Максим Горький - Том 18. Пьесы, сценарии, инсценировки 1921-1935

Арап. Кабы книжек давали…

Лисица. Эх ты, мозгляк! Попал сюда из-за книжек и — сиди.

Арап. Мне это не стыдно. Я — бедный, я книжки украл не на продажу.

Лисица. Украл! Умеешь ты украсть…

Арап. Научусь. Не больно форси.

Лисица. Дурак.

Арап. Ничего не дурак! Когда книжку читаешь, всё равно как в другом царстве живёшь.

Чумовой. А я, когда буду вором, свой цирк заведу.

Лисица. Ты сколько раз воровал?

Чумовой. Семь. Я всё около цирка. Украду, куплю билет, вот и — царь!

Лисица. Вора из тебя никогда не будет, глупый ты.

Арап. Ничего не глупый, он только глухой немножко.

Чумовой. Это по башке меня треснули, я и оглох.

Арап. Ух, как бьют…

Лисица. Умных — не бьют, а вот эдаких и надо бить.

У другого окна

Смирнов, Ерохин и Сушков.

Смирнов. Я фигуры из дерева ловко резал.

Ерохин. Какие фигуры?

Смирнов. Людей, полицейских, собак. Свинью вырезал, а морда как у мачехи. Она у меня всё сожгла. Из-за неё и попал сюда.

Сушков. А меня дядя законопатил. Я — сирота, а он — сволочь. Маленький, хворый, как наш смотритель, а на него четырнадцать человек работают, вывески пишут.

Ерохин. Вот это я не понимаю, почему на плохих людей хорошие работают? У меня отец грузчик, он двадцать пудов поднимает, а подрядчик у него — старичишко, едва ходит, распух весь от жира. Как это допускается начальством?

Смирнов. Бежать отсюда надобно.

Сушков. Куда?

Смирнов. Там видно будет.

Ерохин. Куда побежишь? Родных у нас нету.

Смирнов. Родные-то хуже чужих.

Сушков. Да-а…

Входит надзиратель, кричит:

— Это что? Кто это не дрыхнет, а? Ложись, мать вашу…

Смирнов, Ерохин, Сушков вытягиваются на нарах. Спавшие — просыпаются.

Преступники бегут

Утро, серенький рассвет. У частокола около поленницы дров — Смирнов, Сушков, Ерохин. Смирнов осторожно влезает на дрова.

Внешняя сторона частокола. На землю прыгает Смирнов, за ним Ерохин, потом — Сушков, он, упав на землю, вскрикивает.

Смирнов. Ушибся?

Ерохин. Ну его к чёрту. Бежим!

Смирнов. Погоди…

Сушков. Ногу… ногу больно…

Ерохин бежит. Смирнов поглядел вслед ему, взглянул на Сушкова и тоже побежал.

Сушков — кричит. На дворе шум, сыплются дрова. Выстрел.

Болотистый лес. Между деревьев мелькают, прыгая по кочкам, Ерохин и Смирнов.

Двор колонии. Сторож звонит в колокол.

Снова лес.

На дворе — смятение, бегают надзиратели, сторожа. Оношенко тащит за шиворот Лисицу, орёт:

— Кто бежал, а? Сукин ты сын! А? Кто?

Лисица. Я не знаю, ей-богу, не знаю!

Оношенко. А ты чего смотрел, а?

Лисица. Да я же — спал, господи…

Сторож втаскивает в калитку ворот Сушкова, мальчик кричит.

Оношенко (Сушкову). Кто бежал?

Сушков. Ерохин… Смирнов… Они меня сманили… бросили… Я не виноват…

Болотная поляна в лесу. Смирнов, Ерохин, оба мокрые, щупают палками болотистую почву.

Смирнов. Надо кругом бежать.

Ерохин. Прямо… Прямо, а то догонят. Слышал — стреляли?

Смирнов. Эх, Сушков-то… Это ты сманил его! А он — слабый… Сманил и бросил.

Двор. Оношенко — Лисице:

— Беги, лови их. Возьми Розмыслова, Юрьева, Васильева. Живо!

Из бараков выбегают мальчики.

Оношенко. Марш, назад, сукины дети! Ордынцев, Судаков — загоняйте их!

Надзиратели загоняют.

Лес. Бегут Лисица и его товарищи. За ними — сторожа, Миша с ружьём и надзиратель с палкой.

Болото. Поперёк его шагают по грудь в воде Смирнов, Ерохин.

У края болота в луже воды плавает шапочка. Прислонясь к дереву, стоит Смирнов, смотрит на неё и плачет.

Из-за деревьев прокрадывается Лисица, бросился на Смирнова, сбил его с ног, сел верхом, бьёт кулаками по голове и кричит:

— Сюда! Поймал! Я поймал… первый!

