История в стиле fine - Михаил Сергеевич Шахназаров

жизнь. Под зад коленом, и вали». Ерунда. Если бы можно было, они бы детей оставляли в роддоме. Для них есть функция – родить. И есть обязанность воспитать. Не выполнишь обязанность – посадят. И они воспитывают роботов. Поэтому дети живут с ними до восемнадцати. Дауны и олигофрены – несколько дольше.

Еще я понял, что здесь нельзя высовываться. Выпрыгивать можно, а высовываться нельзя. Если ты выпрыгнул успешно – можешь достать до вершины, и тебя зауважают. Если грохнешься – сделают вид, что не обратили внимания. Ты ведь попытался. Попытка – это уже шаг. Могут подать руку (что здесь небывалая редкость). А вот если начнешь высовываться – могут не понять. У них нет половинчатого образа. Полутон – только в кофе с молоком. Остальное четко и не расплывчато.

Их максимализм – в очертаниях и высоте небоскребов; минимализм – в убожестве души. Все неодушевленное у них огромных размеров. Взять те же улыбки. Но если бы они умели рожать лялек величиной с Кинг-Конга, мир бы давно был заселен гигантами. И главное для них – антураж.

Со мной работает Стив. Он здесь родился. Я его спросил:

«Ну, ты сходил вчера в кино с Джун? Как фильм?»

Знаешь, что он ответил?

«Алекс, они поставили новый потрясный экран, усовершенствовали Dolby Surround. Просто класс! Был такой драйв, что я сожрал целое ведро поп-корна!» – о кино ни слова.

Конечно, они не все такие. Но большинство. Гоша развелся с Наташей. Американско-еврейская трагедия. Она действительно нашла богатого штатника и не устояла перед соблазном. Мне Гошу жалко. Ты бы его просто не узнал. Он съежился, стал молчаливым, погряз в комплексах. Он ее до сих пор любит и проклинает отъезд. Рога, которые она ставила ему еще в Риге, он списывает на ошибки молодости…

Хозяин мною доволен. Говорит, что обязательно поможет в дальнейшем. Он итальянец. Крикливый, шебутной, но не обделенный духовностью. С ним можно поговорить о литературе. Он много расспрашивает о Союзе. Узнал, что я болею хоккеем, подарил два билета, сказал: это бонус за хорошую работу. Не знаю, с кем пойти. С Гошей – бессмысленно. Ему даже хоккей теперь не в радость. Знаю, что увидеть NHL это твоя мечта. Жаль, тебя нет рядом. Тогда у меня бы не было сомнений, кому отдать этот билет.

О впечатлениях расскажу. Жму лапу. Обнимаю. Алекс.

Я начал свыкаться с мыслью, что никуда не уеду. В конце концов, это зависело не от меня. От Бога, от мифического спонсора, от звезд. А потом у меня уже были деньги для того, чтобы проспонсировать отъезд самому. В очередной раз подивился рижской микроскопичности. Встретил старого знакомого. Раньше видел его чуть ли не каждую неделю. Потом мы стали ходить параллельными улицами. При встрече обнялись.

– Ты уже вернулся, Майкл?

– Так я и не уезжал.

– Да ладно! А мне сказали, что ты в Лос-Анджелесе, женился на красивой армянке, весь в бизнесе.

– Это история про Ван Дамма. Тебя обманули.

– А когда собираешься?

– Никогда.

Правда иногда односложна. Длинный правдивый ответ может быть только в кабинете следователя. В повседневной жизни истина не любит, когда ее растягивают. Она, в отличие от лжи, пунктуальна. Правда – свершившийся факт, ложь на факты опирается выборочно. Заниматься спиртом стало опасно. Стреляли с двух сторон. С одной – очередями стрекотала «братва», могли пальнуть из базуки. С другой – одиночными постреливали менты. В середине были спиртовики. Да и не только… Я знал одного хорошего кондитера. Царствие ему небесное. В его животе нашли больше пуль, чем изюминок в кексах, которые выпекала его контора.

Заказные убийства регистрировались чаще, чем автоугоны. В моду вошли тротиловые фейерверки. Одного бизнесмена пытались убить четыре раза. В него стреляли, его взрывали, пытались отравить и резали. Но он проявлял чудеса выдержки и жадности. За это ему дали кличку Робожлоб, по аналогии с Робокопом. В реанимации его встречали как постоянного клиента. Удивительно, что не спрашивали, как в ресторане: «Ну, что будем сегодня делать? Сердечко, печень, желудочек?..» Ливер укладывали на место, зашивали. Живот напоминал лоскут для тренировки швей. Носилки провожали добрыми улыбками и аплодисментами. Медбратья устраивали тотализатор: выживет – не выживет… Пятое покушение стало роковым. После взрыва тело напоминало мозаику Puzzle. Решили не собирать и сразу кремировали. О похоронах написали так, как не писали о погребениях генсеков. Некрологи были размером со средний рекламный блок. Город накрывали адреналиновые дожди. Мне это нравилось. Я написал Сашке.

Привет, Алекс! Похоже, я никуда не поеду. Иногда мне грустно. В детстве я мечтал попасть в Диснейленд, но катался на чешских каруселях в Луна-парке. В отрочестве хотел увидеть Голливуд, но попал на пятачок Рижской киностудии. В юности думал посмотреть на матчи NHL, но до сих пор хожу на «Динамо» (Ригу) и играю на первенство Латвии. А что я еще забыл в Америке, Сашка? Я хотел там жить, а теперь мне придется вживаться. Я не умею вживаться. Я же не кардиостимулятор.

Родители уже точно знают, что затея со Штатами – в прошлом. Но надеются на мой отъезд. Вот говорят: надо верить. Я считаю, что все же надо уметь предугадывать. Хотя бы стараться. Я верил, что мы получим «беженцев». Финал известен: лажа. Получение статуса – лотерея…

Там была красивая пара: Тимур и Лана. Полукровки. Он – наполовину азербайджанец, наполовину русский. У нее – отец армянин, мать украинка. Интеллигентные, славные ребята. Бежали из Баку после погромов. В Москве ютятся по знакомым. Им тоже дали «эмигрантов». Для них это трагедия. Я видел, как Лана плакала и говорила, что они никому не нужны. А он ее успокаивал. Хотя сам еле сдерживался. Этот статус был им НЕОБХОДИМ.

А мне? Я пытался убежать от самого себя. От своего разгильдяйства, пьянства, б***ства. Семья ладно. Но все равно мы не заслуживали этого статуса. У нас – дом, работа, друзья. А у них – ничего. У них знакомые, которые их терпят, и случайные заработки. Богаты только любовью. Хотя это, наверное, самое большое богатство. В общем, не знаю. Но все, что ни делается…

В Риге бурлит криминальная жизнь. Другой за ней просто не видно. Я не знаю, как было в тридцатых на улицах Чикаго, но, думаю, поспокойнее. Термин «враждующие группировки» стал чем-то вроде словосочетания «соперники по чемпионату». Но у них игра строго на пожизненное выбывание. Правда, в самую высшую лигу – в Поднебесную.

Жених-бандит не идет в сравнение с принцем Уэльским. Галка Веремеева