Та, которой нет - Маша Ловыгина

перед дверями своей будущей комнаты, эта похожая на нее девочка, вскинув голову, отделилась от группы подруг и подошла прямиком к Владе.

— О-хре-неть! — воскликнула она, уперев руки в бока.

— Иволгина, — воспитатель, которая привела Владу, погрозила пальцем, — опять словечки твои!

— Пардон, мадам, — тут же исправилась Иволгина и сделала дурашливый книксен, который, однако, не был лишен изящества.

Девочки из компании захихикали. Они были разновозрастными и разномастными. Все знали, что рано или поздно расстанутся, разъедутся по другим детским домам. Кому-то повезёт больше — объявятся родственники, но это случалось редко. Лучшим вариантом было оказаться на новом месте с кем-то из своих друзей.

Вот если бы дед подсуетился раньше, поднял бы зад с дивана и отвлёкся от своих талмудов, то Влада могла бы вообще не оказаться в приюте. Но, с другой стороны, дед уже много лет жил своей жизнью. Так был ли смысл рыдать над своей судьбой? Как ни крути, а родные люди. Хоть и не близкие. Именно так Влада научилась мириться с обстоятельствами и держать свои эмоции в узде.

Воспитательница показала Владе кровать и тумбочку, велела устраиваться, а остальным не мешать.

— Чего молчишь? — спросила Иволгина, следя за тем, как Влада раскладывает свои пожитки на полке.

— Боюсь, — просто ответила Влада, подняв голову.

Иволгина была с ней одного роста и смотрела прямо в глаза такими же серыми, правда, с вкраплениями зелёного, глазами. И волосы у неё тоже были русые, только заметно светлее, чем у Влады.

— Ну ладно, не ссы, — усмехнулась Иволгина и протянула руку. — Станислава.

— Вла… Владислава, — немного заикаясь, представилась Влада.

— Охренеть! — Рукопожатие Иволгиной было таким крепким, что Влада потом ещё долго чувствовала его на своей коже.

4

Жить по правилам и расписанию было привычно для Влады, хоть порой и хотелось возразить и показать своё «фи». Но одно дело возражать родной бабушке и совсем другое — воспитателю. Впрочем, она быстро переняла привычку остальных выкраивать для себя необходимое время. Ей оно нужно было для чтения, благо, это поощрялось. Библиотека в приюте была большая и постоянно пополнялась новыми книгами от спонсоров. Пару недель Влада даже уроки делала там, избегая лишних встреч и разговоров. Стася жила в соседней комнате с двумя другими девочками и после знакомства не особо проявляла интерес к Владе. Но сама Влада наблюдала за ней, прислушивалась к разговорам за стенкой, к громкому смеху. Видела, что к Иволгиной постоянно ходят в гости и подолгу засиживаются, пока дежурный воспитатель не разгонял компанию. В коридоре она слышала боевое: «Пока, Стасян!», словно Стася была не девочкой, а дворовым пацаном.

Соседка Влады, одиннадцатилетняя Оля, рассказала, что Стаська — из «своих» — таких же, как она, социальных сирот, чьих родителей лишили родительских прав. У Стаси Иволгиной была только мать-алкоголичка, и Влада поразилась тогда этому открытию. В её понимании, дети алкоголиков выглядели иначе — у них должны были быть маленькие водянистые глазки, низкий лоб и дебильное выражение лица. Так, во всяком случае, говорила бабушка. Но Стася была другая — красивая, яркая, словно только что сошедшая с глянцевой обложки журнала. И это при том, что они были похожи. Просто на фоне Иволгиной Влада чувствовала себя лишь затертой черно-белой копией.

Как-то, проснувшись раньше обычного из-за тяжёлого мутного сна, Влада на цыпочках, чтобы не разбудить соседок, вышла в общий коридор и встала у окна. Утро было хмурым, влажным, осевшим на оконных стёклах в виде мелкой мороси. Но батареи топили хорошо, поэтому Влада не накинула кофту. Она посмотрела вниз и вдруг увидела Иволгину, стоявшую у низкого турника. Во дворе таких турников было несколько, разной степени высоты, и в дневное время они постоянно были кем-то заняты.

Стася была в тонкой курточке и старых леггинсах с вытянутыми коленками. Белокурые локоны выбивались из-под вязаной шапочки и свешивались вдоль её узкого лица. Иволгина стояла лицом к зданию и смотрела прямо перед собой, держась одной рукой за перекладину, а вторую отведя полукругом в сторону. Её голова на длинной шее медленно разворачивалась параллельно плечу и через пару секунд так же медленно возвращалась на место. Рука делала плавное движение сначала вниз перед собой, а затем легко взмывала вверх. И в тот же момент нога легко отрывалась от земли и взлетала вертикально.

Влада замерла в немом восхищении. Она уже не видела этих старых штанов и заношенной курточки. В её фантазии Иволгина предстала перед ней в балетной пачке и в удивительном головном уборе из коротких белых перьев.

— Она уже час занимается, — рядом с Владой остановилась ночная воспитательница. — И так каждый день. А ты чего не спишь? Ещё полчаса.

Влада не ответила.

— Иди, иди, не стой здесь, — произнесла воспитатель и, зевнув, пошла по коридору, прислушиваясь к тому, что происходит за дверями комнат.

За завтраком Влада всё время посматривала в сторону Стаси. Та, не глядя в тарелку, загребала кашу ложкой, отправляла ее в рот и, чуть склонившись над столом, умудрялась при этом что-то негромко рассказывать подругам. Те таращили глаза, переглядывались, совсем забыв про еду, и Влада ощутила непреодолимое желание узнать, о чём же они говорят.

Первым был урок русского и литературы. Программа явно пробуксовывала в сравнении со школой, в которой училась Влада до этого. Обучение проходило во втором крыле здания, потому что остальные, обычные, школы находились в нескольких кварталах от приюта. И это было удобно, хоть и превращало каждый день в «день сурка». Влада планировала вернуться в свой класс, когда ситуация с приютом как-то разрешится. Ей почему-то казалось, что пребывание в детском доме временное, пока не оформятся все документы, и люди не поймут, что она вполне себе может жить одна.

Стася отвечала у доски, но Влада почти не слушала её. Следила за движением рук, наклоном головы, взмахом длинных ресниц…

— А вы как считаете, Белогурова?

Влада, мотнув головой, уставилась