Как читать книги - Моника Вуд

Как читать книги читать книгу онлайн
Вайолет выходит из тюрьмы после двадцатидвухмесячного заключения за аварию, в которой погиб человек. В тюрьме у девушки была отдушина – книжный клуб, который вела учительница на пенсии Харриет. Вайолет страшится будущего, прошлое давит на нее тяжелым грузом вины. Пенсионер Фрэнк – муж женщины, которую убила Вайолет в той автокатастрофе. Он так и не может привыкнуть к теперешнему одиночеству, хотя чувствует, что одинок был всегда. Эти трое, девушка и два неприкаянных пенсионера, встретятся в маленьком книжном магазине. И с этого момента их судьбы сплетутся в тугой узел. Вайолет предстоит стать учительницей очаровательных попугаев, которые будут поумнее многих людей. Харриет внезапно вынырнет из своего респектабельного, но скучного существования, чтобы взглянуть на окружающее по-новому. А Фрэнк… для него, по сути, все только начнется. Полная юмора, очень теплая, нежная книга о том, как принять себя и свое прошлое, как научиться жить с чувством вины, о том, что всегда есть второй шанс, пусть даже сейчас кажется, что тьма не рассеется никогда. И конечно, о том, что книги способны на очень многое, надо лишь научиться их правильно читать. И, вне всяких сомнений, после романа Моники Вуд вы полюбите попугаев жако.
Содержит нецензурную брань.
Она сбросила скорость, остановилась, в последний раз оглядела поле, вдохнула его запахи, один раз за себя, второй – за них.
Глава 24
Вайолет
После стычки с болваном Мейсоном лабораторный халат превратился в мою суперсилу. Разумеется, Миша поверил мне, а не ему, и теперь студенты относятся ко мне с опаской. Мой статус сотрудника на полную ставку, не говоря уже о должности, означает, что со мной следует считаться.
Фрэнк уверен, что повышение – это хорошо, однако Харриет никак не уймется и все рассуждает, что это только временная должность. По правде говоря, после трех месяцев в лаборатории я хочу остаться на этой должности до конца дней.
Сегодня Фрэнк заехал за мной после работы, и сейчас мы втроем, я, Фрэнк и Харриет, едем на Кейп-Элизабет, чтобы поесть в какой-то прибрежной забегаловке омаров – Фрэнк угощает. Мы устраиваемся на невысоком утесе за шатким столиком и восхищенно смотрим на прибой. Когда мы решаем взять на десерт мороженое, Харриет оборачивается ко мне:
– Как обычно?
О, эти два слова!
Харриет выбирает фисташковое, Фрэнк тоже. Похоже, эти двое встречаются или пытаются это делать, и моя компания для них что-то типа способа побыть вместе. Наверное, странно встречаться с кем-то, когда ты немолод, – да и когда молод, тоже вполне себе странно. После мороженого Фрэнк везет нас на самый мыс, и мы с час бродим по берегу, и вокруг никого, кроме нас и нескольких туристов, птиц, мельтешащих над головой, и человека с большой сонной собакой, которая решает изъясниться в любви к Фрэнку. Перед тем как полностью гаснет день, небо приобретает какой-то невероятный лиловый оттенок.
Я выросла на реке, и, если честно, океан меня пугает, но с Харриет и Фрэнком я чувствую себя в безопасности. Вот в обществе Миши меня накрывает состояние, противоположное чувству безопасности, но для меня эти два ощущения как два полюса счастья.
Фрэнк теперь тоже записан у меня в телефоне. Контакт номер пять, после Харриет, Софи, Миши и миссис Роча. Харриет считает, что нельзя срываться по первому зову начальника, но мне нравится быть нужной, и Фрэнк со мной солидарен – мол, с этим не поспоришь.
Фрэнк высаживает меня первой. Я машу им на прощанье, сейчас они как две тени на передних сиденьях в машине, и эта картинка уносит меня: вспоминаются мама с папой, куда-то уезжающие, – как я думаю, на свидание, – головы их наклонены друг к дружке, они разговаривают. Это даже не воспоминание, а знание, предшествующее воспоминанию, – знание, что у меня были мама и папа и они любили друг друга.
