Синеты - Мэгги Нельсон

тот цвет, а может и тот, но дома он выглядел ядовитым, просто убийственным. Это был ужасный желтый, цвет чистой ярости. Позже я узнала, что почти во всех культурах желтый сам по себе считается одним из наименее привлекательных цветов, если не самым непривлекательным. Я покрасила им всё.

83. Пытаясь продолжить тему, я купила желтый блокнот. Обложку я подписала проникновенным слоганом: Не лгите, и то, что вы ненавидите, не делайте этого. Ибо всё открыто перед небом[20].

84. Это было ужасное время и ужасная квартира, и вскоре после того, как я всё покрасила в желтый, я съехала. Я посмотрела десятки квартир и выбрала ту, где почувствовала еще в прихожей, что смогу здесь жить: дешевую и с нежно-голубым коридором. Все мои друзья говорили, что пахло в ней так же плохо, как и в предыдущей, но на пороге я нашла монету решкой вверх, да и вообще я всё равно уже там больше не живу.

85. Книжный магазин в Лос-Анджелесе, 2006 год. Я беру с полки книгу под названием «Бездонная синева». Предположив, что это трактат о цвете, я прихожу в замешательство, увидев подзаголовок: «Как женщины сталкиваются и справляются с депрессией»[21]. Я быстро возвращаю ее на полку. Восемь месяцев спустя я заказываю эту книгу в интернете.

86. Название подразумевает, что мужчины бывают на дне, а женщины – те сталкиваются с бездной. Еще одна форма возвеличивания, что напоминает мне о ночи, проведенной в бруклинской неотложке когда-то давно: загадочная хворь, жжение слева внизу живота – в приемном покое жаловалась на газы от жареной курицы женщина, на вид измученная крэком и печалью, а вовсе не газами от жареной курицы, – молодой врач попросил меня оценить боль по шкале от одного до десяти, я растерялась, почувствовав будто мне здесь не место, и сказала «шесть». «Запишите „восемь“, – сказал он медсестре, – потому что женщины всегда преуменьшают свою боль». «Мужчины всегда говорят „одиннадцать“», – сказал он. Я не поверила, но подумала, что ему лучше знать.

87. «Она [женщина] не создана для высших страданий, радостей и могущественного проявления сил; жизнь ее должна протекать спокойнее, незначительнее и мягче, чем жизнь мужчины, не делаясь в сущности от этого счастливее или несчастнее»[22], – писал Шопенгауэр. Что за женщин, хочется спросить, он знавал? В любом случае, ах, если бы это было так.

88. Как многие селф-хелп-книги, «Бездонная синева» полна чудовищных упрощений и как бы хороших советов. Каким-то образом все героини книги усваивают фразу: «Это говорит моя депрессия, это не я».

89. Как если бы можно было соскрести цвет с радужной оболочки и не лишиться зрения.

90. Вчера ночью я плакала так, как не плакала уже давно. Я плакала до тех пор, пока не состарилась. Я наблюдала в зеркале, как это происходит. Я видела, как вокруг моих глаз появляются линии, похожие на гравированные солнечные лучи; как будто смотришь на раскрывающиеся бутоны в замедленной съемке. Слезы состарили не только черты лица, но и кожу, ставшую похожей на оконную замазку. Это был какой-то ритуал упадка, который я не могла остановить.

91. Blue-eye (устар.) – «синева или темные круги под глазами от слез или по иной причине».

92. В конце концов я сознаюсь подруге в том, как сильно и часто реву. Она говорит (по-доброму), что думает, что иногда мы плачем перед зеркалом не для того, чтобы вызвать у себя жалость, но потому, что нуждаемся в свидетеле своего отчаяния. (Может ли отражение быть свидетелем? Можно ли передать самой себе смоченную в уксусе губку на трости?)

93. «На первый взгляд кажется странным, что такое безобидное врожденное поведение, как плач, может быть дисфункциональным или симптоматичным», – пишет один клинический психолог. Однако, настаивает она, мы должны принять тот факт, что бывает и просто «дезадаптивный, дисфункциональный или незрелый» плач.

94. – Что ж, как вам будет угодно. Это говорит дисфункция. Это говорит болезнь. Это говорит мое скучание по тебе. Это говорит бездонная синева – говорит, говорит, беспрестанно говорит с тобой.

95. Пожалуйста, не пиши мне снова о том, как ты проснулся в рыданиях. Я и так знаю, как ты влюблен в свои рыдания.

96. Ибо принц синего королевства является таковым, поскольку держит «печального питомца, демона меланхолии, который сопровождает его повсюду» (Лоуэлл, 1870). Так принц синего королевства становится демоном боли.

97. Теперь, я думаю, можно сказать: стеклянная бусина, может, и окрасит мир цветом, но из нее одной не сделаешь бус. А я хотела бусы.

98. Винсент Ван Гог, чья депрессия, по некоторым утверждениям, могла быть связана с височной эпилепсией, видел и изображал мир в невозможно ярких цветах. Когда его, выстрелившего себе в живот в попытке свести счеты с жизнью, спросили, почему не нужно его спасать, он ответил: «Печаль будет длиться вечно». Думаю, он был прав.

99. Спустя несколько месяцев в больнице мою подругу навещает в рамках социальной программы человек с тетраплегией как у нее. Из постели она спрашивает его: Если я останусь парализованной, сколько времени потребуется, чтобы травма стала ощущаться как обычная часть моей жизни? Минимум пять лет, ответил он. В следующем месяце пойдет четвертый год.

100. Часто бывает, что мы считаем дни, будто сам акт измерения что-то нам обещает. Но в действительности это как обуздывать невидимую лошадь. «Совершенно точно через год вы не будете чувствовать себя так же, как сейчас», – сказал мне другой терапевт ровно год назад. Но, хотя я научилась вести себя так, будто чувствую себя иначе, по правде говоря, мои чувства не очень-то изменились.

101. «Годы второй войны и десятилетия спустя были для меня ослепляющим, дурным временем, о котором я не смог бы сказать ничего, даже если бы хотел», – говорит один из персонажей книги В. Г. Зебальда «Изгнанники». Прочтя это, я опросила нескольких друзей, сколько времени, по их мнению, разделяет «ослепляющее, дурное время» и жизнь, превратившуюся в депрессивный хлам; мы сошлись на семи годах. Это свидетельствует о великодушии моих друзей – думаю, большинство американцев дали бы себе год или два, прежде чем начать тянуть себя из болота за косичку. 21 сентября 2001 года, к примеру, Джордж Буш-младший сообщил гражданам, что время скорби прошло и его сменило время решительных действий.

102. Я забочусь о подруге после аварии. Это бывает непросто, потому что иногда забота причиняет ей боль. Уже два года, чтобы посадить ее в кресло-коляску и высадить из нее, нам приходится совершать сложный маневр под названием «перебазировка». От «перебазировки» ее ноги сводит невыносимой