Восставшая из пепла - Николай Иванович Ильинский

для фашистов на этом участке Курской дуги. Новые ряды немецких танков двигались по изрытому снарядами и бомбами полю. Виктор оббежал по окопам расчеты батареи — ни одного целого орудия. Прибавилось только солдат с бронетанковыми винтовками, на бруствере лежали приготовленные связки гранат, кое-где Званцов видел даже бутылки с зажигательной смесью. У своего расчета он остановился.

— Чугунков, Макухин… только чтоб снаряды вовремя…

— Товарищ сержант, — услышал он дрожащий голос Чугункова. — Снаряды-то почти кончились, вот в ящике чуток…

— Давай что есть, а сам ищи снаряды!..

— Но где?

— Посмотри на других точках… Пушки там разбиты, но снаряды я видел, понял? Выполняй приказ! — повысил голос Званцов, видя нерешительность Чугункова. — Ну, давай, давай, браток, иначе они нас раздавят, с землей перемешают…

Чугунков побежал по траншее и скрылся, а Званцов приник к прицелу. На близком расстоянии прямо на него двигался Т-III, средний, широко распространенный в немецких войсках танк. Так близко не подбитый, не взятый в качестве военного трофея танк Виктор видел впервые. Ему показалось, что и экипаж следит за ним и на большой скорости пытается навалиться на расчет всей тяжестью стальной махины, превратить все в ровное место. Виктор стал лихорадочно наводить на машину ствол своей пушки. И башня танка тоже, поворачиваясь, направляла ствол на его боевую точку. Ствол черным глазом уставился на Виктора, гипнотизируя и и вызывая паралич души и сердца. «Только бы успеть, — громко кричал сам себе Званцов, — только бы успеть и не промахнуться!» Так, видимо, размышлял и экипаж танка. На поединок отводились секунды. Напряжение нарастало с катастрофической быстротой, кровь готовая была разорвать сосуды на висках. Шла борьба нервов, у кого они крепче, тот и победитель. Два выстрела прозвучали почти одновременно, но если бы можно было замедлить время, то было бы видно, что пушка Званцова ударила огненным смерчем в тупую морду танка на доли секунды раньше, танк вздрогнул, ствол на невидимые градусы отклонился от цели, но тоже пылающим плевком обменялся с сорокапяткой. Снаряд упал почти рядом с пушкой и взорвался чуть в стороне и чуть впереди нее. Виктора оглушило взрывом, осколки ударили по металлическому щитку орудия, высоко вверх взметнулась стена из земли и дыма, и все это обрушилось на пушку и Виктора, упавшего рядом с лафетом и на время потерявшего сознание.

Он не видел, как Макухин, схватив автомат, снова бил по выскакивающему из горящего танка экипажу.

— Смотри, Чугун, как я наловчился их отщелкивать, — кричал он Чугункову, спрятавшемуся в окопе… — Что с сержантом?

— Его землей завалило… Жив ли он — не знаю…

— Так откапывай, видишь, мне некогда!

Чугунков, все еще сгибаясь, подкрался к пушке, осмотрел Званцова.

— Да нет, его чуточку присыпало…

— Живой?

— Да еще не знаю же…

— Пульс есть или нет?

— Сейчас попробую, — Чугунков долго искал место, чтобы нащупать пульс, наконец, сжал руку Виктора. — Да живой он!.. Живой!..

Очередная атака немцев была отбита. Макухин, придя на помощь Чугункова сгреб слой земли с сержанта, тщательно вытер ему лицо, осмотрел пушку.

— Только колесо немного покалечило осколками, а так она цела… Молодца наша сорокапятка!.. Мы еще из нее постреляем… Но снарядов не вижу, а ну, быстро ищи!

— Ты что — командир? — огрызнулся Чугунков. — Тоже мне — раскомандовался…

— Я тебе сказал: ищи снаряды, немцы могут опять пойти в атаку, чем мы их остановим? Соплями твоими, что ли?

— Ну, хорошо, хорошо, — согласился Чугунков и побрел по траншее.

Чугункова все не было, и Макухин, потеряв терпение, сам пошел искать у подбитых пушек неиспользованные снаряды.

Виктор не знал, сколько пришлось ему находиться в состоянии контузии. Но он пришел в себя, встал, стряхнул с себя остатки земли и удивился: тишина, абсолютная тишина окружала его. И никого рядом. Недалеко перед огневой точкой совершенно бесшумно догорал немецкий Т-III. «Все-таки я его остановил», — с удовлетворением подумал он, вспоминая напряженный поединок. Он даже не слышал, когда к расчету подошли люди, скорее почувствовал их спиной. Виктор обернулся и увидел несколько генералов, полковников и других незнакомых ему военных, не успев даже сделать руку под козырек, как это полагалось встречать старших по званию. Один из них, генерал-лейтенант, с крупными чертами лица, большим лбом и пышными усами что-то серьезно говорил ему. «Наверно, рассердился, что я не доложил, кто я такой», — подумал Виктор. И только теперь он понял, что ничего не слышит: оглох в результате контузии.

— Я ничего не слышу, товарищ генерал, — улыбнулся он, тыча пальцем то в одно, то в другое ухо.

К счастью, здесь же находился секретарь партийной организации батареи сержант Елагин, который стоял рядом с незнакомым Званцову полковником. Елагин почему-то подмигивал Званцову, затем обращался к начальству и что-то рассказывал им, показывая рукой на Виктора.

— Иван Федосеевич, скажи им, что я оглох, снаряд рядом взорвался и меня контузило, — обратился Виктор к Елагину.

— Он считает, что и мы глухие! — с усмешкой в глазах сказал один из генералов, и все дружно рассмеялись, кроме генерал-лейтенанта.

Он по-прежнему внимательно разглядывал Званцова, и лицо его выражало озабоченность.

— Погибший командир нашей батареи лейтенант Герасимов перед кончиной назначил сержанта Званцова вместо себя, — объяснял между тем ситуацию сержант Елагин. — Званцов имеет среднее образование, грамотный, вчера вечером, перед боем, вступил в партию, и вообще, он хороший человек, товарищ генерал, лично несколько танков подбил…

Виктор догадывался, что Елагин говорил о нем и, ничего не слыша, глупо улыбался. Только теперь среди генералов он увидел командира дивизии Константинова Георгия Максимовича, который возглавил дивизию после гибели прежнего комдива Лиховцева. Здесь же был и командир полка Выходцев Артем Иванович.

— Командир полка, — обратился генерал-лейтенант к Выходцеву, — лейтенанта, — видя, что Выходцев смотрит на сержантские погоны Виктора, с ударением повторил: — Лейтенанта Званцова представить к боевой награде… Всю батарею отметьте… Они должны были сделать здесь невозможное, и они это сделали, — и кивнул в сторону Званцова, — лейтенанта в госпиталь…

Елагин жестами объяснил Виктору, что его собираются отправить в госпиталь, и новоиспеченный комбат категорически запротестовал:

— Товарищ генерал-лейтенант, я здоров, а это, — шлепнул он себя ладонью по левому уху, — пройдет… Как из пушки выстрелю, так и пройдет… Клин клином!.. Хочу остаться в батарее…

— Если глухота не пройдет, тогда непременно в госпиталь, — кивнул генерал-лейтенант и, наконец, улыбнулся в усы.

Лишь когда начальство ушло, Званцов узнал от Елагина, что усатый генерал-лейтенант — это командующий 38-й армией Чибисов Николай Егорович, здесь же был начальник штаба армии генерал-майор Пилипенко Андрей Павлович, а полковник, с которым он, Елагин, все время находился, это начальник политотдела армии Усов Павел