Юдоль - Михаил Юрьевич Елизаров

мусоропровода. Днём Костя, грохоча подмётками, слетел бы вниз по ступеням, а теперь неслышно ступает на цыпочках. Чтобы не было так тревожно, перешёптывается с царапиной.

– Божье Ничто, давно хотел спросить, почему в Боге только полоски, хотя на самом деле это картинки?

– Наоборот, милый мальчик. Твой мир трёхмерных изображений всего лишь ущербная проекция более глубокого уровня мироздания, находящегося за границами пространства и времени. Оглянись! Всё, что окружает тебя, – реальность феноменов. Но за её пределами раскинулся иной порядок – ноуменальный океан Божьего Постоянства, и он недоступен восприятию с помощью органов чувств. Человеку, увы, уготовано преобразовывать Вещи Мира в простенькие изображения и видеть полоски вместо Бога.

Костя растерянно молчит, точно ему нагрубили в ответ. Он и половины услышанного не понял.

– Ох… Попробую иначе… – кряхтит Божье Ничто и продолжает неспешным сказочным голосом: – Однажды встретились два дяденьки, Нильс Бор и Дэвид Бом, и заспорили…

– Это клоуны? – с надеждой уточняет Костя.

– Почему? – Божье Ничто таращит кровавые глазки. – Физики…

– У-у-у… – сразу огорчается Костя. – А я думал, Рыжий и Белый, Бор и Бом!

– Не перебивай… Так вот, дядя Бор сказал, что Бытие определяется наличием или отсутствием наблюдателя: если есть тот, кто смотрит, – возникает и наблюдаемая реальность; нет никого – ни о какой реальности и речи не идёт. А дядя Бом возразил, что Бытие наличествует всегда. И не одно, а целых два! Первое называется – Глубокая Реальность…

– А второе? – уточняет Костя; просто чтобы не молчать дурачком.

– Неглубокая Нереальность – милые твоему сердцу картинки…

– Получается, выиграл дядя Бом?

– Правда посередине, малыш. Мироздание возникает под взглядом Бога. А твой ум уже выстраивает из ноуменов Глубокой Реальности трёхмерный фокус-покус…

Костя проводит ладонью по шершавой штукатурке стены, затем касается бледно-салатного пластикового поручня перил:

– Никаких фокусов!..

Жуткие обшарпанные своды, милая… Как же я боялся их в детстве! Особенно засидевшись допоздна у приятелей. Идёшь наверх (в лифт-то не зайти, обморочно, жутко), и кажется, они шепчут, щербатые стены: «Беги скорее, приятель, не то тебя украдут во мрак…» – и я нёсся как безумный наверх, прыгая через три ступени, будто черти за мной гнались, а потом «фух, дома!», и дверь на замок!..

Божье Ничто поджимает губу:

– Ты же читал «Волшебника Изумрудного города»? Каждый гость обязан был надевать перед главными воротами зелёные очки. Как думаешь, зачем?

– Чтобы видеть всё в зелёном цвете! – отвечает Костя. – Гудвин ведь не волшебник, а врун!

– Ум, малыш, такой же обманщик. Он лишь малой своей частью хранилище рефлексов и личной памяти. В основной своей функции это ментально-оптический прибор. Назовём его феноменоскоп…

– Не понимаю… – сокрушается Костя.

Зато уже пятый этаж, половина спуска позади. Скоро двор с юродами. Хоть и странные, но всё ж помощники и защитники. С ними не так страшно…

– Вспомни «Стереоскоп Ленинград-1», что валяется на шкафу в родительской комнате, – подсказывает Божье Ничто. – Ты ещё уронил его пару лет назад, и в нём что-то поломалось…

– Ага… – кивает Костя. – Объёмные фотографии.

– В стереоскопе каждый глаз наблюдает своё индивидуальное изображение. Принцип бинокулярного зрения создаёт волшебный эффект глубины и трёхмерности. Мы недавно говорили о лентикулярной печати в твоём значке «Ну, погоди!». Теперь соедини эти чудеса вместе, и получишь прообраз феноменоскопа.

Костя понуро молчит.

