снарк снарк: Чагинск. Книга 1 - Эдуард Николаевич Веркин

меня двоюродный брат есть, — сообщил Шмуля. — Он гидролог.

Хазин полез вверх, оскальзываясь на ступенях и замирая. Роман, брякая саблей, карабкался вслед за Хазиным.

Хазин добрался до второго этажа, пнул раму ботинком, и окно оказалось подозрительно не закрыто; я подумал, что Хазин нарочно не закрыл с утра окно, чтобы проникнуть сюда ночью, чтобы посмотреть говорящего кота.

Я поставил ногу на нижнюю ступеньку лестницы. Скользкая.

— Витя, залезай скорее, а то опять кто-нибудь припрется.

Я полез.

Я хотел написать про зомби и стать счастливым человеком. Они меня подвели.

Звякнуло стекло, Хазин и Шмуля проникли в библиотеку.

— …Моя прабабка проглотила десертную ложу, — рассказывал Хазин. — Она ела творог с медом, а тут кот как раз. Он прыгнул, а прабабка испугалась и подавилась, эта ложка застряла у нее в глотке…

Я попробовал залезть в библиотеку, но с первого раза не получилось, нога поехала по подоконнику.

— А ее отец сунул руку ей в горло — и достал…

Родственник Хазина руку в горло — и достал серебряную ложку, ни зомби, ни вампиров, эти твари ни в какую не приживались на наших суглинках.

— С тех пор моя прабабка даже в сортир ходила с молотком. От кота отбиваться. Шмуля, послушай, дай саблю.

— Зачем?

— Ну а вдруг… кто прыгнет…

— На.

Я проник в здание.

— Этот кот и на меня часто набрасывался… — рассказывал Хазин, разглядывая саблю. — Мерзкая такая тварина… Ручаюсь, он необычайно опасен…

Хазин размахнулся саблей и сшиб со стеллажа подшивку «Чагинского вестника».

— …Лезешь в подпол, а он подстерегает, говорит, что ты сука и кулераст… — Хазин ткнул саблей в «Настольный справочник почвоведа». — Выходи! Выходи, будь мужиком…

Хазин размахивал саблей.

— Сейчас… Сейчас я тебя приглажу…

Со стеллажей падали книги и подшивки, Хазин не унимался, пытался зарезать невидимого кота.

Из-за стеллажей осторожно появился Шмуля. Зевнул, сел на пол и сказал:

— А я в филармонии работал.

— Да не можешь ты в филармонии, — возразил Хазин. — Таких не берут… Тише! Вон он, в стеллаже… получи!

Хазин так старался, что я тоже начал наблюдать некоторого кота. Луна желто светила в окна отдела справочной литературы, и от книг и полок по комнате расходились многочисленные тени. Они складывались в причудливые аппликации, в черно-желтые зебры, за полосами которых вполне мог прятаться кот и еще три кота.

Хазин не унимался:

— Они всегда преследовали нашу семью… Всегда присылали предупреждающий знак — что-то железное… Несколько шариков от подшипника, гайку, цепочку… А сегодня я получил железного клопа… Она одна из них, эта Маргарита…

— Ее зовут Маргарита?

— Маргарита. Ее дочь работает в парикмахерской, а муж коммерсант… у него продажа пил…

— Я редко пью…

— Кажется, он слабовидящий. То есть почти слепой, представляешь? Слепой.

— Все так или иначе слепы. Но некоторые слепее других.

— Но некоторым везет.

— Многим везет, однако они этого не понимают.

Я закрыл глаза.

— Оладьи народов мира… Целый справочник…

— Пельмени народов мира… там, на третьей полке.

— У каждого народа свои пельмени…

— Проклятый кошак обожал пельмени, однажды я забыл на столе кастрюлю — и он сожрал три порции…

Хазин замолчал. Стало тихо. Я открыл глаза. Хазина не было.

— Хазин, ты где? — спросил я.

