Максим Горький - Егор Булычов и другие

Ш у р а. Нет, вы... замечательный! А может быть, вы - хитрый, да? Вы играете на правду? Чтобы околпачить меня?

Т я т и н. Это мне - не по силам. Вы - умная, злая, озорная, совсем как ваш отец; по совести говоря - я вас боюсь. И рыжая вы, как Егор Васильевич. Вроде пожарного факела.

Ш у р а. Тятин, вы - молодец! Или - страшная хитрюга...

Т я т и н. И лицо у вас - необыкновенное...

Ш у р а. Это - о лице - для смягчения удара? Нет, вы хитрый!

Т я т и н. Думайте как хотите. По-моему, вы обязательно сделаете что-нибудь... преступное! А я привык жить кверху лапками - знаете, как виноватые кутята...

Ш у р а. В чём виноватые?

Т я т и н. Не знаю. В том, что кутята, и - зубов нет, укусить не могут.

А н т о н и н а (входит). Дурак Алёшка страшно больно дёрнул меня за ухо. И деньги отобрал, как жулик! Знаешь, он сопьётся, это - наверное! Мы с ним такие никчемушные, купеческие дети. Тебе - смешно?

Ш у р а. Тоня, - забудь всё плохое, что я тебе говорила о нём!

А н т о н и н а. О Тятине? А - что ты говорила? Я не помню.

Ш у р а. Ну, что он свататься хочет ко мне.

А н т о н и н а. Почему это плохо?

Ш у р а. Из-за денег.

А н т о н и н а. Ах, да! Ну, это - свинство, Тятин!

Ш у р а. Жаль, не слышала ты, как он отвечал на мои вопросные слова.

А н т о н и н а. Варумные слова (warum (нем.) - почему? - Ред.). Помнишь "Варум" Шуберта?

Т я т и н. Разве Шуберта?

А н т о н и н а. Варум очень похоже на птицу марабу, такая мрачная птица... в Африке.

Ш у р а. Что ты сочиняешь?

А н т о н и н а. Я всё больше люблю страшное. Когда страшно, то уже не скучно. Полюбила сидеть в темноте и ждать, что приползёт огромный змей...

Т я т и н (усмехаясь). Это - который был в раю?

А н т о н и н а. Нет, страшнее.

Ш у р а. Ты - занятная. Всегда выдумываешь что-нибудь новое, а все говорят одно и то же: война - Распутин - царица - немцы, война революция...

А н т о н и н а. Ты будешь актрисой или монахиней.

Ш у р а. Монахиней? Ерунда!

А н т о н и н а. Это очень трудно быть монахиней, нужно играть всегда одну роль.

Ш у р а. Я хочу быть кокоткой, как Нана у Золя.

Т я т и н. Вот как вы говорите! Ф-фу!

Ш у р а. Мне - развращать хочется, мстить.

Т я т и н. Кому? За что?

Ш у р а. За то, что я - рыжая, за то, что отец болен... за всё! Вот когда начнётся революция, я развернусь! Увидишь.

А н т о н и н а. Ты веришь, что будет революция?

Ш у р а. Да! Да!

Т я т и н. Революция - будет.

Г л а ф и р а. Шура, приехала мать Мелания, Егор Васильевич хочет принять её здесь.

Ш у р а. Ух - тётка! Бежим ко мне, дети! Тятин, - вы очень уважаете вашего брата?

Т я т и н. Он мне - двоюродный.

Ш у р а. Это не ответ.

Т я т и н. Кажется - родственники вообще мало уважают друг друга.

Ш у р а. Вот это - ответ!

А н т о н и н а. Бросьте говорить о скучном.

Ш у р а. Вы очень смешной, Тятин!

Т я т и н. Ну, что ж делать?

Ш у р а. И одеваетесь вы смешно.

(Ушли. Глафира отпирает дверь, скрытую драпировкой. В дверях, куда ушла молодёжь, - Булычов. Медленно и важно входит игуменья Meлания, с посохом в руке. Глафира стоит, наклоня голову, придерживая драпировку.)

М е л а н и я. Ты всё ещё здесь трёшься, блудодейка? Не выгнали тебя? Ну, скоро выгонят.

Б у л ы ч о в. Ты тогда в монахини возьми её, у неё - деньги есть.

М е л а н и я. А-а, ты - здесь? Ой, Егор, как тебя перевернуло, помилуй бог!

Б у л ы ч о в. Глаха, закрой двери да скажи, чтоб сюда не лезли. Садись... преподобная! Об каких делах поговорим?

М е л а н и я. Не помогают доктора-то? Видишь: господь терпит день, терпит год и век...

Б у л ы ч о в. О господе - после, давай сначала о деле. Я знаю, о деньгах твоих говорить приехала.

М е л а н и я. Деньги не мои, а - обители.

Б у л ы ч о в. Ну - всё едино: обители, обидели, грабители. Тебя чем деньги беспокоят? Боишься - умру - пропадут?

М е л а н и я. Пропасть они - не могут, а не хочу, чтоб в чужие руки попали.

Б у л ы ч о в. Так, вынуть хочешь из дела? Мне - всё равно - вынимай. Но - гляди - проиграешь! Теперь рубли плодятся, как воши на солдатах. А я не так болен, чтобы умереть...

М е л а н и я. Не ведаем ни дня, ни часа, егда приидет смерть. Завещание-то духовное-то написал?

Б у л ы ч о в. Нет!

М е л а н и я. Пора. Напиши! Вдруг - позовёт господь...

Б у л ы ч о в. А зачем я ему?

М е л а н и я. Дерзости свои - оставь! Ты - знаешь, слушать их я не люблю, да и сан мой...

Б у л ы ч о в. А ты - полно, Малаша! Мы друг друга знаем и на глаз и на ощупь. Деньги можешь взять, у Булычова их - много!

