Создатель эха - Ричард Пауэрс

Он направился обратно к зданию центра и проскользнул в дверь. Приемная выглядела как стартовая линия для забега на инвалидных колясках. Вебер подошел к стойке и спросил Барбару Гиллеспи. Пульс участился, словно он совершал преступление. Секретарша вызвала Барбару по пейджеру. Вскоре женщина подошла в приемную; завидев Вебера, она напряглась. В зеленых глазах сверкало предупреждение: «Уходи сейчас же». Она попыталась сыронизировать.

– О-оу. А вот и наш спец.

Он почувствовал желание пошутить в ответ, но не стал.

– Я разговаривал с врачом из «Доброго самаритянина».

– Да? – Мгновенный профессионализм. Она догадывалась, к чему он ведет.

– Он согласился на КПТ. Я хотел бы просить вас помочь Марку. У вас с ним… хорошие отношения. Он в вас души не чает.

Она насторожилась.

– КПТ?

– Ох, извините. Когнитивно-поведенческая терапия.

Странно, что она не знала этой аббревиатуры.

– Что скажете?

Барбара невольно улыбнулась.

– Постоянно не смогу, но в целом – согласна.

Он издал лающий смешок.

– Понимаю. Я тоже часто…

Она кивнула, прочитав его мысли, не дожидаясь объяснений. Он в очередной раз поразился, какую абсурдно низкую должность она занимает, несмотря на выдающиеся способности. Но кто он такой, чтобы судить о чужой карьере? Повисла неловкая пауза; они оба вспоминали, о чем еще не успели сказать. Но ничего не приходило на ум, а сочинять Вебер не стал.

– Что же, спасибо вам за все, – сказала она. – Берегите себя.

Слова прозвучали совершенно по-среднезападному. Но вот интонация – несомненно прибрежная.

Он поспешно выпалил:

– Могу я спросить? Вы, случайно, не читали мои книги?

Она оглядела помещение, словно ища поддержки.

– Ух, я что, на экзамене?

– Нет, что вы, конечно нет.

Вебер попятился.

– А то я не успела подготовиться.

Он помахал рукой, извиняясь, пробормотал слова благодарности и выбежал на улицу. Представлял, как она смотрит вслед, пока он идет по дорожке, и чувствовал себя так, будто провалил собеседование. Ощущение для него редкое и непривычное. Утренняя тошнота преследовала его до конца дорожки.

Марк восседал на скамейке, как на троне, с двумя женщинами по бокам, в то время как небольшая группа из пациентов реабилитационного центра, сотрудников и посетителей бродила по территории его равнинного Олимпа. Венок из одуванчиков, скипетр из тополя: таким Вебер его и запомнит. За то короткое время, что Вебер отсутствовал, настроение Марка снова поменялось. Горечь от предательства улетучилась. Он поднял жезл и помахал им перед Вебером в знак благословения.

– Да прибудет с тобой удача, Вояджер. Отпускаем тебя и дальше вести неустанные поиски новых планет.

Вебер замер на полушаге.

– Откуда ты?.. Какое странное совпадение.

– Совпадений не бывает, – величественно произнесла Бонни.

– Вся жизнь – не что иное, как одно большое совпадение, – возразила Карин.

Марк хихикнул.

– В смысле? Погоди, погоди. Я хотел сказать, – он понизил голос, передразнивая властный баритон Вебера. – Я хотел сказать: «Как это?»

– Моя дочь – астроном. Ее работа – искать новые планеты.

– Чувак, – протянул Марк. – Ты мне это уже говорил.

Слова еще сильнее смутили Вебера. Бессонная ночь и горячий, липкий воздух ослабил концентрацию и расстроил память. Пора уезжать. В течение следующих трех недель у него запланировано два доклада на конференциях, а после – поездка в Италию с женой перед началом учебного года.

Карин проводила его до парковки. Ее разочарование переросло в стоическое отчаяние.