– Феноменоскоп превращает Ноумены, или Вещи Мира, в Феномены. И ещё создаёт линейное время и твёрдость.

– Твёрдость?! – мальчишка удивляется. – В мире Бога всё мягкое?

– Нет, Костя…

– Значит, жидкое?

– Тебе наверняка знакомо выражение «земная твердь». В зороастризме под этим подразумевалось, что пространство людей как бы заключено в некую скорлупу, за которой бесконечное Инобытие.

– Мы живём внутри яйца? – уточняет Костя.

– Говорю же, это лишь метафора твёрдости. Никаких скорлуп, яиц. Ноумены Божьего Дома присутствуют в материальности как волны и частоты. Но твоё сознание, то бишь феноменоскоп, делает их непроницаемыми, и ты можешь без опаски носиться по ступеням и не проваливаться.

Костя с отвращением вспоминает ночные кошмары; невидимая погоня близка, отяжелевшие ноги вязнут в ступенях, топких, как трясина…

– Всё верно… – подтверждает царапина. – Сны – прослойка между двумя реальностями. И там не действуют физические законы.

– Это какие? – Костя в пятом классе, у него из наук только математика.

– Любые. Тяготения, сохранения энергии. Только в причудливой оптике феноменоскопа возникает некая научная дисциплина и заодно тот, кто её вдохновенно описывает. В Божьем Постоянстве ни физики, ни физика…

Не хочешь ли лучше, Костя, поинтересоваться, почему добренький Боженька спрятал от человека ноумены – обделил творение, созданное по образу и подобию?!

– Ты их видишь, малыш! Просто воспринимаешь как феномены! Говорю же, миры нельзя разделить, они проросли друг в друга. Ангельчик-с-Пальчик тому пример! Пока он отрубленный палец Лёши Апокалипсиса, то феномен, а когда Ангельчик-с-Пальчик – переходное состояние между идеей и материей, феноменально-ноуменальный гибрид. И настоящее Божье чудо, принадлежащее обеим реальностям сразу!

Потолок пролёта в чёрных кляксах и напоминает шкуру далматина. Труба мусоропровода изрисована похабными орнаментами, квадратный приоткрытый люк смердит забродившими отходами…

– А что будет, если твой феноменоскоп сломается? – осеняет мальчишку.

– Во-первых, феноменоскоп не мой, а твой, Костя. И во-вторых, однажды он обязательно выйдет из строя, – с грустью прибавляет Божье Ничто; сукровица на круглых глазках точно выступившие слёзы. – Эта поломка называется смертью.

– А если долго-долго тренироваться? Как японский каратист! – Костя не сдаётся. – Можно увидеть мир Божьего постоянства?

Будь у царапины голова, она бы ей категорически покачала:

– В незапамятные времена жил царь по имени Мидас. Древние боги наградили его даром-проклятием – к чему он ни прикасался, всё обращал в золото…

– Это сказка?

– Миф. И суть его я тебе уже пересказал. Проблема в том, малыш, что человек – всегда злополучный Мидас. Пытаясь охватить умом Вещь Мира, он тотчас обращает её в феномен, то есть в неистинное.

– Золото у этого царя тоже получалось фальшивое? – уточняет Костя.

– Почему? Должно быть, высшей античной пробы. Хотя история не об этом…

– Значит, и мои феномены настоящие! Истинные! – радуется Костя; пошатнувшаяся картина мира снова незыблема.

Всё-таки мальчишка поумнел за минувшие сутки – обнаружил логическую брешь в демагогии Божьего Ничто.

– Разумеется, настоящие, – соглашается царапина. – Но только относительно своей фантомной природы. Видишь ли, тварная реальность априори лишена онтического ядра, поэтому всяким шарлатанам и магам так легко превращать тыквы в кареты…

Божье Ничто неисправим. Даже я, милая, не очень понимаю, что значит «онтическое ядро», – видимо, нечто глубинное.

– Феномены – лишь искажённые отражения ноуменального Бытия. А феноменоскоп, кроме прочего, не один на всё человечество, а у каждого свой. Поэтому и говорят – сколько людей, столько и мнений. Ваш мир – солянка из четырёх миллиардов интерпретаций, коллективная совокупность представлений