Истории, которые смеются сами - Олег и Тимофей Антоновы

Тыква погасла на секунду.

— Это значит «нет», — сказал Мишка.

— Или «ты отвратителен», — добавила Шурочка.

Третьим — Тимоха.

— Тыква, если ты меня понимаешь, мигни один раз.

Тыква мигнула.

— Она мигнула! — закричал Тимоха. — Она мигнула!

— Может, это просто ветер? — сомневался Шустрик.

— Нет, — сказала Марианна. — Это ответ.

Тыква заговорила не словами, а светом.

Сначала — мигнула один раз: «Да».

Потом — три раза: «Я устала».

— Устала? — переспросила Шурочка.

Тыква кивнула (если тыкву можно представить кивающей).

— От одиночества, — сказала Марианна. — Она хочет, чтобы с ней разговаривали.

— А не просто поливали чаем, — добавил Тимоха.

С тех пор каждый день кто-то приходил к тыкве:

рассказывал новости, читал стихи, играл на мёд-квас-бубне.

А тыква светилась всё ярче.

«Замечено

если растение светится — значит, оно не просто живёт.

Оно чувствует.

А если ты с ним говоришь — ты не просто хозяин огорода.

Ты — сосед по миру».

— Шурочка, запись №8

Глава 9. Проклятие Чёрного Котла

Однажды лес погрузился в тьму.

Не просто ночную.

Глубокую.

Плотную.

Как будто ночь решила остаться навсегда.

— Это не нормально, — сказала Шурочка. — Ночь — не враг. Она — друг тех, кто боится быть услышанным.

— А если она ушла? — спросил Шустрик. — Может, мы её обидели?

— Ты? — усмехнулась Шурочка. — Ты кричал на неё, что она «слишком мрачная».

— Это было в шутку! — возмутился Шустрик. — Я же не знал, что она слушает!

Группа решила разобраться.

· Шурочка взяла блокнот и увеличительное стекло (на случай, если тень оставила следы).

· Тимоха — самокат и фонарик (чтобы не потеряться).

· Мишка — бочонок мёда (на случай, если станет страшно).

· Шустрик — рогатку (на случай, если кто-то скажет, что он не главный).

· Колюша — карту подземных тоннелей (он единственный знал путь).

Тоннель был узким.

Тёмным.

И полным шёпота.

— Это голоса? — спросил Шустрик.

— Это тени, — сказал Колюша. — Они не говорят. Они чувствуют.

В конце тоннеля — Чёрный Котёл.

Старый.

Покрытый пылью.

Без ручек.

— Это он? — прошептал Тимоха.

— Это он, — сказала Шурочка. — Проклятый котёл, который поглотил свет.

Шустрик хотел шутку:

— Эй, котёл! Почему ты чёрный? Потому что боишься, что тебя помоют?

— Шустрик, нет! — остановила Шурочка.

Тогда Марианна вышла вперёд.

Не громко.

А в темноте.

Каждое движение — как признание.

Каждый поворот — как «я здесь».

И в самый красивый момент — она упала в тень.

— Это называется «приземление в сердце ночи», — донеслось из темноты.

Котёл задрожал.

И вдруг — заговорил:

Я не был проклят.

Я был забыт.

Меня боялись, потому что я чёрный.

А когда боятся — перестают смотреть.

А когда не смотрят — становится темно.

Но не потому, что я злой.

А потому, что я одинок.

Шурочка подошла к котлу.

— Мы не хотели тебя бояться, — сказала она. — Мы просто… не знали, как с тобой говорить.

Котёл замер.

Потом — зашипел.

ЦА-ЦА-ЦА-ЦА!

БУМ! — лопнул шарик.

И изнутри вырвался свет.

Тёплый.

Яркий.

Как рассвет.

Замечено

если ты боишься тьмы — не гони её.

Поговори с ней. А если она ответила — значит, ты не один.

А если рядом толстая кошка в розовом платье упала в тень — значит, свет вернётся».

— Шурочка, запись №9

Эпизод: Марианна против науки

— Это называется «вторжение в личное пространство», — сказала Марианна, глядя на Шустрика.

