Помоги мне умереть - Наталия Лирон

День за окном умер. Внезапно она поняла, что с этого пола врачебного кабинета время изменилось и дальше длится не её, а какая-то чужая мёртвая жизнь.

В дверь постучали.

– Секунду, – громко крикнул Овербах и быстро вскочил.

Марина продолжала сидеть полуобмякшей куклой, только краем глаза видела, как приоткрылась дверь и доктор что-то торопливо сказал. Потом дверь закрылась, он подошёл к ней и подал руку.

– Надо вставать, это Егор, он волнуется.

Марина медленно поднялась.

– Я не знаю, как ему сказать. Не представляю, просто не представляю.

Колкий страх поселился внутри – она пыталась заранее увидеть лицо своего ребёнка, которому сообщают о том, что… ей и самой-то было это не выговорить.

– Если вы позволите – я сам ему скажу о диагнозе, такие вещи нужно говорить очень осторожно, даже когда есть двестипроцентная уверенность.

– Так её нет? – Марина удивилась. – И как же вы…

– Ещё раз, – проговорил он настойчиво, – нуж-но ид-ти к он-ко-ло-гу, разрушение сильное, важно понять, насколько быстро прогрессирующее, если бы были предыдущие исследования – я бы мог сравнить, но сравнивать не с чем, поэтому остаётся только предполагать. Я хороший хирург, Марина, но не онколог.

Розовые фламинго на шапочке над его бровями вытягивали длинные шеи, стоя на тонких ногах, и неизвестная мамаша-фламинго прятала маленького ребёнка-птичку под крыло. Под крыло, под крыло…

– Ладно, – кивнула она.

– Вот и хорошо. Я позову Егора.

– Господи… – Она не знала, как посмотрит сейчас ему в глаза.

– Если хотите, я могу сказать ему это наедине.

– Нет, – она стиснула зубы, – я буду рядом.

– Хорошо. – Он встал и открыл дверь. – Егор, заходи.

Они оба молчали, когда ехали в такси. Говорить было невозможно, да и что сказать? О чём? Как? Сидели по разным сторонам и смотрели каждый в своё окно. Вдруг Егор обернулся:

– Мам, а можно мы покатаемся по городу? Просто так. По набережным и Петроградке? Это очень дорого?

– Нет. – Она придвинулась ближе к водителю, рассказывая новый маршрут.

Ориентиры исчезли – что теперь дорого? Что дёшево? Какова цена деньгам? Какова – времени?

Утро скомкалось и затолкалось прохудившимся лоскутом в тёмный угол сознания. Сейчас Марина смутно вспоминала, как ехала с сыном на своей синенькой машинке и они весело орали во всё горло, бездарно и фальшиво подпевая радио. И им было хорошо.

Приходили СМС-ки и звонки, сыпались в кучу. Она даже не посмотрела, от кого, и выключила телефон. Это было не важно. «Фольксваген» остался на больничной стоянке. Или Дима сегодня заберёт, или она завтра – всё равно. Холодный день накатывал на неё чёрным беспощадным солнцем.

«Надо собраться, надо собраться, надо собраться, – она повторяла это как заклинание, как молитву, – это всё ещё не точно. Овербах сам сказал, что не онколог и нужно другое мнение, может быть, ещё всё будет хорошо».

Она пыталась себя уговорить, отсрочить, отделаться от неизбежности, наваливающейся на неё каменными плитами будущего, под которыми не сдюжить, не выжить.

«Господи, помоги… Может, в церковь зайти?»

Ни сама Марина с Димой, ни их родители никогда не были верующими. Впрочем, неверующими они тоже не были – как и все, пекли куличи на пасху и праздновали рождество, но в храмы не ходили. «Господи, помоги…»

Они катались с час по проспектам и закоулкам, выезжая на набережные к Авроре, к мостам, и Егор заворожённо глядел в окно, впитывая глазами город, в котором родился и вырос, так, будто видел впервые.

– Надо бы натуру порисовать, – мечтательно сказал он, – улиц и людей.

– Можем это устроить. – Марина спросила с сомнением: – Детёныш, ты понял, что сказал Овербах?

– Угу. – Он смотрел мимо в окно.

– Просто ты такой спокойный. – Она удивлялась.

– Это, наверное, не дошло ещё. – Егор пожал плечами и всё-таки перевёл взгляд на неё. – Я Даньке сам скажу, ладно?

– Ладно.

Они заворачивали к дому.

– И Гуле тоже сам скажу, – его голос дрогнул, но быстро выправился, – и папе.

Машина остановилась у парадной.

– В смысле? – Данила переводил взгляд с брата на маму и обратно. – Я не понял. Ты это серьёзно?

– Угу. – Кажется, Егор стеснялся.

Он как-то внезапно стал очень важным. И к этому не привык. Ему всегда больше нравилась тень, в которой он мог спокойно находиться с самим собой – рисовать, что-то придумывать, и никто ему не докучал.

– Погоди, – Данька всё ещё сомневался, – это как? – Он посмотрел на Марину. – Мам?

– Всё так, – подтвердила она, склонив голову, – сегодня буду звонить онкологу и назначать встречу.

– Хрень какая-то! – Данила тряхнул головой. – Просто хрень! – И посмотрел на брата. – Ты как вообще?

Тот пожал плечами и немного стушевался.

– Не знаю пока. Может, это… умру.

Егор сам произнёс слово, которого все боялись. И оно упало в Марину огненным камнем, обжигая всё внутри.

– Ну, знаешь ли, с этим мы пока погодим, – она попробовала беспечно улыбнуться, – ничего не изменилось. Вы пока обедайте, кстати, и пирог с чёрной смородиной и рикоттой тоже всех ждёт. Я дозвонюсь врачам, а там видно будет. Умирать он собрался! – Она весело хмыкнула, встала, потрепала его по светлому чубу и, выходя из комнаты, бросила: – Марш на кухню, нечего тут рассиживаться и обмусоливать всякую ерунду. Ничего такого особенного, между прочим. И вообще, всё будет хорошо.

Кажется, от этих слов и Егор, и Данька чуть приободрились, и действительно оба встали и поковыляли на кухню, каждый прихрамывая на свой лад.

– Ну тутор тебе же жёсткий сняли? – услышала Марина из коридора вопрос старшего.

– Ага, вот, смотри, мы ж с мамой заранее мягкий купили.

Марина услышала, как на кухне открылась дверца холодильника, и закрыла дверь спальни. Тихо и почти одновременно.

Мгновенно, не отдавая себе отчёт, она рухнула на постель, подмяла под живот подушку и свернулась улиткой.

«Соберись, соберись, соберись!» Она твердила себе так же, как говорил ей Овербах, одетый в нелепые лягушки.

Её вдруг повело в сон.

«Не спать!» Марина выпрямилась, вопросительно посмотрела на безликий молчащий потолок, будто искала там ответ, но ответов там не было.

Села рядом в кресло и достала наконец из сумочки мобильник. Удивительным образом позвонили все, включая Димину мать. И написали все.

«Успеется».

Первым делом она позвонила детскому онкологу, но трубку никто не взял и включился автоответчик, она подробно надиктовала исходные данные – кто, что, какой предполагаемый диагноз и по рекомендации от кого.

Второе… Она выдохнула и набрала Семёна.

– Привет, дорогая моя пропажа Марина! – По голосу было слышно,