: когда писал свой рассказ.

Стр. 88, строки 20–21.

Вместо: не верить нельзя было. — в лит. ред.: не верить нельзя и разуму и совести.

Стр. 88, строка 21.

Вместо: И как ни противоречат — в лит. ред.: И как ни странны, как ни противоречат

Стр. 88, строка 24—стр. 91, строка 30.

Слов: Но всё это общие соображения, кончая: но единственно возможно. — в лит. ред. нет.

Стр. 91, строка 31.

Вместо: «Человек слаб, — в лит. ред.: «Но человек слаб,

Стр. 91, строка 31.

Вместо: говорят люди. — в лит. ред.: говорят на это.

Стр. 91, строка 32.

Вместо: «руки мои слабы, и я не могу — в лит. ред.: «рука моя слаба, я не могу

Стр. 91, строка 37 — стр. 92, строка 13.

Слов конца «Послесловия»: Нельзя, познав христианское учение идеала, кончая: А и то и другое дано нам. — в лит. ред. нет.

НЕОПУБЛИКОВАННОЕ, НЕОТДЕЛАННОЕ И НЕОКОНЧЕННОЕ

** [ПЕРВАЯ РЕДАКЦИЯ «КРЕЙЦЕРОВОЙ СОНАТЫ».]

Мы ѣхали 2-е сутки.

Въ вагонъ входили и выходили ѣдущіе на короткія разстоянія, но трое ѣхали уже 2-ю ночь. Это были[47] — невысокій человѣкъ въ хорошемъ платьѣ, съ пріятными мягкими пріемами, лѣтъ 50, молодая некрасивая[48] дама, скромно, хорошо одѣтая, съ[49] умнымъ и пріятнымъ лицомъ, и[50] средняго роста худощавый человѣкъ, съ желтымъ цвѣтомъ лица, черными блестящими глазами, быстро перебѣгавшими съ предмета на предметъ,[51] и съ[52] быстрыми нервными движеніями и съ рано посѣдѣвшими густыми и вьющимися жесткими волосами. Этотъ господинъ везъ съ собой дѣвочку 3-хъ лѣтъ и ухаживалъ за ней, какъ нянька или мать. И дѣвочка миленькая, очевидно, привыкла къ нему, какъ къ нянькѣ или матери, и властвовала надъ нимъ. Со всѣми пассажирами и кондукторами этотъ госдодинъ былъ какъ будто грубъ: такъ онъ рѣзко отрывалъ свои слова, какъ будто онъ говорилъ: что нужно, я вамъ скажу, сдѣлаю, а въ остальномъ оставьте меня въ покоѣ. Не желаю съ вами сближаться и не нуждаюсь ни въ комъ. A вмѣстѣ съ тѣмъ мнѣ казалось, что ему мучительно одиночество и что ему нужно говорить съ кѣмъ нибудь. Онъ видѣлъ, что я понимаю это, и когда глаза наши встрѣчались, что случалось часто, онъ отворачивался и все таки не вступалъ ни съ кѣмъ въ разговоръ. Когда въ вагонъ попала старуха съ мѣшками и не могла успѣть внести ихъ, онъ вдругъ выскочилъ, какъ будто онъ хотѣлъ ее вытолкать, и схватилъ ее мѣшки, испугавъ ее (она, вѣрно, думала, что онъ ихъ выкинетъ), внесъ ихъ, уложилъ ихъ ей и, сунувъ, посадилъ ее и быстро вернулся на свое мѣсто, издавъ какой-то странный звукъ, которымъ онъ и все время пугалъ пассажировъ, звукъ похожій или на начатую и оборванную рѣчь или на сдержанный не то смѣхъ, не то рыданіе. Господинъ пріятный въ обращеніи и съ хорошими сафьянными мѣшочками познакомился ужъ въ началѣ перваго дня съ дамой и со мной, и мы ѣхали какъ знакомые, неразъ услуживая другъ другу. И то читали книжки или газеты, а то разговаривали другъ съ другомъ и съ входящими разговорчивыми пассажирами.[53] Сѣдой господинъ сидѣлъ все одинъ съ своей дѣвочкой наискосокъ противъ меня, глядя передъ собой и быстро поворачиваясь на каждое входящее лицо и изрѣдка испуская свои странные звуки. Господинъ съ хорошими вещами хотѣлъ было заговорить съ нимъ. Дама хотѣла черезъ дѣвочку сблизиться, но онъ не давался, обрывалъ свои рѣчи и отзывалъ дѣвочку. Только со мной, какъ съ сосѣдомъ, онъ вошелъ въ нѣкоторое общеніе. Я уступилъ ему свое мѣсто. На 2-е сутки путешествія, когда смерклось, кондукторъ зажегъ фонарь, и на большой станціи вышло и вошло нѣсколько новыхъ пассажировъ. Господинъ съ хорошими вещами и пріятная дама пошли пить чай,[54] вернулись оживленные и еще болѣе добрые и общительные. Противъ ихъ лавочки сѣлъ[55] высокій желтый старикъ въ длинномъ пальто и бобровомъ картузѣ съ длиннымъ козырькомъ.[56] Молодой человѣкъ, прикащикъ, познакомившись съ господиномъ съ хорошими вещами и съ дамой, хотѣлъ услужить имъ и сказалъ старику, что мѣсто это занято.[57] Старикъ, не отвѣчая, сѣлъ, прямо глядя передъ собой. Когда вошелъ господинъ съ хорошими вещами съ дамой, прикащикъ опять обратился къ старику:

— Я говорилъ вамъ, что занято.

Старикъ также упорно смотрѣлъ передъ собой, какъ будто готовый разразиться чѣмъ-то дурнымъ, но господинъ съ хорошими вещами не далъ ему времени.

— Сдѣлайте одолженіе, — сказалъ господинъ съ хорошими вещами, — всѣмъ мѣсто будетъ; спать еще рано. Побесѣдуемъ. И сѣлъ съ дамой. Старичекъ сказалъ, что онъ только на 3 станціи.[58] Господинъ съ хорошими вещами обратился къ сосѣдкѣ и сталъ продолжать разговоръ. У нихъ нашелся общій знакомый. Общій знакомый ихъ имѣлъ несчастье съ женой: онъ ли, она ли его оставила, но они разошлись, и у нихъ было разводное дѣло. Я прислушивался къ разговору.[59]

— Да, сколько теперь этихъ разводовъ, — сказалъ господинъ съ хорошими вещами. — У насъ въ Петербургѣ это безпрестанно.

— А это все отъ того, что я и говорила, что женщина была раба совсѣмъ, а теперь полураба, — сказала дама.

— Въ этомъ я не согласенъ съ вами, — улыбаясь сказалъ господинъ съ хорошими вещами, какъ бы о предметѣ, который уже былъ разобранъ имъ, и, взглянувъ на старика, сидѣвшаго противъ и смотрѣвшаго на него, спросилъ, отчего это прежде не было.

— Было и прежде, только меньше, — сказалъ старикъ. — По нынѣшнему времени нельзя этому не быть.

— Отчего же вы думаете? — спросила дама. — Отчего нельзя этому не быть?

— А потому, что[60] волю себѣ дали, сударыня, — сказалъ старикъ.

— Какъ?[61] Какую волю?

— Прелесть разводить стали, — сказалъ старикъ. — И женются-то не по людски.[62] Всякій пупленокъ ужъ объ любви говоритъ. По любви и женятся, а не какъ Богъ велитъ.