Он стоял у её шатра с рогаткой, наполненной… чем-то липким.

— Это называется «эксперимент», — ответил он.

— Я проверяю, как мёд реагирует на розовую ленту.

— Это называется «хулиганство», — сказала Шурочка.

— Это называется «документальный фильм», — раздался голос.

Все обернулись.

Перед ними стоял Бородач — лесной хроникёр с камерой на плече.

— Я снимаю: «Как наука уничтожает искусство».

— Это не уничтожает! — возмутился Шустрик. — Это… расширяет границы!

— А границы моей ленты уже расширены, — сказала Марианна, стряхивая мёд.

— Прости, — сказал Шустрик. — Я не знал, что это священный артефакт.

— Это просто лента, — сказала она. — Но она символ.

— Символ чего?

— Символ того, что падать можно с достоинством.

— А я думал — это мода, — пробормотал Шустрик.

Бородач опустил камеру.

— Вы правы, — сказал он. — Иногда нельзя снимать душу. Только то, как она проявляется.

Замечено

если наука не спрашивает разрешения — она превращается в шалость.

А если искусство не смеётся — оно становится пылью.

А если толстая кошка в розовом платье теряет ленту — значит, кто-то должен её вернуть».

— Шурочка, запись №9.1

Глава 10. Когда свет ушёл

Однажды утром лес проснулся под странный звук.

А точнее — под не-звук.

Ни птичьего пения.

Ни шелеста листьев.

Ни даже шуршания ежа под кустом.

И, что самое страшное, — ни одного луча света.

— Это… тьма? — спросил Шустрик, приложив лапу ко лбу. — Что за странное заклятие?

— Это не заклятие, — сказала Шурочка, доставая блокнот. — Это — испытание.

«Замечено: если свет уходит не вечером, а утром — значит, он не ушёл. Его забрали».

Друзья собрались у старого пня.

Солнце не взошло.

Но и ночь не закончилась.

Лес завис в серой пелене, как будто кто-то накрыл его прозрачным колпаком.

— Может, это туча? — предположил Тимоха.

— Тучи не едят свет, — сказала Марианна. — А это — съело.

— Я видел такое в фильме, — сказал Шустрик. — Это был гигантский кальмар!

— Или просто туман, — сказала Шурочка. — Только очень злой.

Михаил Потапыч вышел вперёд.

— Я пойду один.

— Ты же боишься темноты, — напомнил Тимоха.

— Я боюсь, что вы останетесь без мёда, — ответил Мишка. — А это страшнее.

Группа отправилась в путь.

· Шурочка — с блокнотом и увеличительным стеклом (на всякий случай),

· Тимоха — с самокатом и фонариком (на случай, если свет вернётся внезапно),

· Михаил Потапыч — с бочонком мёда (на случай, если свет проголодался),

· Шустрик — с рогаткой (на случай, если кто-то скажет, что он не главный),

· Колюша — с картой подземных тоннелей (на случай, если свет ушёл под землю),

· Марианна — с розовой лентой на ухе (на случай, если придётся падать с достоинством).

Они шли молча.

Серая пелена сгущалась.

Даже голоса стали тише, будто боялись быть услышанными.

На краю леса, где раньше росла старая ель, теперь зияла чёрная дыра.

Не глубокая.

Не страшная.

Но — глотающая свет.

Внутри — тишина.

И одна-единственная надпись на коре:

«Я не враг. Я — тень, которую никто не позвал».

— Это… знак? — спросил Шустрик.

— Это признание, — сказала Марианна. — Кто-то чувствовал себя невидимым.

— А теперь он сделал всех невидимыми, — добавила Шурочка.

— Давайте поговорим с ним, — сказала Марианна. — Но не словами.

— А как? — спросил Шустрик.

— На языке тела.

Она вышла вперёд.

Закрыла глаза.

И начала танцевать.

Не ярко.

Не быстро.

А медленно, как будто рассказывала историю.

О том, как важно быть собой.

О том, что тень — не пустота, а часть целого.

О том, что даже если тебя не видят — ты всё равно существуешь.

И в самый красивый момент — упала в тень.