Мой голос утонул в бумаге. Хазин не отозвался. В окна продолжала светить луна.

— Хазин!

— Его нет…

Шмуля.

— А где он?

— Не знаю… — всхлипнув, ответил Шмуля. — Он куда-то делся…

— Он куда… Куда он делся, я его только что видел…

— Ты уже два часа в отрубе, — сообщил Шмуля. — А Хазика нет… Я думал, его делами завалило, но его нет…

Шмуля издал тяжелый протяжный звук.

— Что с тобой?

Кажется, Шмуля плакал.

— Что тут случилось?

Точно, плакал. Словно подавившись десертной ложкой.

— Ро… ма… — я пытался думать, это не получалось. — Что случилось?

Я наконец его увидел. Он сидел возле стеллажа. Кажется.

— Что произошло?

— Несчастье… — сказал Шмуля.

Несчастье.

Холодно. И тошнит.

— Несчастье стало с нами в эту ночь… — повторил Шмуля.

Да пребудет с нами Хьюман Райте Вотч.

Глава 5. Королева Ямайки

Я обнаружил, что завален старыми изданиями с ближайшего стеллажа, по мне рассыпались справочники и другие книги, брошюры, прочие методички, под рукой оказалось наставление «В помощь молодому агроному», на обложке которого красовался чернильный отпечаток кошачьей лапы. Если неуловимый ночной кот все-таки имел место в отделе справочной литературы, то вспомнить его я не мог. Вполне может, это был более ранний след или след другого кота, не вчерашнего, или… Скорее всего, это был всецело посторонний кот.

Я потрогал пальцем лоб и обнаружил небольшую вмятину. Непонятно… Голова болела. Я отшвырнул брошюру в сторону окна и огляделся тщательнее.

На животе у меня лежал раскрытый учебник немецкого языка для пятого класса: Шрайбикус призывал советских пионеров посещать Карлмарксштадт и поступать в университет имени Гумбольдта. Я отметил, что Шрайбикус с утра сильно напоминает Хазина, тоже с фотоаппаратом, в очках, но не в берете. Шрайбикус мне в школе нравился, он был жизнерадостный и всегда напоминал о том, что каникулы неизбежны.

И я всегда завидовал его хорошему настроению. Интересно, что теперь с ним стало? Он ведь осси и, скорее всего, спился в депрессивном пригороде Штутгарта на пару с Ади — с тем, кто хотел делать с нами и делать лучше нас. Хотя, если честно, Ади и тогда выглядел алкашом.

Я почувствовал обычную похмельную печаль и обычное отупение и сел. Интересно, многие ли думают про Шрайбикуса? Миллионы людей видели его в школе, не может быть, чтобы выросли и забыли…

Голова неприятно кружилась, из-под соседнего стола торчали ноги в вызывающих сафьяновых сапогах. Друг Шмуля, вспомнил я. То есть Роман Большаков, козак, певец, фланкировщик, моторний хлопец. Две поллитры в один глаз — и «любо, братцы, любо».

— Рома, ты живой? — спросил я на всякий случай.

— Я жив, — ответил Роман.

Но, кроме голоса, других признаков не подал.

— А где Хазин? — спросил я.

— Хазик… Он там, в углу…

Роман указал носком сапога, я окончательно убедился, что козак жив.

Я подтянул ноги, перевалился на бок и, покачиваясь, поднялся. В углу Хазина не было, гора газет, журналы, энциклопедии.

— Он в углу наблевал, — с трудом уточнил Роман. — Я ему советовал в окно, но ему под окном кто-то чудился… Там был кто-то… Он полез с ним разговаривать… Кажется, он вывалился…

Хазин вывалился в окно. Хорошо.

Я собрался с силами и выглянул из окна.

На асфальте у стены никаких следов Хазина не наблюдалось. Я не понял, испытал ли облегчение.

— Надо поработать, — сказал