Марафон нежеланий - Катерина Ханжина

Прошло совсем немного времени после Олимпиады, все было таким пустынным и стерильным. Пока ее детишки ахали от музыкального фонтана и восторженно собирали гальку, я целыми днями читала и мечтала сбежать. Каждый вечер я помогала маме и еще одной воспитательнице разводить детей по комнатам. Потом мама со своей приятельницей шли на балкон – выпить по стаканчику дешевого армянского вина и пообсуждать безмятежно отдыхающих гостей. «А ведь наш-то брат только так и видит море-то», – начинала тетя Света. «Не говори… Раньше-то путевки давали всем. Меня мама каждое лето возила: и в Лазаревском были, и в Крыму, и в Прибалтике даже…» Потом шел рассказ, как в Таллине им однажды неправильно подсказали дорогу (одно из самых ярких впечатлений от их путешествия!), и долгие-долгие возмущения, что русских там не любят. Тетя Света говорила: «А где нас любят-то?» и так далее… Мне казалось, что они специально пытаются меня увлечь своими разговорами, уговаривают посидеть на балконе, чтобы до десяти вечера у меня оставалось полчаса – только быстро добежать до своего отеля мимо шумного болота, а не час на прогулку вдоль набережной. Поэтому я стала уходить сразу, не навещая их в номере. Каждый вечер у меня был час – медленно брести по гальке, смотреть на лунную дорожку и сверкающий шиком «Рэдиссон», ловить обрывки курортных разговоров и пристальные взгляды местных мужчин. Мне так хотелось быть частью отпускного потока: ездить в горы и бродить по субтропическим лесам, сидеть в стильных ресторанчиках до ночи и смеяться с кем-нибудь, вспоминая дневные приключения, лежать под фирменными отельными зонтиками и заказывать коктейли. Как будто бы я смотрела кино – сидела дома и восхищалась пальмами, загорелыми успешными компаниями из Москвы. Пока не встретила его.

Я шла по набережной, а не по гальке у кромки моря, как обычно, и смотрела на асфальт, потому что от сытых и счастливых курортников уже тошнило. Он плавно шел навстречу, как из кино про элиту: неброско, но дорого одетый, с таким уверенным взглядом, как будто знал – стоит ему щелкнуть пальцами, как тут же он получит то, что хочет. Или кого хочет.

– Замерзла?

С моря дул приятный ветерок, освежающий, но совсем не холодный. Но я шла, ссутулившись и почти обняв себя руками, готовая разреветься от бестолковых каникул.

Я даже не поняла, что он это мне говорит, с такими мужчинами я никогда не общалась. Мне казалось, для них я как грязный уличный котенок – сочувственно посмотреть и брезгливо обойти. Мы разминулись, и я поняла, что он говорил это мне – рядом никого не было. Я сделала еще пару шагов, прежде чем решиться, и, обернувшись, крикнула ему: «Да, сегодня чуть-чуть прохладнее, чем обычно». Для меня это звучало, как «я здесь постоянно отдыхаю и знаю, какая должна быть температура в девять тридцать вечера». Он уже достаточно отдалился – силуэт с идеально прямой осанкой и медленные шаги хозяина жизни. Но после моей фразы сразу же обернулся, как будто бы знал, что я отвечу. «Тогда пойдем в место, где нет ветра». Мы шли и так интересно разговаривали – на тот момент я так ни с кем в жизни не общалась. Не было вот этого: «Откуда ты?», «Пачиму такая красивая адна идеш?», «Как тебе Сочи?»… Мы как будто бы ехали на санках с горки – зацепились за какую-то забавную мелочь, а потом так легко-легко заскользили, комом собирая окрестные темы. Я влюбилась за несколько минут. Сейчас-то я понимаю, что я влюбилась не в него, а в тот факт, что такой мужчина, как он, обратил на меня внимание. Он уже вызывал такси, когда я вспомнила про мамин звонок. Оставалось десять минут. На мои «ой, я кое-что забыла дома» и «это срочно-срочно, я всего на пять минут забегу» он сначала не обращал внимания, потом подумал, что я испугалась и решила сбежать. Но я позвала его с собой, оставила у входа в корпус и быстро побежала в номер, чтобы он не пошел со мной. Девушка с трубкой пришла только через пятнадцать минут, я думала, что он уже ушел. Но он поднялся почти сразу после нее – видел, что после того, как я ушла, зажегся свет в этом номере. Он поднялся с бутылкой шампанского из супермаркета у моего корпуса, сказал, что если я голодная, то можем что-нибудь заказать. «Зачем куда-то ехать, если здесь тепло?» Вот так.

– И?

– И… я… мне было больно, я расцарапала ему плечо. А он очень разозлился из-за этого, из-за следов от моих ногтей. Тогда я поняла, что он женат, и прямо спросила. «И что?» – рассмеялся он. «Вот это наказание мне», – тогда подумала я. Сама искала какого-нибудь порочного и женатого, а когда нашла – то влюбилась. И это он мной воспользовался, а не я. Мне так захотелось его побольнее уколоть, сделать так, чтобы он хотя бы ненамного перестал чувствовать себя хозяином мира. Я не придумала ничего умнее, чем сказать, что мне всего пятнадцать лет. Очень глупо – из-за высокого роста я выглядела старше своего возраста. Тем более в номере я жила одна – односпальная кровать, один чемодан, одна зубная щетка, две пары обуви одного размера: кроссовки и шлепки. Он испугался, наверное, только на секунду. Потом отхлестал меня по щекам, пытался заставить показать паспорт, но паспорт был у мамы. Сказал, что за такие шутки людей потом не находят. И… и, когда уходил, бросил в меня пятитысячной купюрой.

– Ты ее взяла?

– Нет. То есть… я ее не выбросила. И… оставила себе, чтобы… Не знаю даже зачем. Она до сих пор лежит у меня. Просто, пока я не потратила эти деньги, я верю, что мне никто не платил за секс.

– Она у тебя с собой?

Я кивнула. Я взяла эти деньги на всякий случай, но не поменяла на доллары. Вряд ли на острове можно поменять рубли, да я и не хотела их тратить. Они были моим оберегом от влюбленности, которая выжигает внутренности и лишает возможности ровно дышать.

– Я знаю, как их потратить. Напиши рассказ об этом, так красиво, как ты умеешь. Я опубликую его на сайте, а платой за публикацию будут эти пять тысяч. Поверь, это намного дешевле, чем заплатили остальные.

– Я не знаю… У меня есть еще немного денег. – От того, насколько жалко у меня звучал голос, самой хотелось надавать себе по щекам.

– Роза, чего ты боишься?

Я помотала головой. Он подошел ко мне,