Под красной крышей - Юлия Александровна Лавряшина

завести породистого кобеля, но мать была против: собака изгадит линолеум. Ее благоговение перед хоромами Бахтиных никак не перерастало в спокойную бережливость. Порой Марку казалось, что, когда его не бывает, мать кружится по комнатам, подцепив пальчиками подол платья, и напевает от восторга.

Собаку они так и не купили… От отца Марку достались старый халат и украденные стихи. Если бы Лев Бахтин умирал медленно, то непременно уничтожил бы и эту тетрадь. Но смерть обрушилась на него обширным инсультом, не позволив даже дать последние наставления сыну. Умирая, он только вяло мычал и шарил по лицам пустым взглядом.

Марк с шумом втянул воздух и затаил дыхание. Он не мог позволить себе заплакать. Он собирался доказать всему миру, что Марк Бахтин – настоящий мужчина…

Зайдя в телефонную будку на набережной, он позвонил матери. Ее голос звучал встревоженно:

– Марик, что-то случилось, да? Не скрывай от меня, пожалуйста!

– С чего ты взяла, мам? Все в порядке.

Она выдержала паузу, потом тяжело вздохнула:

– Только что звонил Илья Семенович и просил меня завтра с утра зайти в школу. Его что-то беспокоит, и это касается тебя. Он просил не говорить тебе о нашем разговоре.

– Зачем же ты говоришь? – не скрывая раздражения, спросил Марк. – Почему людям так трудно выполнить то, о чем их просят?

– Что ты кричишь? Марк, если ты что-то натворил, я хочу узнать об этом от тебя. Что он собирается мне сообщить?

Марк собирался с мыслями всего несколько секунд.

– Я получил двойку за сочинение, – виновато произнес он. – Просто ничего не смог написать. Я не хотел тебя расстраивать.

– И всего-то? – с облегчением выдохнула Светлана Сергеевна. – А почему ты не смог? Что за тема была?

– «Отцы и дети в современной литературе».

– О, бедный мой мальчик, – простонала мать. – Ну, конечно же… И этот старый болван еще имеет наглость звонить мне.

– Я даже не знал, что у него есть телефон. Он ведь живет где-то у черта на куличках.

– Кажется, он звонил из школы. Да, точно. Он говорил, что сторожит пятиклассников, у них там дискотека.

– Вот как? – медленно переспросил Марк. – Ладно, черт с ним, мам! Не волнуйся, я скоро буду. Пройдусь немного…

Повесив трубку, он повторил, все больше волнуясь: «Он еще в школе».

– Да что это я? – пробормотал Марк, задыхаясь. – Он в школе, и что с того?

Его отвлек детский голос, неожиданно показавшийся знакомым: «Дохлый номер! Я ж говорил, тут все с хозяевами». Заглянув за угол, Марк увидел ту же компанию охотников за собаками. Они курили, длинно сплевывая сквозь зубы, и отрывисто поругивались. Заметив Марка, старший из них швырнул в сторону окурок и угрожающе двинулся вперед. Марк вышел из-за угла и спокойно ждал, пока тот приблизится.

– Тихо, – сказал он, внимательно вглядываясь в прищуренные мальчишечьи глазки. – Не дергайся. У меня к тебе дело…

* * *

Костя переминался возле умолкнувшего на зиму фонтана и сердито ежился, озираясь. Но Марку удалось подойти неслышно. Замерев за спиной друга, он коротко хлопнул его по плечу и отскочил. Костя вскрикнул и, прежде чем обернуться, испуганно втянул голову.

«Так делают во всех фильмах ужасов, – вспомнил Марк. – Подкрадываются сзади и трогают за плечо».

– Обалдел? – взвизгнул Костя и судорожно вытер кулаком губы. – Что за дурацкие шуточки?

– Какие еще шуточки? – строго произнес Марк, сдвинув брови. – Стал бы я ради шуточек выходить из дому в десять вечера!

На миг задумавшись, Костя поднял уже другие, виноватые глаза. Он был из тех друзей, которые существуют для того, чтобы навешивать на их душу свои беды. Без этого они чувствуют себя слишком легковесными.

– У тебя неприятности? – с надеждой спросил он, бережно касаясь рукава Марка.

– Неприятности?

Марк вдруг оживился. Невинный вопрос пробудил в нем тягу к импровизации. Втянув холодный воздух, он озорно щелкнул пальцем по низкой липовой ветке, увешанной тяжелыми каплями. Брызги угодили Косте на лицо, и он забавно сморщился.

– Знаешь, – проникновенно начал Марк, наклонившись и возбужденно дыша другу в лицо, – кажется, за мной следят.

– Следят?! Да что ты, Марк, кому это нужно?

– Антисемитам, – прошептал Марк, увлеченный едва родившейся идеей. – Разве ты не знаешь, что я на четверть еврей?

– Глупости, – убежденно возразил Костя, но почему-то оглянулся. – Знаешь, сколько евреев? За всеми разве уследишь?

– Ты мне не веришь? – высокомерно спросил Марк, отступая к растопыренным ветвям кустарника.

Как он и ожидал, друг рванулся к нему с вытаращенными от распиравшей его преданности глазами. Марку вдруг стало скучно. Все слишком удавалось, все вовремя оказывались под рукой, никто не говорил ему «нет».

– А не проведать ли нам Милочку Гуревич? – вяло предложил он, чувствуя себя обязанным продолжить игру. – Чтобы убедиться, что с ней все в порядке. Она ведь тоже не славянка, насколько мне известно.

– Уже поздно… А что, ты действительно за нее волнуешься?

– Голос крови… Тебе этого не понять.

– Она была бы на седьмом небе, если б узнала!

Марк насторожился:

– Что ты хочешь сказать?

– Да она же в тебя – по уши! Ты что… и не подозревал?

– Она? В меня? – недоверчиво спросил Марк. – Ты думаешь, это возможно?

– А чего ж тут такого? Ты у нас первый красавчик!

– Прекрати! – поморщился Марк.

Он не выносил, когда говорили о его внешности.

– Так ты и в самом деле потащишься сейчас к ней?

– А тебе-то что за дело? Иди домой, мама с папой ждут.

И, не простившись, Марк быстро зашагал прочь. Никто не попался ему навстречу, в их городе не любили гулять после захода солнца. А оно с каждым днем скрывалось все раньше…

Поравнявшись с унылым ларьком, похожим на своих собратьев до последней карамельки, он остановился и оглядел слабо освещенные полки. Теперь водку продавали в пластмассовых стаканчиках, освобождая страждущих от необходимости искать и второго, и третьего… Каждый все сильнее стремился к одиночеству.

Марк никогда не напивался с горя и не знал: поможет ли это? Иногда они с приятелями тайком покупали вино, и после первого же стакана его скручивало от настолько непристойного желания, что он торопился сунуть голову под кран. Сейчас же все в нем клокотало и рвалось наружу, и трудно было представить, будто там найдется местечко хотя бы для самого крошечного желания. Его тянуло, как в прошлый раз, вдребезги разнести стекло, насладившись паническим обвальным звоном, но ларек был чересчур мал, и в сердцевине его бледнело чье-то лицо. Марк не решился разглядывать. Он достал деньги и обменял их на мягкий, ласково булькающий стаканчик.

– Жвачки возьми, чтоб не воняло, – охотно посоветовал продавец,