Через двадцать лет

Небольшая, в два окна, по-мещански уютно обставленная комната — заменяет столовую, в углу — три иконы, пред ними — лампадка. Стеклянный шкаф с посудой. Посредине — стол. За столом — Лисица, хозяин квартиры, ему под 40, одет аккуратно, причёсан гладко, изношенное старческое лицо украшено бородкой. Жена его, ей лет 25. Арап — курчавая голова, бритый.

Лисица (налил водки, поднимает рюмку). Ну, со свиданьицем, Миша!

Чокаются, пьют; закусив, Лисица говорит:

— Вот и опять встретились. Нет, нет, да и снова столкнёт нас господь.

Арап. Веришь в бога?

Жена. В чёрта он верит, да и то не каждый день.

Лисица. Не болтай чего не понимаешь! В бога верить — обязательно для приличия. В людях живём. Нам отличаться от них не следует.

Жена. Селёдки — и те отличаются одна от другой.

Арап. Расскажи, как ты у графа работал?

Лисица. Это, брат, смешное дело!

Ночь. Богато обставленный кабинет. Шевелится драпировка на окне. Раздвинулась, выглядывает голова мальчика, широко, испуганно открытые глаза. Прислушался, исчезает. Щёлкает шпингалет окна. Из-за драпировки выходит Лисица, тоже прислушивается. Затем наклонился над столом, взламывает, раздаётся треск дерева.

Из-за драпировки двери налево вышел человек в нижнем белье, с револьвером в руке, кричит:

— Кто это? Ах ты…

Присел за кресло, вытянул руку с револьвером, — не стреляет, но слышно щёлканье курка. Лисица — обомлел, стоит, покачиваясь, потом, схватив пресс-папье, бросает его в сторону человека, тот прячется за спинку кресла, кричит. Лисица бросается к окну, выстрел, но Лисица успел выскочить.

Пустынная улица. Лисица треплет мальчика за волосы, приговаривая:

— Я тебя учил, осторожно, осторожно, осторожно открывай окно![16]

Снова квартира Лисицы.

Арап. У меня дело есть.

Лисица. Анна, взгляни, Петька на кухне?

Жена уходит.

Арап. Не веришь ей?

Лисица. Зачем бабе лишнее знать? Да и мальчишка у меня подслушивать любит.

Арап. Тот?

Лисица. Нет, третий после того. Тот замёрз пьяный. А этот — хорош, ловкач. Любопытен только, сукин сын, не в меру. Ну рассказывай, какое дело?

Арап. А много ты воров воспитал?

Лисица. Полсотенки наберётся, думаю…

Ночь. На улице едет извозчик, в пролётке — Лисица и Арап, на козлах рядом с извозчиком мальчик.

На углу улицы стоит извозчик. Идут полицейский и ночной сторож. Извозчик будто бы дремлет.

Полицейский. Чего торчишь тут?

Извозчик. Господина с женщиной привёз, подождать велели.

Стражи идут прочь. Сторож, оглядываясь, что-то шепчет полицейскому.

Из ворот дома, куда ушли воры, выбегает, прихрамывая, мальчик, сосёт пальцы, прячется на паперти. Высунулся из-за колонки, прислушивается.

Сторож заметил мальчика, остановился с одной стороны паперти, полицейский прошёл дальше и тоже остановился.

Сторож. Ты чего тут прячешься? Иди сюда!

Мальчуган сорвался с паперти, бежит, сторож не успел схватить его.

Мальчик на бегу пронзительно свистит. Сторож гонится за ним.

Цирк. На местах под ложами — Лисица с женой и мальчуганом с вида лет 12. Ложа над ними пустая. Объявляется антракт. Лисица — мальчику:

— Поди, попрактикуйся, Сашок.

Сашок практикуется.

Ещё через десять лет

По шоссе скачет батарея лёгкой артиллерии, скорым шагом идут отряды солдат, скачут всадники. Проехал генерал в автомобиле. Навстречу по обочинам шоссе тянутся крестьянские телеги и санитарные повозки, везут раненых.

Вечерний сумрак. Просёлочной дорогой двигается густая толпа людей, нагруженных узлами, едут телеги с домашней утварью, кое-где на телегах женщины с грудными и малолетними детьми. Гонят коров, коз. Сквозь шум и говор толпы слышно отдалённое буханье выстрелов, иногда они сливаются в сплошной гул. Сзади толпы, на горизонте — дым. Толпа, по преимуществу, городская, мелкое мещанство. Небольшими группами идут дети, мальчики и девочки 7–8 лет и старше, до 15. Где можно, сбегают с шоссе в стороны, останавливаются, смотрят вдаль, назад. Отстают и снова догоняют толпу.