Потерянный альбом - Эван Дара

сковавшей руки и лоб, я застыла — неподвижная, потерянная, не знающая, что делать; и снова я услышала пробуривающий меня голос: Прошу, нет; Ребекка, прошу; прошу, перестань кашлять; и неспособность действовать в связи с мольбой, хоть как-то ей помочь, по-прежнему плескалась во мне влажным пламенем — внутри бились сомнения, паника, испуг и чувство вины: моя дочь страдала, возможно, тяжело — я чувствовала трудности, которые ее тельце не могло выразить конкретно, — но дошла до конца своих возможностей отреагировать эффективно; я видела ее стресс, находилась возле эпицентра страданий, судорог ее тельца, но не знала, что происходит внутри нее, не знала, что делать, и боялась сделать что-то не то; я могла только хватать и отпускать ткань своей юбки; в голову приходило только Прошу, Ребекка; прошу, хватит кашлять; и на краю зрения собрались темные тучи, огненные тучи, будто черные тучи нефтяного пожара — клубящиеся и колыхавшиеся на ветру, — огненные тучи отрицания, бессилия и гнева; в страхе, что тучи меня поглотят, я отшатнулась, ударившись рукой об острый угол столешницы; но зато с этого расстояния в поле зрения попал телефон, висящий на стене рядом с холодильником; я бросилась к нему, сняла трубку и набрала больницу Кловис-Хай-Плейнс, чей экстренный номер когда-то приклеила к холодильнику…

Быстро, сразу же на линии кто-то отозвался; но я не могла ждать: я торопливо пропустила формальности, нюансы:

— Алло, сказала я: алло, как можно скорее, скорую на…

Но они еще говорили, они настаивали на том, чтобы говорить первыми; так что я замолчала; если так надо, я буду слушать, выслушаю их формальности:

— И хотя прочность и долговечность меди гарантируют, что стоки прослужат долгие годы, более легкие и экономичные стоки из тефлона позволяют внести декоративные штрихи, которые…

И с внезапным «бум» огненные тучи вокруг разбухли и забурлили: этого не может быть, думала я, это не может происходить; это кино; и потом я споткнулась, чуть не упала на кухонную стену; но сразу восстановила равновесие, бросилась обратно к телефону и грохнула трубку на место, убедившись, что связь прервана, что я повесила по-настоящему; затем снова поднесла трубку к уху:

— Например, наши новые «Коричнево-зеленые свесы» с фестонами…

И я снова грохнула трубкой; и, не зная, уйти или остаться — но что я могла на кухне, пока сердце колотится, пока сердце заходится, — метнулась мимо Ребекки и взлетела по лестнице, через две ступеньки за раз; вбежав в свою спальню, я включила свет и с ужасом увидела, что вторая трубка тоже лежит на месте; но все-таки подбежала и сняла ее, чтобы перепроверить, и, услышав тот же металлический мужской голос, давила и давила на кнопку разъединения, до упора, втискивая палец в острую дырочку кнопки, и потом еще держала округлую кнопку пять, шесть, десять невыносимых секунд; но ползучий голос по-прежнему был там — каждый раз, непрестанно, прорываясь через продолжавшие обволакивать меня огненные тучи, и я закричала Чтоб тебя Чтоб тебя, сбегая обратно по лестнице; но на кухне, не успев еще дойти до телефона, с восторгом увидела, что Ребекка кашляет куда тише, почти не плачет и прекращает движение; но, подойдя ближе, увидела, что ее личико побурело и напряглось, а губы как будто подернуло фосфоресцентной на вид белизной; и тогда огненные тучи навалились, окутали, оставили в голове только Нет; нет; не может быть; такого просто не бывает — это невозможно по миллиону причин; и я наклонилась, и схватила Ребекку, и прижала к плечу, и давила на копчик ладонью, снова и снова, потом сильнее и сильнее, но она не реагировала, она почти не двигалась, ее ручка лежала под моим затылком ледяной; и я больше не могла ее бить, больше не могла ее колотить, так что вернула на стол и гладила висок и чувствовала, как в плечах, в лице, в груди полыхает страшное, опаляющее пламя; и встала рядом с ней на колени, и дала себе слово, что не упаду в обморок, и думала Нет, это невозможно, это не может, не может случиться так быстро; тут я услышала, как начала бормотать, говорить:

— Прошу, Ребекка; прошу; прошу…

И вскочила, и бросилась к кухонному телефону:

— Алло!..

— Так почему бы не воспользоваться…

— Алло — алло!, продолжала я, без конца нажимала и била по кнопке ноющей подушечкой указательного пальца, так что пластмасса дребезжала, а звонок позвякивал:

— Алло! прошу… кто-нибудь! прошу, возьмите трубку!; алло — прошу — у меня беда!..

— Недавно в вашем районе и теперь доступны…

И я грохнула трубкой, и вернулась к Ребекке, и снова встала рядом на колени; и, пока огненные тучи проносились по мне и собирались надо мной, до бесчувственности, до окончательности, я снова начала гладить ее по груди, по плечам, по холодной и неподвижной ручке; и почувствовала, как внутри меня нарастает и захлестывает прилив жидкого плача, и колени ныли, и мне тоже становилось трудно дышать; огненные тучи затмевали меня, вторгались в приток к воздуху, я с трудом глотала кислород, пробирающийся через черноту туч; но я знала, что должна бороться, что должна их отбить; и локтями и руками отталкивала их, разгоняла огненные тучи, распихивала, я ворочалась и расталкивала, чувствуя, как сопротивляется рукам их массивная клубистость; и в просвете за тучами, которые я силилась разогнать, через оставшуюся тонкую щелку света и воздуха я увидела — за Ребеккой, на столе, перед подставкой с салфетками, — рацию, лежащую на боку, совершенно немую…; но у меня еще останется сборка мозаики, о да, с ней-то что сделается; я тут даже недавно доделал один славный узор из палисандра — восьмиугольники и фигуры в виде наконечников, все такое — для стенок шкафчика с музыкальным центром, тоже славного; и уже скоро поставлю шкафчик в гостиной, о да, и тогда, может, руки дойдут и до замены моего старого усилка «Маранц» — может, куплю что с эквалайзером, что-нибудь подороже; и будет очень даже славно; и, конечно, я все так же рыбачу, это само собой, обычно на причале в Киванис-парке, там у них водится хорошая радужная и озерная форель, Роринг-Форк для этого самое оно; и уловы, надо сказать, хороши: я ловлю на приманки, что сам делаю из фантиков от леденцов, которые покупаю со всем остальным в «Пинат-Шак» на шоссе 6; они такие очень яркие,