Синдром разбитого сердца - Елена Михайловна Минкина-Тайчер

Не надо считать отца идиотом! Он просто желает понять, куда именно собрался его сын. Куда и зачем. И почему тайно? И кто дал деньги? У порядочного человека не могут вдруг появиться такие деньги! Продаешь наркотики, мерзавец? Или что похуже? Нет, вы только подумайте, жалкий сопляк, избалованный, неблагодарный бездельник смеет подвергать риску родных и близких! Я тебя породил…

– Николай Николаевич, – голос Коли пискляво дрогнул, – извините, пожалуйста, это из-за меня! Это я попросил Антона поехать, потому что сам не успеваю… переэкзаменовка по физике. У меня роман в другом городе, понимаете… тайный роман с замужней женщиной. И деньги мои, я ведь давно коплю…

Черт побери, они поверили! Даже в полную чушь про переэкзаменовку. И тут же выгнали несчастного Колю вместе с билетом и деньгами. Но все равно Антон знал, что это конец. Потому что никакой самой призрачной возможности предупредить Анну не было и быть не могло (вот бы сегодня поржали сопливые владельцы мобильников!). Он ясно представил, как она спешит на поезд, волнуется и радуется, словно десятиклассница, а потом выходит на сонный перрон, растерянно ищет нужную станцию метро, долго бродит взад-вперед по Невскому, утыкаясь в номер 14 (хрен их знает, что именно там находится!). Антон так ясно все представил. И умер. Вернее, молча лег на затоптанный кухонный пол и закрыл глаза. Потому что для настоящей смерти, если верить доктору Ивану Сергеевичу, еще не родившемуся в тот год, нужна очень высокая концентрация поражения.

Через два или три дня мать тайком принесла письмо и сунула Антону под подушку. Смешно, что он до сих пор помнит содержание практически дословно.

Мой дорогой, мой любимый мальчик, я уже все знаю от Коли. Как ужасно, что твой папа заболел, молю Бога о его здоровье и благополучии! Ты не представляешь, как я поразилась, увидев Колю в Ленинграде на перроне, но он сразу объяснил, что ты не смог прилететь из-за болезни отца. Коля мне все передал – и координаты отеля, и обратный билет, и даже два пирожка с капустой. Мой дорогой, я люблю тебя, как сорок тысяч братьев! Давно и за все на свете, и отдельно за эти два дня, Питер, кораблики, восторженного Пушкина. И за шикарные билеты в СВ – я никогда еще так не ездила. Прощай, моя радость, и знай, что я ни на минуту не отпустила твою руку. И еще одна мелочь, только не сердись. Я возвращаю деньги за билеты и отель, иначе тебя просто посадят в долговую яму. И вообще – зачем мне шуба? Учись, женись, работай, у тебя все получится!

Анна оказалась права почти по всем пунктам. Антон вполне успешно окончил институт, правда, по специальности не работал ни дня, но диплом всегда хорошо и полезно предъявить. И женился оба раза очень удачно. Первая жена, энергичная, красивая и взрослая женщина, практически построила Антону Николаевичу карьеру – у нее были прекрасное чутье организатора и своеобразная мораль, на грани искренности и виртуозного лицемерия. А когда Антон малость устал от ее напора и руководства, нашлась другая жена, как и у многих его партнеров, – молодая хорошенькая блондинка из провинции. Она обожала свою новую жизнь и благодетеля-мужа, упоенно занималась покупками и обустройством дома, благодаря чему Антон Николаевич мог спокойно отдохнуть после трудового дня под очередной боевик и со стаканом хорошего виски. Детей в обоих браках он не завел, поскольку первая жена уже имела сына к моменту их знакомства и категорически не хотела новой головной боли, а у второй никак не получалось забеременеть, но он и сам не слишком рвался к отцовству в пятьдесят лет. Отдельная история приключилась в 2014-м, когда Россия вернула Крым. Отец в свои восемьдесят четыре года страшно вдохновился и с новой силой рванулся в бой за наследство Шарифуллиных, но никто и не думал отвечать на его письма. Зато их ненаглядная внучка, которая успела вырасти довольно наглой особой, заявила, что она носит фамилию Нестеренко, считает себя украинкой и уезжает в Киев бороться за свободу самостийной Украины. Сестра, которая давно развелась и как последняя дура принципиально переписала дочь на свою фамилию, ничего не смогла поделать. Короче, в их семье женщины, начиная с бабы Гали, большим умом не отличались. Антон не видел смысла вмешиваться.

Первое после отъезда Анны время он страшно тосковал, но постепенно появилось чувство свободы – жесткой, мучительной свободы и независимости. Родители притихли и не приставали с нравоучениями, вместо несчастного Коли Данилкина нашлись толковые приятели на иномарках. Деньги Антон, конечно, отдал, но купить автомобиль Коле так и не пришлось. Его накопленных тысяч при рухнувшем рубле едва хватило бы на стиральную машину.

Когда грянула чертова эпидемия, Антон Николаевич вляпался по собственной безалаберности – не привык болеть, не поверил, что какой-то жалкий новый грипп может сломить его, еще совсем нестарого, крепкого мужика. Два месяца в реанимации, воистину между смертью и любовью.

Зачем вспоминать? Наверняка Анна благополучна и счастлива в новой жизни, вполне могла снова выйти замуж. Смешно подумать, сколько ей сейчас лет. Главное, он выжил, и даже легкие практически восстановились. Правда, сколько ни пытался выполнить задание Ивана Сергеевича, не смог вспомнить пяти любовных историй из своей жизни. Честно говоря, и двух не вспомнил, только всплывали перед глазами огни в тумане, мокрый снег и тоненькая женщина с озябшими руками.

Зато вскоре появились вакцины, как и обещал веселый доктор. Антон Николаевич, чтобы избавиться от постоянных причитаний жены, раздобыл за бешеные деньги «Модерну», хотя такая молодая здоровая телка могла бы и отечественным «Спутником» обойтись. Постепенно ушла в прошлое реанимация с задохликами, почти не верилось, что пережили настоящую серьезную эпидемию.

Зато теперь грянула эпопея с Украиной. Во сне не снилось! Его единственная племянница, обожаемая родителями дуреха Саша Нестеренко, объявила, что ненавидит Россию и никому ничего не простит. С матерью она больше не разговаривала, об Антоне и бабушке с дедом слышать не хотела. Бабушка в свою очередь рыдала, дед бил тарелки и называл ненаглядную внучку предательницей. Право, в эпидемию было веселее. Тем более и вакцины, и лекарства уже изобрели, как и обещал его доктор. Правда, сам Иван Сергеевич умер в первую же зиму от острой дыхательной недостаточности. Вероятно, концентрация поражения на его работе оказалась слишком высокой –