С этим знанием я засыпаю спокойным, легким сном, пока среди ночи не звонит телефон.
– Вайолет, – говорит Миша, – надо проверить птиц.
– Сейчас?
Я никак не могу проснуться, немного одуревшая, застрявшая меж двух миров – сна и реальности.
– Вы думаете, я звоню в этот час, потому что хочу, чтобы вы проверили их на следующей неделе?
Я щелкаю ночником, и шаль, подарок миссис Роча, оживает красками.
– Но что случилось?
– Я что-то чувствую. Вам недалеко, сходите, пожалуйста.
Миша живет в Фалмут-Форсайд, на машине оттуда в ночное время минут десять, но я об этом не упоминаю. А встаю, умываюсь, одеваюсь и топаю вниз по холму к университету. Портленда я больше не боюсь, но не скажу, что люблю ходить по улицам ночью. Миша сказал, что надо, вот я и иду, не чувствуя никакой тревоги, а чувствую связь с ним, и тело словно наполняется драгоценностями, которые сияют при каждом моем движении. А еще, само собой, из-за него я превращаюсь в беспомощную дурищу, в голове которой крутятся вот такие вот глупости про сияющие драгоценности.
В науке есть такая штука, называется «взаимное исключение», например, когда дети учатся говорить, они не могут связать с одним предметом два слова. Котенок – только котенок, но не кошка. Камень – это камень, но не булыжник. Однажды Трой привел друга, металлиста-дармоеда, которого тоже звали Трой, в дом к своим родственникам, где была маленькая девочка, и она устроила истерику по полной программе. «Ты не Трой!» – кричала она второму Трою, и ее личико эльфа наливалось красным от возмущения. В конце концов дети со временем разбираются, что к чему, и птицы иногда тоже, но только не Олли, который никак не хочет выучить, что красный кубик называют или «красным», или «кубиком», в зависимости от вопроса.
Другими словами, незадачливого и не шибко умного Олли я люблю больше всех. Он знает то, что знает, и с этого его не свернуть. Он никогда не постигнет это самое «взаимное исключение», сколько бы ни прожил, зато он целыми днями развлекает меня своей болтовней и постоянно смешит. А с другой стороны, Олли настоящий Эйнштейн по сравнению, скажем, с чихуахуа, просто он живет в тени двух очень способных птиц и одной самой настоящей суперзвезды. На прошлой неделе в лабораторию приходила знаменитость с местного ТВ, я сама организовала этот визит, так Миша оставил бедного Олли в Птичьей гостиной, даже не представил его гостям.
– Миша, вы обижаете Олли, – сказала я, когда телеведущая, в куцей юбке и с ярко-малиновыми губами, удалилась.
Мы остались одни в Комнате для наблюдений, и Миша взирал на меня одним из тех своих замораживающих время взглядов – загадочным, сосредоточенным и приводящим в сильное замешательство.
– Вайолет, нельзя идти в науку, – сказал он, – если не хочешь иметь дело с бактериями. У бактерий нет индивидуальности. С этим даже вам придется согласиться.
Такие слова можно вполне счесть за скрытое оскорбление, адресованное той, кто окончил лишь школу, кто не имеет никаких рекомендаций, одни лишь склонности. Но если взглянуть с другой стороны, эти же слова могут означать, что он ценит в человеке доброе сердце.
Я все время напоминаю себе, что он предпочитает меня Софи, а ведь та учится в магистратуре.
– И не называйте его Олли.
– Но ему нравится.
– Откуда вы знаете?
– Знаю, и все.
– Вы провели тщательные наблюдения, сформулировали гипотезу, разработали эксперимент, проанализировали его результаты?
– Нет.
– Тогда откуда вы знаете?
– Оттуда же, откуда я знаю, что Олли ваш любимец.
– Оливер ни на что не годен.
– И