Нино и её призраки - Анна Аркадьевна Теплицкая

— Садись, поболтаем. Нино, Ниноша… Давно не виделись.

Ниноша. Как мне нравилось, что он называет меня так. Мне как будто бы снова пятнадцать лет.

— Сделать тебе чай?

— Лучше я тебе.

Звук кипящего чайника разрядил обстановку, стало еще уютнее.

— Твой Алексей Александрович интересный тип. Мы сыграли несколько партий в бильярд, у него глаз-алмаз.

— Конечно. Им же стрелять положено, по долгу службы.

— Кто он? Капитан?

— Майора получил.

Гела постучал костяшками по столу.

— Молодец. Далеко пойдет.

— Что у тебя нового?

Он налил чай и заговорил. Мне нравилось слушать его. С Гелой все было иначе, не так как с мужем. Его непререкаемый авторитет давил на меня. Он был для меня всем, отцом, любовником, мастером, но только не другом. Я уважала его позицию силы, она заводила меня, хотелось ему подчиняться и ощущать себя бесправной. Такая позиция была возможна только в постели, стоило признать, как бы я ни мечтала об этом, наши отношения не могли перерасти ни во что большее. Они ограничивались только размерами кровати. Им не было места в реальной жизни.

Мы обменивались сигналами, он прощупывал меня, подстрекал, подначивал, выяснял, счастлива ли я в браке, а сам держался на расстоянии, на мои вопросы отмалчивался и менял тему. Мы беседовали около часа и из этого разговора, даже если бы ктото стал его невольным свидетелем, сложно было угадать, что когда-то мы были любовниками. Слушая, как он рассказывает о Леване, я задавалась вопросом: «Действительно ли с этим человеком я провела столько ночей?»

Только раз, когда я с неожиданной для самой себя храбростью спросила, есть ли у него девушка, он ответил прямо:

— Нет.

— А что за девушка была у тебя, когда мы расстались?

— Разве это имеет значение?

— Она была беременна.

— Больше нет.

— Понятное дело… И как Лейла отнеслась к тому, что у тебя ребенок от другой?

Гела не ожидал от меня такого напора. Он замешкался, но ответил:

— Это не мой ребенок.

— Правда?

От этих вопросов у меня во рту появилось странное ощущение, будто теперь я не имею на них никакого права.

— Все равно, кроме меня ты, как минимум, спал с еще одной девушкой.

— Это не та причина, по которой ты ушла.

Всю молодость мне казалось, что я люблю его больше всех на свете. Но сейчас я чувствовала, что этой двадцатипятилетней женщине было безразлично, что он делал с той девушкой, чей это ребенок. В моем времени я знала, что и Лейла устала его любить. С годами она превратилась в комок недовольства: ее раздражали Гела, Ия и даже Леван. Утешение она, как и раньше, находила только в домашнем хозяйстве, но из-за возраста быстро уставала. От ее прежней красоты не осталось и следа.

— Я спать, — сказала я, подошла к нему и поцеловала в щеку. От него пахло так же, как и раньше:

парфюмом с примесью запаха табака и кожи.

— Нино?

Я обернулась.

— Если я буду тебе нужен, в любое время. Ты знаешь.

— Спасибо.

— Я никогда не говорил тебе, но ты значила для меня все.

Глава 45

– И что? Вы больше не встречались? — спросил Николай Васильевич с неприкрытым интересом.

Кажется, из всех моих мужчин его больше всего волновал Гела. Подобно Дата Туташхиа у моего врача было острое чутье на ситуации, имеющие двойное дно. Как легко он обнаружил причину клаустрофобии у парня, который боялся заходить в лифт. Возможно, со стороны он действительно видит мою жизнь лучше, чем я.

Я помотала головой.

— Вот здесь, в этот самый момент, Гела фактически предложил вам вновь стать его любовницей, я правильно понял?

— Не знаю. По крайней мере я поняла так же.

— Какой это год?

Я в задумчивости запрокинула голову.

— Не знаю, мне было лет двадцать пять, значит, получается, две тысячи шестнадцатый или что-то вроде.

Николай Васильевич записал дату в блокнот.

— Вы это предложение даже не стали рассматривать?

— Не то чтобы нет… Мыслями возвращалась периодически, размышляла, но как-то не по-настоящему, ведь мои чувства к нему уже остыли. Остались уважение, благодарность, может, даже и любовь, только совсем не такая, как раньше. Другого плана.

— То есть не жалеете?

— Что не продолжила отношения? Абсолютно.

— По манере поведения Гела похож на вашего отца?

— Все мужчины в чем-то похожи друг на друга, — сказала я.

— Вы сказали, что он давил на вас своим авторитетом?

— Ну естественно, он же старше.

— Было ли это давление деструктивным?

— Нет.

— Он принуждал вас к чему-то запретному?

— А что вы считаете запретным? — нахально улыбнулась я. — Секс?

— В том числе. Девиантное поведение? Насилие? Наркотики? Алкоголь?

— Нет. Все было по обоюдному желанию. И Гела не употреблял.

— Тогда можно сказать, что с Гелой разобрались, — разочарованно сказал Николай Васильевич.

Я вспомнила все, что случилось со мной до двадцати пяти лет, и заулыбалась. Нет, я тосковала не по Геле, а только по тому времени. Хотя нынешняя моя жизнь показалась мне сейчас намного насыщенней прежней. Нет, Гела, мой ответ: нет.

— Наконец, — сказала я. — Полностью разобрались.

Вечером пришел Алексей Александрович, мы сухо поздоровались и отпустили няню — я с огорчением, он с радостью. Теперь наше взаимное одиночество обрекло нас на молчание или пустые разговоры: «Который час? Пора спать. Что на обед? Куда ехать? Выключи телик, голова болит. Вызови врача. Горло болит у Датошки». И если хоть на немного выступаешь из этого до невозможности сузившегося кружка тем, сразу вспыхивает раздражение. Бытовые конфликты разбухали из-за кофе, детской игрушки, севших батареек, ненависть зарождалась из ниоткуда, извергалась неконтролируемо из-за неверной подсказки в онлайн-игре, засушенного бутерброда — вещей, которые ни для кого не могли иметь никакой важности.

Алексей Александрович тоже переменился, смотрел иногда, как я проливала кофе, качала ногой или подносила ложку ко рту, втягивая в себя жидкость, морщился (он неправдоподобный чистюля) и ненавидел меня именно за это, как за самый дурной поступок.

Спали мы все еще в одной кровати, только теперь секс перестал существовать для обеих сторон. Его телефон