Синдром неизвестности. Рассказы - Евгений Александрович Шкловский

Казалось, понимают друг друга с полуслова, хорошо и легко было вместе, как в детстве. Они снова были брат и сестра, пусть и двоюродные.

Помнила и то, как он ночью пришел к ней в комнату, как его рука скользнула по простыне, которой она накрывалась из-за зноя, не отступавшего даже ночью. От неожиданности она привскочила и, разглядев в темноте его смущенно улыбающееся, напряженное лицо, застывший, какой-то сомнамбулический взгляд, с ничуть не наигранным недоумением спросила: «Ты что?»

Он растерялся, засмущался, промычал что-то невразумительное. «Иди спать!» – приказала строго. И уже мягче добавила с материнской или, точнее, с сестринской заботой: «Поздно уже, а ты бродишь. Иди к себе». Ей и в голову не приходило, что между ними возможны какие-то другие отношения, кроме как брата и сестры.

Все это было давно в прошлом, у каждого семьи, заботы, но то, далекое, оставалось светлым воспоминанием, распространившимся даже на совсем младенческие годы: иногда казалось, что она помнит, как сидели рядышком на горшках в том самом деревенском доме.

Это уж совсем родственное, девственное воспоминание (то ли было, то ли нет) навевало ностальгическую грусть по детству, летним погожим дням, бабушке с дедушкой, отдуваемой ветерком светлой занавеске на окне, себе самой в голубеньком ситцевом сарафанчике, позже найденном в желтой картонной коробке со всякими ношеными детскими одежками, неведомо для каких нужд сохраненными стариками.

Изредка они перезванивались, коротко, чтобы не тратить деньги, но присутствие другого ощущалось вполне осязаемо, так что в периоды семейных размолвок она думала, что у нее есть в Севастополе брат, который всегда ее поймет и с которым она может поговорить обо всем, даже самом сокровенном.

Чем дольше не виделись, тем милее становился для нее образ Вени, даже в самой его неуклюжести было что-то особенно обаятельное.

Она знала, что его семейная жизнь складывается не слишком радужно: жена, учительница химии, толком не проработав и года по специальности, ушла из школы и, ссылаясь на нездоровье, больше не хотела никуда устраиваться, сын учился тяп-ляп, а окончив школу, видимо, взял пример с матери и вовсе угнездился на диване – почитывал в свое удовольствие, играл на компьютере и на упреки отца только отмахивался, хотя тот, бедный, выбивался из сил, чтобы их обеспечивать.

Когда тетка, мать Вени, позвонила и сообщила, что того сбила машина, нет, все в общем ничего, он уже оклемался, обошлось, слава богу, без серьезных травм, сам виноват, ходит не глядя по сторонам, она было рванулась ехать туда, но за массой дел так и не собралась. Тем более что брат, когда сама позвонила ему, сообщил, что он в порядке, голос полусонный, уставший, но главное – вроде действительно пронесло, пара ушибов да легкий стресс.

Потом Украина стала другой страной, отчего Севастополь стал казаться гораздо более далеким. Вене приходилось трудиться на двух работах, чтобы кормить своих сидельцев или гавриков, как он их пренебрежительно называл.

Она узнавала об их жизни больше от тетки, чем от него самого, а если говорили с ним, то голос у него всегда был осипшим и усталым. Она жалела его, но толку от ее жалости, понятно, никакого, да, скорее всего, и не нужна она была ему, если он уже столько лет жил так, как жил. Другой бы, наверно, все переиначил, а Веня – в силу своей бесхребетности (теткино слово) – тащил свой воз и не рыпался. «Как есть, так есть, – однажды сказал он и добавил: – Я по гороскопу Лошадь, так что мне на роду написано».

– Значит, ни на что другое он не годится, раз его это устраивает, – заметил снисходительно муж.

Она вспыхнула:

– При чем тут не годится? Может, он просто по душевной доброте так?

А спустя еще немало лет в Киеве началось неведомо что… И вдруг ночью, когда все уже спали, звонок от Вени, глухой, но решительный голос, возможно не совсем трезвый: «Примешь моих гавриков?» И вдогонку: «Я их сажаю на поезд…»

Все это было настолько неожиданно, что она сразу и не поняла, о чем он.

«А я на баррикады…»

Это он-то, с его ишемией и прочими болячками на баррикады? Бред, ночной кошмар…

Впрочем, там все очень быстро развернулось. Крым молниеносно стал Россией, никуда не нужно было никого отсылать, и баррикад тоже никаких, да и того разговора словно не было – они еще несколько раз перезванивались и ни разу о нем не вспомнили. Она-то, впрочем, помнила, а Веня словно и вправду тогда не в себе был. Или просто не хотел к этому возвращаться. Ну психанул, бывает. Да и немудрено. Могло бы и по-другому статься.

С Крымом, впрочем, не все ладно было. Муж качал головой:

– Плохо это! Неправильно!

Она возражала, вспоминая тот ночной звонок Вени, гавриков и несостоявшиеся баррикады:

– Правильно, неправильно, лучше, что ли, если бы там радикалы заправляли?

– Не лучше, – отрезал муж. – Только неизвестно, заправляли ли бы. А так мы – агрессоры, оттяпали лакомый кусок и вроде так и надо. Понятно, что в Киеве власть безбашенная, сами спровоцировали, только ведь это тоже не аргумент.

В чем-то он был, наверно, прав, но полностью принять его доводы она не могла, что-то восставало в ней. Ведь не случайно же Веня позвонил и даже собирался отсылать жену и сына. Ему тогда ситуация была видней, он ее изнутри наблюдал и чувствовал. И она возражала:

– Там же наши люди. – И понимала, что муж с ней не согласен. От этого в их отношениях что-то происходило, тягостное. Словно черная кошка пробежала.

Муж злился, что она не понимает, кричал про международное право, она ссылалась в ответ на растущую напряженность, жертвы и прочее.

Каждый в своем углу слушал новости и переживал в одиночку. Сходиться у телевизора избегали – могло полыхнуть.

Встречал ее не Веня, а тетка, жившая одна в двухкомнатной квартире, где Варя и должна была остановиться. Из статной пожилой женщины, какой она ее всегда помнила, мать Вени за эти годы превратилась в сухонькую старушку – старомодный платочек на голове, теплое пальто, хотя на улице было совершенно не холодно, все-таки Крым. Веня, оказывается, приболел.

Пришлось самой тащить чемодан, набитый шмотками для него и его гавриков. Может, им и не нужно было, но не с пустыми же руками ехать. Да и наверняка те не благоденствовали, как-никак Веня один работал, для подарков же подбирала самое нужное: обувь, кое-что из одежды, бритва Philips…

Сразу узнала все новости, которые в общем-то и новостями назвать