Сакура любви. Мой японский квест - Франсеск Миральес

Японию? Приехал сюда умирать, никому не известный, чтобы близкие никогда не смогли найти его тело? Наверное, в какой-то момент он уничтожил свои документы. Это был лишь один из вариантов развития событий.

Я мог понять, чем эта история поразила Амайю, вынужденную остаться и вести борьбу с болезнью то в больнице, то дома. Борьбу, которую она проиграла.

Вновь накатила тоска, но тут мое внимание привлек пассажир с европейскими чертами лица; мы ехали с ним в одном вагоне, заполненном в основном японцами. Он был худым и долговязым, из высокого воротника свитера торчала голова с ежиком темно-русых волос. Угловатое лицо показалось мне знакомым, но я никак не мог вспомнить, где его видел.

В течение нескольких минут мое внимание перескакивало с безграничного городского пейзажа на этого типа, который, мельком бросая взгляды в окно, царапал что-то в блокноте – похоже, делал заметки для репортажа.

В какой-то миг в голове у меня щелкнуло. Дабы проверить свою догадку, я убрал книжку о Кузнеце в сумку и достал «Гика в Японии». Одного взгляда на обложку хватило, чтобы убедиться: европейского вида попутчик был ее автором.

Эктор Гарсиа отвел глаза от окна, будто красный цвет переплета, расчерченного на квадраты с фотографиями, привлек его внимание. Заметив, что я смотрю на него, он поднял большой палец, словно говоря: «Да, это я».

Никогда в жизни я не был ничьим фанатом, но тут вдруг почувствовал непреодолимое желание попросить у него автограф. Раз уж судьбе было угодно свести нас в одном вагоне, несмотря на бесчисленное количество других вариантов, нельзя было упустить свой шанс.

Усевшись перед ним, я протянул книгу. Казалось, он вовсе не был раздосадован, что его уединение нарушили. Пока он ставил подпись, мне пришла в голову мысль, что его несколько скованная поза и сдержанная мимика типичны более для японца, нежели для уроженца Средиземноморья.

Мне представилось, будто он возвращался на этом поезде из поездки к своим близким.

Эктор Гарсиа не поинтересовался, откуда и куда я еду, так что правила вежливости требовали от меня встать и вернуться на место, но я не удержался от вопроса:

– Ты пишешь в блокноте следующую книгу?

С подобием улыбки он серьезно ответил:

– Не знаю, получится ли из этого книга… пока я только записываю разные штуки.

«Штуки… – повторил я про себя. – Это как ничего не сказать. И Кузнец записывает штуки. Вопрос в том, какого рода штуки».

Словно прочитав мои мысли, он вдруг добавил:

– Всякие вещи, которые я узнал после тридцати… Когда мне исполнилось тридцать, я записал тридцать уроков, усвоенных мной за эти годы. Это было давно, а теперь я фиксирую то, чему научился за последнее время. И намереваюсь делать так каждый год, – заключил он.

Задумавшись, я осознал, что вряд ли смогу назвать восемнадцать вещей, которые усвоил с момента появления на свет божий. А разве человек приходит в этот мир не для того, чтобы учиться?

– Мне бы очень хотелось узнать хоть одну из этих тридцати вещей, которые ты понял, – отважился я.

Нана (7)

七

Эктор глубоко вздохнул, словно стараясь извлечь эти жизненные правила из глубин своей памяти, и начал:

– Одна из самых важных вещей, которым я научился, – никого не критиковать. Совершенно бесполезное занятие. Хочешь быть счастлив – сосредоточься на том хорошем, что есть в людях. А следующее мое открытие – перемены будут сопровождать тебя на протяжении всей жизни… Если ты собираешься улучить спокойный момент, чтобы что-то сделать, то будь готов к тому, что тебе придется осуществлять задуманное, свою безумную идею, в эпицентре бури перемен.

Мне вспомнился Кузнец, возможно уже погребенный в безымянной могиле на каком-нибудь японском кладбище с непроизносимым названием.

– Опыт имеет большое значение, – продолжал Эктор, – потому что память о пройденных дорогах придает уверенности. Но порой следует забыть про опыт и довериться интуиции. Еще одно из записанных мной правил гласит, что ты можешь позволить себе не спешить, если будешь каждый день делать шаг к своей цели, пусть даже самый маленький шажочек. Японцы называют это кайдзен[11]. Вот, например, чего от жизни хочешь ты сам?

– Не знаю… Как бы странно это ни прозвучало, я приехал в Японию ради исполнения мечты другого человека. Я даже живу на чужие деньги. Разве это не странно?

– Как посмотреть… Ты любил этого человека?

– Очень. Она была моей лучшей подругой. Но ее уже нет, и мне безумно…

– Не стоит жалеть, – прервал он. – Лучше любить и потерять, чем не любить вовсе. Это еще один закон.

Все эти мысли вихрились и сталкивались у меня в голове, как резиновые шарики, отскакивающие от стенки. Вряд ли мне удастся много запомнить, но меня это не волновало. Редкая удача – вести беседу с самим автором «Гика»! Кроме того, я надеялся, что озвученные им жизненные правила сохранятся в безднах моей памяти и в нужный момент придут на помощь.

– Я тебя не утомил? – поинтересовался Эктор.

– Вовсе нет! Я бы с радостью еще послушал о том, что тебе удалось узнать.

– Некоторые вещи кажутся самоочевидными… – пробормотал он. – Но это не значит, что нужно ими пользоваться каждый день. Например, важно понять, что иметь время намного важнее, чем иметь деньги. Если вдруг обанкротишься, всегда остается шанс, что в один прекрасный день ты вновь разбогатеешь, но потерянный день уже не вернешь никогда.

– С этим я согласен. Но что означает для тебя потерянный день?

Эктор, поколебавшись, ответил не сразу:

– День потерян, если ты ничему не научился, даже если в результате ошибся.

– Это как?

– Совершать ошибки – это лучший способ учиться, при условии, что ты не станешь повторять их из раза в раз.

Ясно, что сейчас прозвучало еще одно жизненное правило. Собственно, я уже сбился со счета, сколько их прозвучало.

– Еще до того, как мне исполнилось тридцать, я пришел к любопытному выводу насчет проблем, которые больше всего на нас давят. Видишь ли, самые сложные и тяжелые проблемы в твоей жизни ты все равно не решишь, как бы ни старался. Лучшее, что ты можешь сделать, – успокоиться и не переживать по их поводу. А кроме того…

Эктор сделал паузу, отвлекшись на картинку за окном: мы проезжали мост, и по нему бежал сломя голову какой-то клерк с портфелем.

– Вещи, которые сейчас представляются тебе самыми важными, те, которые держат тебя в чудовищном напряжении, с течением времени покажутся сущей ерундой. Таким образом, если с серьезными проблемами ты ничего поделать не можешь, а мелкие – это абсолютная чушь,