М е л а н и я. Вынимать капитал из дела я не желаю, а векселя хочу переписать на Аксинью, вот и - предупреждаю.

Б у л ы ч о в. Так. Ну, это - твоё дело! Однако в случае моей смерти Звонцов Аксинью облапошит. Варвара ему в этом поможет...

М е л а н и я. Вот как ты заговорил? По-новому будто? Злости не слышно.

Б у л ы ч о в. Я злюсь в другую сторону. Вот, давай-ко, поговорим теперь о боге-то, о господе, о душе.

Смолоду много бито, граблено,

Под старость надобно душ`а спасать...

М е л а н и я. Ну... что ж, говори!

Б у л ы ч о в. Ты вот богу служишь днём и ночью, как, примерно, Глафира - мне.

М е л а н и я. Не богохуль! С ума сошёл? Глафира-то как тебе по ночам служит?

Б у л ы ч о в. Рассказать?

М е л а н и я. Не богохуль, говорю! Опомнись!

Б у л ы ч о в. Не рычи! Я же просто говорю, не казёнными молитвами, а человечьими словами. Вот - Глафире ты сказала: скоро её выгонят. Стало быть, веришь: скоро умру. Это - зачем же? Васька Достигаев на девять лет старше меня и намного жуликоватее, а здоров и будет жить. Жена у него первый сорт. Конечно, я - грешник, людей обижал и вообще... всячески грешник. Ну - все друг друга обижают, иначе нельзя, такая жизнь.

М е л а н и я. Ты не предо мной, не пред людьми кайся, а пред богом! Люди - не простят, а бог - милостив. Сам знаешь: разбойники, в старину, как грешили, а воздадут богу богово и - спасены!

Б у л ы ч о в. Ну да, ежели украл да на церковь дал, так ты не вор, а - праведник.

М е л а н и я. Его-ор! Кощунствуешь, слушать не буду! Ты - не глуп, должен понять: господь не допустит - дьявол не соблазнит.

Б у л ы ч о в. Ну - спасибо!

М е л а н и я. Это что ещё?

Б у л ы ч о в. Успокоила. Выходит, что господь вполне свободно допускает дьявола соблазнять нас, - значит, он в грешных делах дьяволу и мне компаньон...

М е л а н и я (встала). Слова эти... слова твои такие, что ежели владыке Никандру сказать про них...

Б у л ы ч о в. А - в чём я ошибся?

М е л а н и я. Еретик! Подумай - что лезет тебе в нездоровую-то башку? Ведь - понимаешь, ежели бог допустил дьявола соблазнить тебя - значит, бог от тебя отрёкся.

Б у л ы ч о в. Отрёкся - а? За что? За то, что я деньги любил, баб люблю, на сестре твоей, дуре, из-за денег женился, любовником твоим был, за это отрёкся? Эх ты... ворона полоротая! Каркаешь, а - без смысла!

М е л а н и я (ошалела). Да что ты, Егор? Обезумел ты? Господи помилуй...

Б у л ы ч о в. Молишься день, ночь под колоколами а - кому молишься, сама того не знаешь.

М е л а н и я. Егор! В пропасть летишь! В пасть адову... В такие дни... Всё разрушается, трон царёв качают злые силы... антихристово время... может - Страшный суд близок...

Б у л ы ч о в. Вспомнила! Страшный суд... Второе пришествие... Эх, ворона! Влетела, накаркала! Ступай, поезжай в свою берлогу с девчонками, с клирошанками лизаться! А вместо денег - вот что получишь от меня - на! (Показывает кукиш.)

М е л а н и я (поражена, почти упала в кресло). Ох, негодяй...

Б у л ы ч о в. Глафира - блудодейка? А - ты? Ты кто?

М е л а н и я. Врёшь... Врёшь... (Вскочила). Мошенник! Издохнешь скоро! Червь!

Б у л ы ч о в. Прочь! Уходи от греха...

М е л а н и я. Змей... Дьявол...

Б у л ы ч о в (один, рычит, потирает правый бок, кричит). Глафира! Эй...

К с е н и я. Что ты? А Меланья-то где?

Б у л ы ч о в. Улетела.

К с е н и я. Неужто опять поссорились?

Б у л ы ч о в. Ты надолго уселась тут?

К с е н и я. Дай же ты мне, Егор, слово сказать! Ты совсем уж перестал говорить со мной, будто я мебель какая! Ну, что ты как смотришь?

Б у л ы ч о в. Валяй, валяй, говори!

К с е н и я. Что же это началось у нас? Светопреставление какое-то! Зятёк у себя, наверху, трактир устроил, с утра до ночи люди толкутся, заседают чего-то; вчера семь бутылок красного выпили да водки сколько... Дворник Измаил жалуется - полиция одолела его, всё спрашивает: кто к нам ходит? А они там всё про царя да министров. И каждый день - трактир. Ты что голову повесил?

Б у л ы ч о в. Валяй, валяй, сыпь! Молодой, я - любил в трактире с музыкой сидеть.

К с е н и я. Малаша-то зачем приезжала?

Б у л ы ч о в. Врать, Аксинья, ты - не можешь! Глупа для этого.

К с е н и я. Чего же это я соврала, где?

Б у л ы ч о в. Здесь Маланья приехала по уговору с тобой о деньгах говорить.

К с е н и я. Когда же это я уговаривалась с ней, что ты?

Б у л ы ч о в. Ну - ладно! Заткни рот...

(Оживлённо входят Достигаев, Звонцов, Павлин.)

Д о с т и г а е в. Егор, послушай-ко, что отец Павлин из Москвы привёз...

К с е н и я. Ты бы лёг, Егор!

Б у л ы ч о в. Ну, слушаю... отец!