– Наверное, я ожидала слишком многого. Когда вы сказали, что мозг человека невероятен… – Она махнула ладонью перед лицом. – Я знаю. Я не к тому, что… Можете ответить на один вопрос? Только честно и без обиняков.

Вебер напрягся.

– Он меня ненавидит, да? Видимо, у него на меня какая-то глубокая обида. Раз только я такая особенная. Каждую ночь лежу в постели, пытаюсь понять, что ему такого сделала, раз он захотел стереть меня из памяти. Но ничего существенного не припоминаю. Может, просто подавляю?..

Он снова неловко взял ее за руку, как и три дня назад, когда они впервые оказались на парковке.

– Дело не в вас. Вероятно, повреждения затронули… – Теперь он говорил прямо противоположное тому, что доказывал доктору Хейзу. Умалчивая о том, что представляло для него наибольший интерес. – Как я уже говорил, такова особенность Капгра. Человек не распознает самых близких людей.

Она едко фыркнула.

– Мы удваиваем тех, кого любим?

– Что-то вроде того.

– Значит, проблема психологического характера.

Неприятное предчувствие, предположение из уст другого человека.

– Послушайте. Он не узнает не только вас.

– Неправда. Руппа-то он принял.

– Я не про Руппа. А его собаку.

Она высвободила руку, собираясь обидеться. Но потом выражение лица смягчилось – такой Вебер ее раньше не видел.

– Да. Вы правы. А Блэки он любит больше всего на свете.

У самой обочины Вебер вытянул руку для рукопожатия. Запоздало смутившись, Карин обхватила его руками. Он стойко перетерпел объятия.

– Сообщите мне, если что-нибудь изменится, – сказал он.

– Даже если ничего не изменится, – пообещала она, отвернулась и ушла.

Он снова проснулся спозаранку в дикой панике. Потолок чужой комнаты материализовался всего в нескольких сантиметрах от лица. Он втянул воздух, но легкие не расширялись. Почти половина третьего ночи. К началу четвертого он все еще пребывал в недоумении, что забыл, как рассказывал Марку о Джесс. И боролся с желанием встать и прослушать записи разговоров. К четырем утра Вебер измерил температуру, давление, пульс, частоту дыхания и подумал, что, возможно, стоит всерьез взяться за здоровье. Беспокойно проворочавшись в кровати еще некоторое время, он встал, принял душ, оделся, собрал вещи, выселился из мотеля и заранее поехал на арендованном авто обратно на восток, в аэропорт Линкольна, по тонкой, как бритва, безликой межштатной автомагистрали.

Когда самолет пересекал Огайо, ему удалось прийти в себя. Он разглядывал укрытый облаками Колумбус, представляя невидимые ориентиры под кучевым одеялом. Появившиеся треть века назад места; разросшийся городок без центра. Полуразрушенный студенческий комплекс, в котором они с Сильви снимали одноэтажный дом. Исторический центр Колумбуса, Сайото, искаженная временем немецкая деревня, район Шорт-Норт, с прекрасным букинистическим магазином, куда он повел Сильви на первое свидание. Он все еще помнил каждую улицу и, закрыв глаза, мог представить карту города перед мысленным взором.

К моменту, когда в иллюминаторе появились измятые холмы Пенсильвании, краткая интерлюдия в Небраске уже казалась не более чем мимолетным недомоганием. Когда самолет сел на посадочную полосу аэропорта Ла-Гуардия, Вебер снова был самим собой. «Фольксваген-Пассат» ждал на долгосрочной стоянке. Нестабильное, безумное движение на скоростной автомагистрали Лонг-Айленд ощущалось как никогда родным и прекрасным. А в самом конце его ждал знакомый, безликий дом.

Часть III

Нас свел Бог

Однажды, например, я наблюдал, как полевая мышь пыталась воссоздать в цветочном горшке в моем кабинете запомнившееся ей поле. Тысячу раз разновидности этого эпизода встречались мне на жизненном пути, и поскольку большую часть своей жизни я провел в тени несуществующего дерева, мне кажется, что я имею право говорить за полевую мышь.[4]

Когда животные и люди все еще говорили