Песнь пророка - Пол Линч

будущего, пойманные в ловушку между светом и тьмой? Айлиш зажмуривается и видит, сколько было разрушено, видит всю глубину своей любви и то немногое, что от нее осталось, одно лишь тело, тело без сердца, тело с распухшими ногами, способное только нести детей вперед… Женщина с потерянным взглядом спрашивает, не хотят ли они переночевать в палатке. Ночью похолодает, да и дождь собирается, младенцу нельзя спать на улице, в любом случае палатка рассчитана на восьмерых, прошлой ночью нас было вообще двенадцать.

Бен ладошкой разворачивает к себе ее лицо, они лежат дыхание к дыханию в спальном мешке, и, когда малыш засыпает, Айлиш вслушивается в долгое молчание ночи, видит смерть, которая следует за ней по дороге, смерть пробирается в сны тех, кто слишком устал, чтобы спать, кто вынужден спать с открытыми глазами, всхлипы и крики вырываются изо ртов, словно смерть каждую ночь шествует мимо, и каждая смерть переживается снова и снова, много-много раз, и она лежит, слушая, как спящие шепотом проговаривают смерть во тьму, спиной ощущая холод, идущий от земли, дождь, что стучит по палатке, как будто этот дождь идет тысячу лет и снаружи нет ничего, кроме необитаемой земли, мир снаружи — тьма без боли, и, чтобы избавиться от боли, нужно принять эту тьму, но туда нет выхода, теперь она это знает, ей нет пути во тьму вслед за сыном, Айлиш и хотелось бы последовать за ним, присмотреть за ним там, но она не войдет во тьму, потому что должна остаться, это единственное, на что она еще способна, вывести детей из тьмы, а значит, не будет ей покоя, не будет спасения от боли, и даже темнота за закрытыми веками не принесет успокоения. Бен просыпается, поворачивается к ее лицу, начинает плакать, но она успокаивает его, поглаживая по щеке. Она что-то шепчет ему, хотя для ребенка его возраста нет слов, нет объяснений тому, что было сделано, и все же то, чего он никогда не вспомнит, навсегда останется с ним, словно яд в крови. Айлиш смотрит на Молли и видит, как спящее сердце разносит яд по телу, но вопреки всему от Молли исходит свет — кожа становится голубоватой от проникшего в палатку сияния, — но этот свет изнутри, он дает силу, и Айлиш не знает, откуда он берется, свет, сияющий из тьмы изнутри Молли. Снаружи слышны шаги по размокшей земле, в палатку ползет сигаретный дым, мужчина кашляет, детские голоса возвещают о наступлении нового дня, и какой-то юноша перелезает через них, выбираясь из палатки. Молли садится, взъерошивает ей волосы, начинает массировать ноги. Мам, говорит она, давай я тебя причешу. Айлиш смотрит в лицо дочери и видит, что во сне та плакала. Она расстегивает молнию на спальном мешке, надевает кроссовки и выходит наружу. Ее встречает низкая промозглая серость, угли костра, мусор на невспаханном поле. Айлиш сажает Бена на рюкзак, чистит банан, наливает молоко в кружку, а Молли обхватывает себя руками, пытаясь согреться, Бен ковыляет в грязи, затем направляется к деревьям, Айлиш окликает его, но малыш продолжает топать к лесу на краю поля, и она плетется за ним, не обращая внимания на боль в плечах и стопах. Бен стоит на мокрой траве, колотя палкой по стволу, затем разворачивается и, сверкая глазами, замахивается палкой на нее. Нет, произносит она, грозя ему пальцем, нет, нет и нет, забирает палку и машет ею перед ним, приговаривая, нельзя никого бить, нельзя бить другого человека, и отбрасывает палку, и разворачивает Бена, и отправляет его назад, на вспаханное поле, мертвое поле, поросшее сорняками, и черви под землей рыхлят почву, и остатки прошлого урожая перегнивают, чтобы напитать следующий, и Бен бежит по полю, подняв кулачки к небу, и на мгновение она оглядывается и видит на траве опавшие листья, непогребенные листья лежат на траве, и их лица желтеют среди умерших коричневых.

Микроавтобус подкатывает сзади и откашливается, переключая передачу, заставляя пешеходов сойти на обочину, потом замедляет ход, и, поравнявшись с ними, водитель высовывает в окно красную физиономию. Я еду на границу, говорит он, осталось два места, кому надо подъехать, по пятьдесят фунтов с носа. Пешеходы оборачиваются, смотрят друг на друга, качают головами, а Молли роняет сумку на траву. Мам, говорит она, тебе нужно отдохнуть, а у меня скоро рука отвалится. Айлиш смотрит на микроавтобус, взгляд блуждает, словно в поисках ответа, который должен сформироваться в голове, вокруг тишина и темнота, поднимаясь по ступенькам, она тяжело дышит под весом ребенка, водитель отводит глаза. Она кладет деньги сестры ему в ладонь, но он смотрит на руку и качает головой. Пятьдесят с носа. Да, но нас двое, с нами младенец. Я сказал, пятьдесят с носа, и я насчитал троих. Но ребенок будет сидеть у меня на коленях, он не займет лишнего места. Водитель вздыхает, продолжая медленно крутить головой. Пятьдесят с носа или, если хотите, идите пешком, но в автобусе безопаснее, чем тащиться одним, решайте сами. Она стоит у всех на виду, и пассажиры смотрят, как она торгуется, сзади плачет ребенок, Молли толкает мать в спину, Айлиш достает из кошелька еще одну купюру и швыряет водителю на колени, заставляя его поднять поросячьи глазки, рот у него узенький и жадный. Оставь сумки у двери, Молли, пусть он отнесет их в багажник. Бен хочет сам пройти по узкому проходу, хочет попрыгать у нее на коленях, поиграть в прятки с сидящими сзади, он проголодался, ему пора спать, Айлиш поворачивается к стеклу, наблюдая, как солнце садится, проселочное шоссе забито пешеходами, которые расступаются, давая машине дорогу, женщина, толкающая коляску с ребенком, поднимает глаза к окну, и Айлиш встречает ее взгляд. Молли говорит что-то об отце, и Айлиш поворачивается, видя лицо дочери в зеркальце, Молли подкрашивает глаза. Прости, не расслышала. Я говорила о папе, скоро у него день рождения, в каком году он родился? Айлиш отворачивается к окну и закрывает глаза. Нет, она его не забыла, просто от Ларри почти ничего не осталось, он стал тенью, там, где раньше была любовь, пусто, а возможно, в сердце, раздавленном непомерным грузом, осталось место только для маленькой любви. Бен засыпает у нее на руках, когда автобус замедляет ход, останавливается, водитель дергает ручной тормоз и встает, чтобы открыть дверь. Он выходит на дорогу, беседует с солдатом в черном берете и закуривает, пока второй солдат заходит в салон, на бедре у него пистолет.