Дураки все - Ричард Руссо

До чего странно, думал Реймер, когда они шли по лестнице, как человеческое прикосновение прогоняет страх. В обществе этого дряхлого старика он вдруг понял, что нет причины бояться кобру. Снаружи донесся гудок. Когда они спустились с лестницы, Реймер спросил:

– У вас точно все будет в порядке?

– Даже отлично. Лягу. С вами, кажись, там черная девушка?

Значит, он видел, как они приехали. И разглядел Кэрис в свете салона, когда она вылезла из машины. Старик поднялся к Реймеру вовсе не потому, что принял его за грабителя. Нет, просто ему было любопытно – вот как днем он спрашивал про Джерома.

– Вы немногое пропустили, мистер Хайнс.

– Кабы я был помоложе, – ответил тот, – уж я бы вас обскакал.

– Вы не так поняли. Она моя подчиненная, – пояснил Реймер. – Да и я на десять лет ее старше. Даже больше.

– И что с того?

– К тому же она достойна лучшего, – добавил Реймер, снова вспомнив о Бекке, которая, очевидно, пришла к такому же выводу.

– И что с того? – повторил старик. – Все женщины, с которыми мне удалось закрутить, были достойны лучшего. Как дело доходит до мужиков, у девок мозги набекрень. А мужику главное – не упустить своего.

– Да я ей даже не нравлюсь. Она ведет список всех моих косяков, чтобы потом подать на меня в суд.

– Может, это любовь.

– Вряд ли.

Старик пожал плечами.

– В это время я сплю, – повторил он.

– Я кого-нибудь попрошу утром заехать проверить, как вы, – пообещал Реймер.

– Вот ее попросите. Может, ей нравятся стариканы. Кто знает. – Мистер Хайнс захихикал, помахал ему на прощанье. – Пойду высплюсь как следует, мало ли что.

И мистер Хайнс зашаркал прочь по темному коридору, одной рукой придерживаясь за стену, чтобы не упасть. Реймер провожал его взглядом, представляя, как старик день-деньской сидит у дороги в шезлонге и машет проезжающим американским флажком. Реймер вспомнил, что сказал ему сегодня Джером у Герта: найти время поболтать с одиноким стариком – вот в чем смысл полицейской работы. Он и рад был бы верить, что Джером прав, хотя хороший полицейский не позволил бы мистеру Хайнсу ночевать сегодня в “Моррисон-армз”. Он отвез бы упрямца в безопасное место, наплевав на его предпочтения.

– Я уже собиралась за вами идти, – сказала Кэрис, когда Реймер вышел из подъезда. – Вы чего так долго?

– Вещи собирал, – ответил он, поднимая сумку.

Они сели в машину, но Кэрис оставила свою дверцу открытой, чтобы свет не погас, и, вздернув бровь, посмотрела на Реймера:

– Думаете, я приглашу вас остаться? Думаете, бараньи отбивные – только начало?

– Господи, нет, конечно. – Реймер почувствовал, что краснеет.

Бровь ее взлетела еще выше.

– Почему это “Господи, нет, конечно”? То есть у вас и в мыслях не было остаться, даже если бы предложили? Вы это имели в виду?

– Нет, Кэрис, – ответил Реймер, – я всего лишь хотел сказать…

Кэрис расплылась в улыбке: она снова его дразнила, как с выдуманным меню – жареная курица, листовая капуста.

– Не могли бы вы перестать так зло надо мной подшучивать? – спросил он.

– Как вам сказать, – ответила Кэрис. – Могла бы, перестала бы. Но никак не могу удержаться.

– Уж попытайтесь, пожалуйста.

– Я знаю одно. – Кэрис закрыла дверцу, повернула ключ в замке зажигания. – В следующий раз я пойду с вами. Больше не буду сидеть на парковке и гадать, не укусила ли вас змея и не валяетесь ли вы где-то там на полу.

Реймер посмотрел на Кэрис, но в темноте выражения ее лица было не разглядеть. Конечно, приятно верить, что это начало прекрасной дружбы, но как можно дружить с женщиной, если даже не понимаешь, когда она подшучивает над тобой? “Вот с Беккой хотя бы…” – подумал было Реймер, но тут же осекся. А если бы завершил мысль, она была бы такой: “…я понимал, что к чему”. Но ведь это неправда. С Беккой он не понимал, что к чему. А только воображал, будто понимает.

– Следующего раза может не быть, – ответил он Кэрис, и в глубине его черепа, там, где прежде была головная боль, оформилось нечто похожее на намерение. Он только сейчас осознал, что голова прошла. – Пора отсюда съезжать.

“Пора жить дальше” – вот что подумал Реймер. Он думал о том, что пора жить дальше.

Трупориканцы

Для буднего вечера в “Лошади” было людно, все кабинки заняли приезжие, половина из них болтали по сотовым телефонам. Там, куда большинство направлялось – в Лейк-Джордж, Лейк-Плэсид, Скрун, Шапмлейн, – связи не будет. Те, кто по федеральной автостраде катил в Монреаль, тоже на добрых три часа окажутся вне зоны действия. То, что жители юга штата так рано отправились на север, должно было радовать Бёрди (она столько вкалывала, что стала совладелицей таверны), но, судя по виду Бёрди, сейчас она была готова спалить свою часть дотла. Не странно ли, что все известные Салли женщины Бата – Рут, Джейни, Бутси, теперь вот Бёрди – вышли на тропу войны, точно ветер донес зашифрованное сообщение, понятное только людям их пола.

– Прекрасно, – сказала Бёрди, подняв глаза и увидев, что в таверну вошли Салли и два Руба. – Теперь мой вечер точно удался.

Салли занял единственный свободный табурет, рядом с Джоко, так и не снявшим аптекарского халата, и шлепнул на стойку пару двадцаток, чтобы обеспечить себе радушный прием.

– Дело во мне, – спросил Салли, – или она больше рада видеть нас зимой, когда все богатенькие туристы свалили?

– Вообще-то у меня такое ощущение, – заметил Джоко, – что мне тут не рады ни в какое время года.

– Руб, сидеть, – скомандовал Салли, и пес устроился возле его табурета.

– Где? – спросил Руб и тут же сообразил, что в который раз купился на старую шутку.

– Руб, что тебе принести? – спросила Бёрди.

Он вздохнул. Вот уже двадцать лет он выпивает в “Лошади” и всегда заказывает одно и то же. Так почему она просто не может принести ему то, что он хочет?

– Пи-пи-пи…

– Пиво, – перевел Салли.

– Какое?

– Бу-бу…

– “Будвайзер”, – произнес Салли.

– Что-то еще?

Руб посмотрел на Салли: тот порой расщедривался на бургер, а порой нет.

– Не стесняйся, – сказал ему Салли, – у тебя был тяжелый день.

Того и гляди растрезвонит о том, о чем по пути сюда поклялся молчать.

– Бу-бу-бу…

– Бургер, – закончил Салли.

– Что в него положить?

– Бе…

– Бекон.

У Джоко тряслись плечи.

– Господи Иисусе, народ, ну нельзя же так, – сказал он.

– И сыр, – добавил Руб, сыр